Напротив, пытка его усилилась: пара, за которой он ревниво наблюдал, вышла рука об руку через оранжерею в парк.
Ничего необычного в этом не было. Вечер теплый, и двери гостиной и оранжерии распахнули настежь. Они лишь последовали обычаю. То же самое сделали еще несколько пар.
Что бы ни говорили об английской аристократии, она еще не достигла такого пункта разложения, чтобы строить безосновательные подозрения. Аристократы все еще придерживаются одного из самых благородных своих национальных высказываний: «Honi soit qui mal y pense (Высказывание, приписываемое английскому королю 14 века Эдуарду Третьему и произнесенное на старофранцузском, означает: «Пусть настигнет зло того, кто думает зло». – Прим. перев.)».
Конечно, англичанам грозит опасность забыть о нем – под зловещим французским влиянием, которое испытывается и по эту сторону пролива, а теперь протянулось до самых краев земли – перешло даже через Атлантику.
Но оно еще не забыто; и гость, допущенный в дом английского джентльмена, пусть даже незнакомый остальным, не считается заранее авантюристом. То, что гость вышел из дома с молодой леди, даже в беззвездную ночь, еще не считается неприличным – тем более не способным вызвать скандал.
Пробираясь в густых зарослях, окружающих особняк, гость сэра Джорджа Вернона об руку с его дочерью не думал о скандале. Не думал и тогда, когда они остановились под гигантским гималайским кедром, чьи вечнозеленые листья простираются над тщательно подстриженным газоном.
На небе не было ни луны, ни звезд; никакого освещения, кроме того, что тускло пробивалось в окна оранжереи.
Они одни – так им кажется, – их не могут увидеть и услышать, словно они в сердце первобытного леса или в центре необитаемой пустыни.
Может быть, это ощущение безопасности определило тон их разговора. Он велся с ранее неслыханной между ними свободой.
– Вы много путешествовали? – спросила девушка, когда они остановились под кедром.
– Не больше вас, мисс Вернон. Если не ошибаюсь, вы сами много времени провели в путешествиях.
– Я? О, нет! Я была только на островах Вест-Индии, где папа был губернатором. Потом побывала в Нью-Йорке на пути домой. С тех пор ездила по столицам Европы. Вот и все.
– Очень солидный маршрут для человека вашего возраста.
– Но вы бывали во многих чужих странах и видели много необычного – бывали в опасностях, как мне рассказывали.
– Кто рассказывал?
– Я об этом читала. Я не так мала, чтобы мне не разрешали читать газеты. Там писали о вас и ваших делах. Даже если бы мы никогда не встретились, я бы знала ваше имя.
И если бы они не встретились, Мейнард не испытал бы такого счастья, как в тот момент. Такова была его мысль.
– Мои дела, как вы их называете, мисс Вернон, были обычными происшествиями; они всегда случаются с теми, кто бывает в странах, которые еще находятся в естественном состоянии и где человеческие страсти не знают ограничений цивилизованной жизни. Такова страна, которая расположена в центре Американского континента. Ее называют прерии.
– О! Прерии! Огромные зеленые луга и поля цветов! Как я хотела бы побывать там!
– Для вас это было бы не вполне безопасно.
– Я знаю: вы ведь там встретились с такими опасностями. Как хорошо вы их описали в своей книге! Эта часть мне особенно понравилась. Читать очень интересно.
– Но не всю книгу?
– Она вся интересная. Но отдельные части…
– Вам не понравились, – сказал автор, приходя на помощь нерешительному критику. – Могу ли я спросить, какие именно части вызвали ваше неудовольствие?
Девушка замолчала, как будто вопрос ее смутил.
– Ну, что ж, – сказала она наконец, найдя тему, о которой могла говорить. – Мне не понравилось, как белые воюют с бедными индейцами, чтобы снять с них скальпы и получить за них деньги. Мне это кажется такой жестокостью. Может, не все такие рассказы правда? Могу я на это надеяться?
Необычный вопрос, задаваемый автору, и Мейнард так и подумал. Он отметил также, что и тон девушки тоже странный.
– Не думаю, – был его ответ. – Конечно, книга написана как роман, хотя некоторые описанные в ней сцены – подлинные происшествия. С сожалением должен сказать, что это именно те сцены, которые вас огорчили. Многое можно сказать в оправдание предводителя кровавой экспедиции, описанной в книге. Он сам жестоко пострадал от рук дикарей. Им двигало не стремление к наживе и даже не месть. Вернув себе дочь, он прекратил воевать с индейцами, а ведь они так долго держали ее в плену.
– А эта его вторая дочь – Зоя? Та самая, что влюбилась. Она такая молодая. Гораздо моложе меня. Скажите, сэр, это тоже правда?
Почему задан этот вопрос? И откуда дрожь в голосе, свидетельствующая не просто о любопытстве?
Мейнард, в свою очередь, смутился и не знал, что сказать в ответ. Думая о смысле ее вопроса, он испытывал радость.
Он подумал о признании и исповеди.
Но настало ли для этого время?
«Нет», – решил он, продолжая скрывать свои чувства.
– Авторам романов, – наконец ответил он, – дано право создавать воображаемые характеры. Иначе они не были бы авторами романов. Хотя эти характеры часто имеют реальные прототипы– не обязательно те, кто фигурирует в описанных сценах, но кто в свое время произвел впечатление на автора.
– И Зоя – один из таких характеров?
Печальная нотка в ее голосе. Как сладко она звучит в ушах того, кого спрашивают.
– Была и есть.
– Она жива?
– Да!
– Конечно. Как я могла подумать иначе? И она должна быть молодой?
– Ей пятнадцать лет – почти точно до одного дня.
– Правда? Какое странное совпадение! Вы ведь знаете, сколько мне лет?
– Мисс Вернон, в книге много совпадений – гораздо более странных.
– Правда! Я сама об этом думала. Разве могла я не думать?
– Конечно, нет, – особенно после такого счастливого дня рождения.
– Да, он был счастливый. Но потом я не была так счастлива.
– Надеюсь, не чтение моей книги вас опечалило? Если так, я сожалею, что написал ее.
– Спасибо! – ответила девушка. – Вы очень добры, говоря так.
После этих слов она стала молчаливой и задумчивой.
– Но вы говорите, что не все там правда? – продолжала она после паузы. – А какая часть? Вы сказали, что Зоя существует в действительности?
– Так и есть. Может, она единственная в книге соответствует реальности. Я отвечаю за верность ее портрета. Она всегда была в моей душе, когда я ее описывал.
– О! – воскликнула его спутница, подавив вздох. – Так и должно быть. Я уверена в этом! Иначе как вы могли бы так верно описать ее чувства? Я была в ее возрасте и знаю это!
Мейнард слушал с радостью. Никогда в ушах автора не звучала музыка слаще.
Дочь баронета как будто спохватилась. Подействовала либо гордость своим положением, либо сильный инстинкт любви, которая не теряет надежду.
– Зоя, – сказала она. – Красивое имя – и очень необычное! Не имею права вас спрашивать, но не могу сдержать любопытство. Это ее подлинное имя?
– Нет. И только вы во всем мире имеете право знать, каково оно.
– Я? Почему?
– Потому что это вы ! – ответил он, не в силах больше скрывать правду. – Вы! Да, Зоя из моего романа – портрет прекрасной девочки, которую я встретил на пароходе линии «кунард». С тех пор она подросла и стала еще привлекательней. И тот, кто ее увидел, постоянно думал о ней; им овладела страсть, которая искала возможности быть выраженной в словах. Искала и нашла. В результате возникла Зоя – портрет Бланш Вернон, написанная тем, кто любит ее и готов отдать за нее жизнь!
Услышав эту страстную речь, дочь баронета задрожала. Но не от страха. Напротив, в сердце ее вспыхнула радость.
Сердце это было слишком молодо и невинно, чтобы стыдиться своих чувств. В последовавших быстрых вопросах не было и попытки что-то скрыть.
– Капитан Мейнард, это правда? Или вы так говорите, чтобы польстить мне?
– Правда! – ответил он тем же страстным тоном. – Это правда! С того часа, как я впервые вас увидел, вы всегда были в моих мыслях. Возможно, это глупость – безумие, но я не могу перестать думать о вас.
