Чосер не знал, насколько далеко разошлось известие о связи Катерины и Джона. При дворе, конечно, шептались. Достигли ли слухи монастыря Бермондси? Считали ли здесь нужным ублажать Чосера потому, что он был шурином любовницы Гонта? Или же Ричард Дантон приписывал его «влияние» репутации придворного поэта? Как бы то ни было, подобная репутация открывает перед ним кое-какие двери.
А Джеффри Чосер сейчас как раз и открывал дверь. Проскользнув в нее, он взглянул на крутые ступеньки, сбегающие в темноту. Должно быть, то самое место: кладовая под помещением келаря. Сюда послали на работу Джона и Саймона Мортона — перед тем как один заболел, а другой безвременно скончался.
Он дождался следующего призыва к молитве (жизнь монастыря шла своим чередом), прежде чем обыскать место, описанное Эндрю. У него, можно сказать, имелся свободный пропуск, однако Джеффри предпочитал заниматься поисками без лишних глаз. У него была особая причина спускаться в сей подземный сумрак: намеки, оброненные матушкой Мортон и каменщиком Эндрю, да еще разговор с келарем Майклом.
Монах, носивший имя Майкл, был в обители заметной персоной, ответственной не только за провизию и топливо, но и за все хозяйство обители. Келарь должен отличаться большими способностями и, желательно, благочестием, поскольку его обязанности требуют частых отлучек и, стало быть, он меньше времени уделяет исполнению духовного долга. Он то и дело выходит в мир, ведет дела с поставщиками и возчиками. Чосер еще накануне за ужином обратил на келаря внимание. Брат Майкл точно отвечал традиционному, чуть карикатурному образу монаха. Обильный телом, круглолицый весельчак. Он напомнил Чосеру хозяина таверны из Саутуорка — того звали Гарри Бейли, и под открытой улыбкой он скрывал острый и проницательный ум.
Утром, после того, как тело Адама нашли на кладбище, брат Майкл — несомненно, по распоряжению своего настоятеля — отыскал Чосера. Просто удивительно, размышлял Чосер, какие чудеса творят знакомства при дворе — или родство с любовницей принца. Все так и рвутся помочь.
— По словам настоятеля, ты, мастер Чосер, интересуешься Адамом. Я не так уж много знаю, но что знаю, расскажу. Не откажи пройти со мной.
Они вошли в дом келаря на западной стороне галереи, и брат Майкл проводил Джеффри наверх, в лучшую комнату. К своему удивлению, Джеффри увидел там мирянина, сторожившего наружные ворота — того, что дразнил простачка Уилла. Он топтался поблизости от стола, заваленного бумагами, и, кажется, готов был заговорить с келарем, когда заметил входящего следом Чосера. Брат Майкл, не скрывая недовольства, спросил:
— Что ты здесь делаешь, Осберт?
— Думал, обронил кое-что, когда был здесь в прошлый раз, да, видно, ошибся, мастер.
Пряча глаза, он протиснулся мимо брата Майкла и покинул комнату.
— Наглец, — заметил монах.
Затем, не спрашивая, желает ли гость выпить, он налил в кубок красного вина и подал Чосеру, жестом пригласив его располагаться на стуле. Налив и себе кубок, он плюхнулся напротив. На подоконнике Чосер заметил черного кота — быть может, того самого, которого он раньше видел во дворе. Он ждал. Ему было интересно, с чего начнет брат Майкл.
— Конечно, я взял его только из милости, — были первые слова келаря. — Он сказал, что работал в одной из наших обителей, в аббатстве Святого Панкратия в Льюисе. Сказал, что руку ему размозжило упавшей плитой.
— «Он сказал» — говоришь ты, — перебил Джеффри. — Звучит так, будто ты ему не поверил.
Брат Майкл пожал плечами, пролив при этом немного вина и, кажется, не заметив этого. Вино, как и кровь, не заметно на черном облачении.
— Мастер Чосер, я не так хорошо, как ты, знаю свет. Если мне кто-то что-то говорит, я склонен верить. Если ко мне приходит человек, которому отчаянно нужна работа, и рассказывает, что покалечился, трудясь на наш орден в другой обители, я просто обязан устроить его. Он уже однажды обращался ко мне, но я тогда отказал, потому что, по правде сказать, он мне не глянулся. Но он пришел второй раз, а у нас как раз заболел рабочий, вот я его и взял.
— Разве обитель в Льюисе не обязана была о нем позаботиться, брат Майкл? И как попал покойный в Бермондси?
— Не знаю, мастер Джеффри, если позволишь так тебя называть. Он намекал, что не ужился с кем-то в обители Святого Панкратия, и в свете того, что случилось здесь, я считаю это вполне вероятным. А что привело его в монастырь… ну, многие идут туда, куда ноги ведут, а ноги привели его в Бермондси. Выпьете еще?
Чосер покачал головой. Келарь налил себе еще вина. Его крупные пальцы были унизаны кольцами. Джеффри вспомнилось кольцо, лежащее у него в кармане — то, которое передал ему простак Уилл вместе с историей о костях. Почему-то рассказ брата Майкла показался ему не слишком убедительным. Что его смущало, заверение ли монаха в том, что он «не от мира сего» — верный признак прямо противоположного в глазах Чосера — или излишняя готовность, с которой тот выложил свою историю?.. Он и сам не знал.
— Видишь ли, нам нужен был человек. Один из каменщиков — Саймон, что ли? — заболел. И, кажется, болеет до сих пор.
— Как я понял, Саймон Мортон заболел после того, как работал с братом в погребе, — вставил Джеффри.
И с удовлетворением отметил, как изменилось при его словах лицо брата Майкла. Широкое улыбчивое лицо словно замкнулось. Чосеру снова вспомнился хозяин таверны из Саутуорка — так замыкалось лицо Гарри Бейли, когда кто-то не хотел платить по счету. Чтобы скрыть перемену, брат Майкл поднес к полным губам кубок. Когда же опустил его снова, лицо уже стало прежним.
— Верно. Он заболел лихорадкой после того, как поработал в погребе. Впрочем, «Post hoc sed non propter hoc».[15] Ты меня понимаешь?
— Ты хочешь сказать, что болезнь Саймона — случайность и не связана с его работой в погребе. Да, я понял. Кстати, чем они с братом там занимались?
— Поправляли кладку. Они ведь каменщики, мастер Джеффри. Это их работа.
— Я слышал, об этом месте много рассказывают.
— Здание заложено в старину и стоит на людских костях. Во всем монастыре не найдешь уголка, о котором бы не рассказывали историй. Погреб этот ничем не примечателен, совершенно ничем. Ты хочешь узнать что-то еще? У меня куча дел.
Брат Майкл махнул рукой в сторону стола, заваленного бумагами и пергаментами. За время их разговора черный кот перебрался с подоконника на бумаги. Заметив его, монах поцокал языком, но не стал прогонять. Чосер готов был поставить солидный заклад на то, что келарь не так уж озабочен делами. Кот и дальше будет спокойно служить пресс-папье. Однако он понял намек, встал и поблагодарил монаха за потраченное время.
Выйдя на воздух, он задумался, что дал ему этот разговор. Правда, в нем чувствовались подводные течения, но единственной нитью в расследовании оставалось пока кольцо, лежавшее у него в кармане и, возможно, найденное в погребе. А потому он вооружился фонарем и отправился искать вход. Вход без труда обнаружился на западной стороне галереи.
Джеффри спустился по крутой лестнице. Внизу путь преграждала тяжелая дверь. Надеясь, что она окажется запертой и заставит его прекратить поиски, Чосер тронул железную ручку. Но дверь не была заперта и легко, беззвучно подалась под рукой. Он подскочил, почувствовав, как что-то тихонько коснулось ноги. Но это был всего лишь кот — большой черный кот, валявшийся недавно сначала на подоконнике, а затем на бумагах брата Майкла. Теперь его потянуло в склеп вместе с Джеффри. Добро пожаловать, подумал тот. О вкусах не спорят, тем более о кошачьих.
Высоко подняв фонарь, Джеффри в его тусклом свете осмотрел продолговатое прямоугольное помещение. У одной стены были свалены старые мешки и деревяшки, а в другой прорублены ниши, в которые мог бы поместиться человек. Теперь здесь, как видно, ничего не хранили, возможно, из-за сырости. Не стоило оставаться здесь надолго. Воздух был гнилой, от такого недолго и в постель слечь. Джеффри Чосеру было не по себе. Оттого ли, что он пришел сюда без спросу, хотя настоятель и позволил ему ходить, где вздумается? Не только, решил он. Будто какой-то груз лег ему на плечи. Неудивительно, что каменщики не рвались здесь работать.
И все-таки, раз уж пришел, надо как следует поискать… Только вот неизвестно что. Осматривая стены при свете фонаря, Джеффри, кажется, нашел место, над которым трудились братья Мортоны. Почти все ниши в стене были затянуты паутиной, и только две оказались чистыми. Известка в них выглядела свежее, а на земле валялась каменная крошка. Он задумался, к чему затевалась починка, если здесь все равно ничего не хранят, и нашел ответ: из опасения, что сквозь пролом прорвутся грунтовые воды и сделают помещение вовсе непригодным в будущем.
Он прошел по длине камеры под тяжелыми сводами. Кот сначала прогуливался вместе с ним, потом, наскучив, нашел себе какое-то занятие в темном углу.
