— Скоро, мама?
— Скоро, скоро! Сейчас пойду простынку поглажу. Она пригодится нам…
— Мы будем на зеркало? Как Лена Ловыгина? — не унимается Ленька, опять лезет к матери. Он занялся сейчас разговорами, чтобы страх отогнать.
— Перестань, сынок, неуж не дождешься. И не брякай мне под руку.
За окнами стало уже сине, потом потемнело. Мать расстелила по столу чистую белую скатерть, на самый конец стола положила ребром высокое зеркало, посреди скатерти поставила стакан с прозрачной водой, колодешной, а в воду опустила золотое кольцо. Зажгла свечку, подвинула к зеркалу. Пока она колдовала у стола, перебирала руками, Ленька даже дышать перестал. Было тоскливо и боязно. Наступил глухой полуночный час. Потом стало еще страшнее, тревожнее. И вот мать стакан высоко подняла и стала смотреть сквозь стекло на зеркало. Губы что-то шептали и дергались. И вдруг воскликнула:
— Вижу, сынок, вижу! Какой-то человек там стоит, худой да высокий.
— Где, мама, кто? — Ленька напугался и стал озираться. Лицо у матери бледное, точно берестяное, а пламя свечки трепыхалось голубовато, обиженно, словно кто-то бы раздувал его. Потом мать предложила:
— Посмотри, сынок, сам! Посмотри! — Она подала ему стакан с золотым кольцом. Он взял стакан осторожно, подавленно, точно бы не стакан это, а змея или ящерица. И сразу начал смотреть сквозь стекло прямо на зеркало, как это сделала мать. Он смотрел, а мать дышала тяжело, запаленно, как будто в теле у ней стояла болезнь.
— Видишь, Леня? Ты не молчи…
Но он молчал, продолжал смотреть.
— Видишь, Леня? Я не могу…
И тогда он ответил, чтобы отвязаться от матери:
— Вижу, вижу, там человек стоит.
И мать сразу облегченно вздохнула:
— Ну, слава богу. Вот и нашли с тобой вора. Только лица я не разобрала…
Но Ленька не подговорился. Ему было совестно. Потому что никакого человека он не увидел. А сказал про него так, невзначай, чтоб угодить сейчас матери. Сказал, а легче ему не стало. Даже, наоборот, пришел такой стыд, будто б сам гусей украл, а потом отрубил им головы. Ленька на мать посмотрел, но она молчала. И тогда он вышел на улицу. В небе было столько звезд, что Ленька зажмурился. Одни звезды были большие и точно бы шевелились, а другие были маленькие, желтые, и так же мигали, как та свеча перед зеркалом. От звезд шел длинный, тягучий свет, и этот свет усыплял. У Леньки стали закрываться глаза, но в это время заскрипело крыльцо.
— Где ты, сынок? Я тебя потеряла.
— Мама, я здесь.
— Вот и ладно, вот и хорошо. Только никому не рассказывай, что мы гадали на зеркало.
— Не буду, не буду. — Ленька опять поднял голову. Звезды теперь были ближе, и свет от них шел прямо в глаза.
— Мама, они шевелятся.
— А как же! Они живые, и мы живые… А ночь-то какая! Запоминай…
И Ленька надолго запомнил ту теплую ночь. Да и зеркало не соврало — скоро на станции появился новый человек. Он был худой и высокий, как будто прямо вышагнул из того зеркала. Видно, бывают всякие совпадения. Видно, не зря так переживала мать в ту недавнюю ночь. А незнакомец сразу всех покорил.
Он сошел вечером с московского поезда и долго пил из колодца воду — ковш за ковшом. А потом подмигнул собравшимся вокруг пацанам, и глаза у него оказались синие, добрые, такие всегда выручат и помогут в беде. Потом отложил ковшик и посмотрел долгим взглядом в степь:
— Красота-то, ребятки! Поди, Ермак хаживал по вашим местам?
Незнакомец был молодой и веселый и чем-то даже походил на Леньку с лица.
— Ну, кто тут у вас самый старший?
Но ребятишки молчали, не зная, что ответить приезжему. А он опять подмигнул им и шагнул в сторону домиков.
Поселился приезжий у Ленькиной матери, потому что нашлась там свободная комната. Звали его дядей Колей, родители у него были в Москве. Ленька смотрел на него с завистью — ведь человек родился в самой Москве!
На следующий день он повел своего квартиранта в степь. Стояло утро, а над степью уже плыл густой зной. Они сняли рубашки, чтоб загореть, и ветерок ласкал открытую грудь.
— Значит, хочется на тепловоз? — дядя Коля посмотрел на него в упор и потрепал по плечу.
— Хочу! Папка тоже на железной дороге работал.
— Ну и хорошо, что выбрал дорогу. По отцовской тропке-то легче… А я, брат, простой почвовед. Изучаю, из чего состоит земля.
— Дядя Коля, а зачем это вам?
— Скоро газопровод здесь поведем. Вот и надо проверить землю, чтоб строить как полагается.
— А я Гальку спас прошлый год!
— Как же тебе удалось?
— Захворала она, а врачиха наша в соседнем селе. Я и побежал за ней. А уже октябрь, холода…
— Ну и что же, что холода?
— А я возле села переплыл реку!
— Разве не было там моста?
— Был. Но зачем по нему?
— Ясно, ясно… Значит, в герои полез?
Ленька нахмурился, но промолчал.
— Ты почему серьезный такой?
Ленька улыбнулся в ответ и вдруг сказал:
— Дядя Коля, у нас гусей недавно украли.
— Это плохо. Не понимаю такое…
— Конечно, плохо, — согласился Ленька. — А мы вора видели в зеркале!
— В каком зеркале?! — удивился дядя Коля и посмотрел Леньке прямо в глаза.
— А мама ворожила на зеркало.
— Ну и ну! Чудеса прямо, черная магия… Но скоро, Ленька, сюда другие придут чудеса. Вот газопровод, а рядом город построим…
— А какой будет город?
— Он будет белый-белый, как пароход. И поплывет он по степи, и ничем его не удержишь…
Ленька молчит, о чем-то задумался. А над степью звенит тишина. Свернулся под солнцем ковыль. Дядя Коля теперь часто останавливается и что-то подолгу пишет в красном блокнотике. А Ленька притих.
— Ты что повесил голову, Леонид, как тебя?..
— Александрович! — ответил Ленька и улыбнулся.
— Завтра, Леонид Александрович, веди меня в Волчье болото. Ты, говорят, знаешь там каждую тропку.
— Знаю, знаю! — покраснел Ленька от гордости и задышал часто, как будто бежал бегом. А дядя Коля уже смотрел в небо и покачивал головой:
— Давай-ка, Ленька, обратно. Через час будет дождь, может, раньше.
Ленька тоже поднял глаза. Он увидел, как с запада идет, приближается темное облачко. Оно шло быстро, будто кто-то подталкивал. И вот уж превратилось облачко в тучу, и с неба скатилась первая капля. Потом ударил в лицо порыв ветра, и они повернули обратно…
Дома было хорошо, в окно постукивал дождичек, а дядя Коля сидел на стуле, опять что-то записывал. А Ленька прилег на диван и нечаянно задремал. Дождь тихонько шуршал и постукивал. И вот уж кажется Леньке и представляется, что он едет на поезде, а рядом-рядом — плечо в плечо с ним — отец. Он перебирает Ленькины волосы своей доброй и сильной рукой. А поезд мчит их без остановки, и ветер бьет прямо в лицо. Но ничего сегодня Леньке не страшно, потому что рядом стоит отец. И вот впереди — вспышка, молния, а потом — белый ослепительный свет. И он ослепил Леньку и заставил проснуться. И тот открыл глаза и сразу зажмурился: солнце заглядывало прямо в окна, на улице нет и в помине дождя. Дядя Коля уже увязывал большой зеленый рюкзак, а мать тоже стояла возле дивана:
— Ох, сынок, ты удивил! Как уснул вчера в девять вечера, так и проспал до семи утра. Я сколько раз к тебе подходила. Наклонюсь — здышит вроде, значит, живой.
— Пусть поспит, пока молодой да безгрешный, — засмеялся дядя Коля, но мать его перебила:
— Ой, Николай, ты не смейся над нами. Да каки же у Леньки грехи? Ему и курицу у нас не зарезать…
— А зачем их резать-то? Куриц надо разводить. А вы гусей, говорят, разводите? — и опять смеется дядя Коля, а мать неожиданно мрачнеет:
— Рассказал уж, значит, про наше горе…
— Ну и что у вас на зеркало выпало? Хоть бы меня ворожить научили? — и опять у дяди Коли смеются глаза. А на мать теперь прямо страшно смотреть. Лицо у ней побледнело и все сморщилось от стыда:
— Ой, Ленька, Ленька, да в кого ты такой ляпуша? Все секреты наши выболтал человеку. А ты, поди, меня, Николай, осуждать? А я ведь это так, от безделья. Порой раскинешь картошки — и быстрей время идет. Да-а…
Но в это время подошел Ленька, и мать сразу к нему:
— Николай-то уж в Волчье болото собрался. А тебя он хочет за проводника…
— А я знаю! — улыбается Ленька.
— Знаешь-то знаешь, но я, сынок, что-то побаиваюсь… Как бы чего… Вы хоть по краю только ходите. Далеко-то, Леня, не надо… Да сильно языком-то своим не болтай. А то болото-то не уважат болтунов.
— Ладно, мама, не беспокойся, — говорит весело Ленька, а сам смотрит уже на дверь.
…И вот они опять на степной дороге. Роса с травы еще не сошла, и круглые капельки переливались на солнце. От цветов тоже поднимались теплые запахи, и дядя Коля дышал в полную грудь, улыбался: ему нравился этот бескрайний простор. В Москве-то разве увидишь…
