В конечном итоге в результате передержек, недомолвок, искажений, некомпетентности, плохого знания фактического материала, всех нюансов предварительного следствия, результатов эксперимента воссоздания реалий покушения 30 августа 1918 года на заводе Михедьсона Э. Кингисеппом, заставляют Б.Орлова задать самому себе вопрос: "Как же все-таки объяснить сделанное Фанни Каплан признание, что именно она стреляла в Ленина?"
Причина тому /по Орлову/: напряженная обстановка, в которой была задержана Каплан; признание, вырванное толпой у больной истеричной женщины: покушавшаяся смотрела в глаза смерти, находилась в состоянии нервного возбуждения.
Заметим, что методы физического воздействия в ВЧК к Каплан не применялись. Наоборот, обыск производили женщины. Сопровождали надежные проверенные чекисты. Допрашивали не рядовые следователи, а известные революционеры, члены Советского правительства и даже второй человек в государстве — Председатель ВЦИК Я.М.Свердлов. Признание в покушении на Ленина никто из Каплан не выколачивал, она призналась добровольно. Её признание подтвердили свидетели, а их было на момент ареста не менее 15-й человек. Добивались от Каплан совершенно другого признания: кто руководил террористическим актом?
Сама по себе Каплан не представляла загадки для ВЧК. Загадка заключалась в другом — кто стоял за ее спиной? Кто направлял её руку? Кто вложил в неё револьвер с отравленными пулями? А что они были отравлены. — доказала медицинская экспертиза и пуля, которую извлекли при операции из тела Ленина в апреле 1922 года в Боткинской больнице г. Москвы. Каплан не отвечала ни на один из этих вопросов. Почему? Находясь на пределе человеческих возможностей, она боялась проговориться, сказать что-либо такое, что могло бы навести чекистов на след Центрального боевого отряда, на его базу в Томилине, на явочные квартиры в Москве. Затягивая допросы, она давала тем самым возможность Григорию Семенову заметать следы. Перебазировать террористов на новые явочные квартиры. главное — она проявляла истеричность не из-за того, что взяла на себя чужую вину — вину Коноплевой, а потому что промахнулась. Не убила Ленина, а только ранила, не выполнила святого дела. Не спасла эсеровского народовластия. Ставка всей ее жизни оказалась фальшивой.
На что же следует обратить особое внимание? На совпадение по времени покушений: на Урицкого — в Петрограде, на Ленина — в Москве. Канегиссер, убийца Урицкого, как и Каплан, вращался в эсеровских кругах, тесно связанных с разведками держав Антанты. Он, как и Каплан, предпочел остаться в истории террористом — одиночкой. Но если миф об одиночке — террористке Каплан развеян начисто процессом правых эсеров в 1922 году, Канегиссера такие сокрушительные разоблачения не коснулись. Но они грядут. Они — не за горами. Все тайное, рано или поздно, становится явным. Это стало аксиомой, не требующей доказательств.
В назидание потомкам Борис Савинков писал: "Не мы, русские, подняли руку на Ленина, а еврейка Каплан; не мы, русские, убили Урицкого, а еврей Канегиссер. Не следует забывать об этом…"
… Генеральная прокуратура России постановила возбудить производство по вновь открывшимся обстоятельствам дело Ф.Е.Каплан /Ройдман/. Из материалов уголовного дела N Н-200 по обвинению Каплан прокуратура, якобы, усмотрела, что следствие в 1918 году проведено ВЧК поверхностно: не назначались судебномедицинская и баллистическая экспертизы, не допрашивались свидетели и потерпевшие, не производились другие следственные действия, необходимые для полного, всестороннего и объективного расследования обстоятельств совершенного преступления.
Постановление Генеральной прокуратуры РФ — это бесплодная попытка российских радикалов и стоящих за ними международного сионизма и масонства задним числом обелить террористку Каплан, сделать её жертвой политических репрессий большевизма. Но убийца есть убийца. Покушение есть покушение, а не импровизация фанатика-одиночки. Не спонтанная прихоть неуравновешенной истерички… Не мгновенный всплеск порыва ненависти. Не проявление целомудрия и благородства. Это была акция широкого заговора контрреволюции, настойчиво и умело направляемого Западом против Октябрьской революции. Выстрелами Каплан в ее вождя реакция легализовала белый террор против Советской власти.
СВИДЕТЕЛЬСТВА ВРЕМЕНИ ПОСТАНОВЛЕНИЕ СНК О КРАСНОМ ТЕРРОРЕ
Совет Народных Комиссаров, заслушав доклад председателя Чрезвычайной комиссии по борьбе с контрреволюцией о деятельности этой комиссии, находит, что при данной ситуации обеспечение тыла путем террора является прямой необходимостью; что для усиления деятельности Всероссийской чрезвычайной комиссии и внесения в нее большей планомерности необходимо направить туда возможно большее число ответственных партийных товарищей; что необходимо обеспечить Советскую Республику от классовых врагов путем изолирования их… что подлежат расстрелу все лица, причастные к белогвардейским организациям, заговорам и мятежам; что необходимо опубликовывать имена всех расстрелянных, а а также основания применения к ним этой меры.
Народный комиссар юстиции Курский.
Народный комиссар внутрених дел Петровский.
Секретарь Фотиева.
Москва, Кремль, 5 сентября 1918 г.
ИЗ СТЕНОГРАММЫ ЗАСЕДАНИЯ ВЕРХОВНОГО РЕВОЛЮЦИОННОГО ТРИБУНАЛА
ТИМОФЕЕВ: Произошло покушение на Ленина. Мы с Гоцем читали в газетах. Фамилия Каплан мне ничего не говорила. Я только смутно вспомнил, что Каплан была каторжанкой. Сидевшие в Иркутской тюрьме как-то рассказывали о бессрочнице, почти слепой анархистке Каплан.
КРЫЛЕНКО: Ваше мнение о Каплан? Как вы ее оцениваете?
ТИМОФЕЕВ: Каплан для меня человек воли, которая с уверенностью непоколебимого революционера довела свое дело до конца, вплоть до своей смерти… Каплан старалась, оставшись, очевидно, без поддержки, всюду и везде найти себе поддержку.
КОНОПЛЕВА: Гоц дал честное слово Семенову, что террористический акт против Ленина будет признан. Такое же заверение Донской дал эсерке Каплан. Она, да и все боевики, были убеждены, что действует от имени ЦК ПСР. Каплан думала, что покушение на Ленина обеспечила себе особым договором. Она не только искала, но и нашла поддержку своих устремлений в лице высших руководителей ЦК ПСР — Гоца и Донского.
РАТНЕР ЕВГЕНИЯ: Я лично Фанни Каплан не знаю. Может быть, опишете ее наружность.
ПЯТАКОВ: Мы карточку покажем.
РАТНЕР ЕВГЕНИЯ: Мне не нужна карточка. Пусть гражданин Дашевский опишет ее наружность: брюнетка или блондинка, бледная или румяная?
ДАШЕВСКИЙ: Румяного впечатления у меня не осталось.
РАТНЕР ЕВГЕНИЯ: Полная или болезненная?
ДАШЕВСКИЙ: Не полная, может быть, болезненная.
РАТНЕР ЕВГЕПИЯ: Я имею основания подозревать, что вы путаете ее с другим лицом.
ДАШЕВСКИЙ: Нет, я ее хорошо помню. Встречал много раз, беседовал… Хотя описать наружность, черту за чертой, не берусь.
Берегите Ленина
Решение о расстреле эсерки Ф.Каплан принималось ВЦИК и ВЧК в исключительно накаленной обстановке. Повсюду проходили митинги. Трудящиеся требовали суровой расправы над контрреволюционерами. Так, члены казачьего комитета при ВЦИК писали: "Покушавшимся на жизнь вождя трудового народа, а следовательно, на весь народ и его завоевания, не может быть пощады".
Рабочие-металлисты Москвы требовали ареста всех контрреволюционных офицеров, объявления партии правых эсеров и идущих с ней вместе предателей революции вне закона, немедленного "истребления покушающихся на Советскую власть вообще и ее вождей, в частности".
В резолюции собрания железнодорожных рабочих ст. Тумская, Московско-Нижегородской ж.д. и крестьян окрестных деревень говорилось: "… На террор против наших вождей Ленина, Урицкого мы объявляем массовый террор против контрреволюционной буржуазии и ее приспешников — правых эсеров и их компании".
"Тебя ранила контрреволюция, — писали рабочие Тульского оружейного завода, — беспощадная же борьба и смерть контрреволюционерам…"
Крестьяне 1-й Лопуховской волости Камышинского уезда Саратовской губернии желали В.И.Ленину быстрейшей "поправки для окончательного подавления угнетателей трудящихся". Выражали глубокое чувство ненависти к обезумевшему врагу, дерзнувшему напасть на вождя угнетенных. "Мы с вами"- заявили они.
Вятские рабочие — печатники писали в ЦК партии, ВЦИК, Совнарком: "Берегите Ильича как мозг, как сердце, как волю рабочего класса".
Рабочие Московской парфюмерной фабрики "Ралле", выражая глубокое возмущение по поводу разбойничьего покушения на В.И.Ленина, требовали немедленного усиления красного террора. "Пробил час, — заявили они, — переходить от слов к делу".
