Наверняка есть здесь и люди, способные, как штурман Васильев, к экспедиционному исследованию глубинных районов Аляски. Жаль, конечно, что положение главного правителя не позволяет самому отправиться в новые походы по разведке незнакомых земель. Да и Лизоньку в ее положении бросать негоже. Но в интересах службы он просто обязан навестить отдаленные отделы компании — Уналашку, селение Росс в Калифорнии, редуты на материковом берегу Аляски, чтобы на местах вникнуть в тамошние проблемы и нужды.
Для начала же Врангель поставил себе задачу досконально изучить вопрос о целесообразности переноса, как предлагает главное правление в Петербурге, столицы здешних русских поселений из Ново-Архангельска на остров Кадьяк. Чистяков, ожидая, что этот вопрос вот-вот будет решен без его участия, совсем забросил новое строительство и ремонт зданий: зачем, мол, ежели все равно придется переносить? Все здесь, даже тот дом, в котором они обосновались с Лизонькой, изрядно обветшало. Требуют обновления и церковь, и бастион, защищающий городок от колошей.
С Адольфом Этолиным, по праву чувствовавшим себя в Русской Америке старожилом, встретились как добрые друзья. Он подробно доложил Врангелю о своем походе к западным берегам Аляски и в Берингов пролив.
По словам Этолина, его поразило, что даже на голых бесплодных островах в проливе он обнаружил поселения людей. Более внимательный осмотр прояснил загадку: острова служили лежбищами для несметного количества моржей, и, промышляя их, туземцы обеспечивали и собственные потребности, и имели что предложить для мены на иной товар жителям материков, как азиатского, так и американского.
У острова Св. Лаврентия бриг едва не затерли льды, принесенные с моря свежим ветром. Спасаясь от них, лавировали у берегов и так застряли на острове не менее чем на две недели.
— Но и в этом, Фердинанд Петрович, — говорил Этолин, — оказалась для нас своя выгода. Прослышали чукчи о стоянке нашего корабля и все время, пока мы были там, из Мечигменской губы и других мест навещали нас, везли пушнину, моржовую кость. И оленьим мясом побаловали. Хотел высадиться и на остров Св. Матвея, но из-за тумана, окутавшего его, как вата, не рискнул.
Заключая свои наблюдения, Этолин заметил, что по внешнему обличию, одежде и быту туземцы, населяющие острова в проливе, во всем схожи с племенами, живущими на американском берегу, и, без сомнения, родственны между собой.
— Так не пора ли, ежели выразили они желание торговать с нами, учредить в тех краях, недалеко от пролива, торговый пост? — спросил Врангель.
— Это непременно надо сделать, — с энтузиазмом подхватил Этолин. — Я и место подходящее присмотрел — в заливе Нортон.
Он склонился над разложенной на столе картой побережья Аляски и показал:
— Вот здесь, в районе острова Стюарт. Отсюда и до устья Квихпака недалече, а значит и тамошние племена, по Квихпаху живущие, будут за товарами к нам ходить.
— Мысль здравая! — одобрил Врангель.
Дождливым утром с борта небольшого двухмачтового судна, прибывшего в Ново-Архангельск из Павловской гавани на острове Кадьяк, сошел на берег худощавый среднего роста человек лет тридцати трех. Несмотря на сравнительную молодость, в его усах и тщательно подстриженной короткой бородке там и тут уже проглядывали седые волосы — знак нелегких испытаний, которые раньше положенного срока накладывает на людей жизнь. Прапорщик корпуса флотских штурманов Иван Яковлевич Васильев торопился с отчетом о своей экспедиции в глубинку Аляски к новому главному правителю барону Врангелю.
Вот уже семь лет, с тех пор, как, обогнув половину земного шара на бриге «Рюрик», он прибыл в американские колонии России, его тело, душа и мозг все надежнее пропитывались ядом дальних странствий, которому особенно подвержены люди, профессионально связавшие себя с морем. И здесь, на службе в Российско-Американской компании, он успел повидать немало: ходил к богатым каланами и котиками Командорским островам, бросал якорь у хмурых гор острова Уналашка, совершал вояжи и на юг — к благословенным Сандвичевым островам и солнечному побережью Калифорнии. Там, в порту Сан-Диего, как-то совершил поступок, который многие сочли подвигом: рискуя жизнью, вытащил из воды около десятка тонувших солдат Мексиканской Республики с потерпевшего аварию корабля. Сам же Васильев, когда товарищи поздравляли его с геройством, лишь смущенно морщился: мог ли он, видя, что людям грозит беда, поступить иначе?
В последние два года жизнь распорядилась направить пути странствий штурмана Васильева в еще не исследованные русскими края материковой Аляски. Относительная неудача прошлогоднего похода, когда достичь Кускоквима не удалось, лишь раззадорила поисковый азарт штурмана. Прежде чем отправляться весной в новый поход, он разузнал от приходивших в Александровский редут туземцев пути переноса лодок через горы, разделяющие бассейн Нушагака от бассейна Кускоквима.
Зимой на Кадьяке, в Павловской гавани, сыграл свадьбу с давно владевшей его сердцем русоголовой и ясноглазой девицей Екатериной Мордовских, дочерью тамошнего священника. Слабые протесты молодой жены не поколебали твердого намерения штурмана вновь испытать судьбу.
Первый поход по рекам и озерам Нушагакской водной системы привил штурману Васильеву убеждение, что очень важно иметь в спутниках по крайней мере одного, опытного и совершенно надежного человека, на которого можно положиться как на самого себя. И такой человек на примете был — креол Семен Иванович Лукин, ровесник Васильева, уроженец этих краев, владевший языком приморских туземцев и всеми приемами выживания человека в дикой природе, которые веками вырабатывали его предки с материнской стороны.
В конце мая, едва на реке Нушагак сошел лед, вновь отправились в путь из Александровского редута на трехлючных байдарках и купленных у туземцев с Кускоквима двух берестянках, незаменимых по своей легкости при переносах через горы.
Управляющий редутом, пятидесятилетний Федор Колмаков, родом из Тобола, заставший в Русской Америке еще барановские времена, дал им в подмогу одиннадцать проводников-кускоквимцев. А несколько их родственников, дабы обеспечить безопасность похода на случай возможных стычек с местными племенами, почел за лучше оставить при себе в редуте заложниками-аманатами до благополучного возвращения Васильева с Лукиным.
Поднимаясь по Нушагаку и затем северным его притоком, рекой Ильгаяк, в верховья, торопились, чтобы попасть на Кускоквим не позднее июля: кто ж знает, сколь времени займет обратный сплав по Кускоквиму к морю?
Проводники особой дружбы по отношению к своим спутникам не проявляли. Должно быть, обиделись, что их родичей удержали в редуте аманатами. И потому Васильев с Лукиным во время ночных привалов спать ложились поочередно, и каждый из отдыхавших клал рядом заряженный дробью пистолет. Да и места для отдыха старались выбирать на открытых для обзора полянах и чтобы не было рядом предательских кустов.
И так они поднимались по реке все выше, минуя бобровые хатки-бараборы, как называл их Лукин, и бурлящие пороги — здесь лодки с грузом поднимали на плечи и переносили берегом, — а лес, состоявший из сосны, елей и березняка, все мельчал, пока в предгорьях не выродился вовсе, и теперь берега реки опушали лишь ольховые и тальниковые кусты.
Дней пять шли разделяющим реки возвышенным тундровым плоскогорьем, и каким же облегчением было избавиться на продуваемых ветром высотах от мучившего в долинах комарья.
И вот исток новой реки, пока более похожей на малопригодный для навигации ручей, но она уже принадлежит иной водной системе, и проводники говорят, что имя ей Хохолитна и по ней выйдут на Кускоквим.
Через день пути можно перебраться в лодки. Окрестный ландшафт меняется, как в зеркальном отражении: кусты постепенно уступают место деревьям, и чем полноводней становится река, тем выше тянут они к солнцу вершины.
Впрочем, солнечные дни сменились пасмурными, проливные дожди иногда не прекращались по несколько часов, а река будто радовалась прибавлению воды, все озорнее играла на стремнинах легкими лодками, норовя кинуть их на камни.
На одном из порогов случилось непоправимое: трехлючная байдарка, на которой плыл с проводниками Васильев, перевернулась. Никто не пострадал, но, обсушиваясь у наскоро разведенного костра, Васильев обнаружил, что остался без хронометра, так необходимого для точного географического определения мест. Попытки найти его успехом не увенчались.
На устьях принимаемых Хохолитной более мелких речек стали попадаться туземные летники местных жителей — таких же краснокожих, как проводники Васильева кускоквимцы, в одеждах из оленьей кожи, кокетливо украшенных бахромой, с воткнутыми в волосы орлиными перьями. Они настороженно встречали путников, в удивлении таращились на выделявшегося среди других начальника партии, из чего Васильев сделал вывод, что эти туземцы впервые в жизни встретили в своих краях «белого» человека с европейским складом лица, хотя, без сомнения, слышали о таких людях от своих соплеменников. Недорогие подарки помогали наладить взаимопонимание, и вскоре начинался торг. В обмен на бисер, зеркала, ножи, металлические кружки туземцы могли предложить бобровые шкурки, оленье мясо, рыбу.
