— А вы не потрудились, мистер Симпсон, как настоящий морской офицер, географически определить устье этой реки Стикин? — скрывая за внешней вежливостью нараставшее раздражение, спросил Врангель.
— Разумеется, я определил это место, — англичанин осклабился, словно готовил собеседнику неприятный сюрприз.
— И какова же его широта?
— Примерно пятьдесят шесть с половиной градусов.
— Но позвольте, — уже не сдерживая себя, вскричал Врангель, — вам разве неизвестно, что, согласно конвенции, подписанной между нашими странами, граница между русскими и британскими владениями установлена на широте пятьдесят четыре градуса сорок секунд, и все, что лежит севернее нее, это уже наши владения?
— Я и не собираюсь спорить с вами, — примиряюще ответил Симпсон. — Устье Стикина действительно лежит на вашей территории. Но, согласно той же конвенции, граница по побережью, по крайней мере в том районе, где расположено устье Стикина, не должна отстоять от моря более чем на десять морских лиг. Вот этот небольшой кусок земли в долине Стикина и есть ваша территория. А дальше река уходит в глубь материка, и это уже наша земля. Согласно той же конвенции, граждане Британии могут свободно плавать по рекам, впадающим в Тихий океан и пересекающим русскую границу, и вести торговлю по этим рекам. Или вы со мной не согласны?
— Отчего же, — выдавил Врангель, — здесь вы правы.
— Потому я и подумал, что неплохо бы основать торговый пост в верховьях Стикина, на нашей, разумеется территории. Но, — сделал паузу Симпсон, — прошу понять меня правильно, барон, мы не стремимся, вынужден подчеркнуть это еще раз, к соперничеству с вашей компанией. Нам лишь хотелось бы совместными с вами усилиями выдавить из этого района американцев. Потому мы и предлагаем вам по-партнерски вести промыслы в проливах на равных условиях.
— Я уже обещал вам обдумать это предложение, — напомнил собеседнику Врангель.
Прощаясь, лейтенант Симпсон вновь рассыпался в уверениях, что очень рад лестному для него знакомству и что он рассчитывает на развитие совместных планов.
— Надеюсь, мы увидимся следующим летом, — протягивая руку Врангелю, улыбнулся Симпсон.
— Добро пожаловать! — дипломатично ответил Врангель: судя по откровениям Симпсона, от близкого соседства с Гудзонбайской компанией большого добра для русских ожидать не приходилось.
Они шли уже несколько дней от острова Унга в группе Шумагинских островов, проводя в море почти все светлое время суток, и лишь на ночлег заворачивали к каменистым клочкам земли, лежащим на пути, где можно было встретить лишь моржей и сивучей. Ставили палатки, разжигали костер, чтоб маленько обсушиться и подогреть еду, и, наскоро перекусив, почти сразу засыпали сном праведников, расслабив мышцы, набрякшие от беспрерывной работы веслами. И до рассвета ничто не тревожило их. Только налетавший порывами ветер ворошил угли догоравшего костра и иной раз щелкал вздувшейся парусиной походного жилья.
К полудню пятых суток показался остров Унимак, еще окутанный туманом. Ближе открылась уходящая ввысь почти на три тысячи верст Шишалдинская сопка. Прошедшей зимой, как рассказали Вениаминову алеуты, сопка с громовыми раскатами изрыгала огонь, и с северо-восточной ее стороны струились потоки лавы. Теперь же, сквозь редеющий на глазах туман, светилась, подобно раскаленному железу, лишь одна расщелина, прорезавшая вулкан от вершины почти на треть его высоты.
Сопка, заметил Вениаминов, от усыпавших ее пепла и лавового камня выглядела ныне совершенно черной. Хотя в прежние его походы мимо этого острова она неизменно являлась в сиянии круглый год покрывавшего ее снега.
Шедший впереди на однолючной байдарке пожилой алеут греб к небольшой бухте на южной стороне острова, и вслед за ним и другие три байдарки направили туда свой путь. Во время последнего ночлега алеутский старшина сказал Вениаминову, что покажет на Унимаке место, где лет двадцать с лишком назад был затерт льдами и затонул корабль американского торговца О'Кейна. Ушедшие с корабля вперед русские промышленники сумели, прыгая со льдины на льдину, выбраться на берег, а американскому шкиперу с его подружкой-сандвичанкой и нескольким матросам не повезло: угодили в полыньи и в ледяной воде нашли свою смерть. Спасшиеся промышленники позднее говорили, что на корабле О'Кейна был сундук, набитый пиастрами, и надо бы извлечь его с затонувшего судна. Но разговоры остались разговорами, а сундук вместе с останками корпуса постепенно затянул в себя прибрежный песок.
Метрах в ста от горловины бухты, меж двух приметных камней, выступающих из воды, на которые и напоролся корабль О'Кейна, старшина-алеут остановил свою байдарку и подождал, пока подплывут спутники.
— Вот здесь, — уверенно сказал он Вениаминову, — и лежит корабль.
Наклонившись, Вениаминов всмотрелся вглубь: лишь желтоватый песок тускло просвечивал сквозь толщу воды. Сидевший в той же трехлючной байдарке младший брат Вениаминова, Стефан, нараспев, с задором, молвил:
— А что, Иоанн, не попробовать ли нам извлечь то золотишко?
— А зачем тебе? — вроде бы добродушно, но с внутренним осуждением ответил Вениаминов. — Душу сгубить?
Братья были неравны талантами и разумом, и Стефан, хотя тоже обучался в семинарии, богословские науки воспринимал с трудом и, за неспособностью завершить учебу, был взят старшим братом в Америку. Здесь же был он полезен как псаломщик при церковных службах и в дальних походах, когда отправлялся Вениаминов навестить свою паству.
Достигнув берега через захлестывавший гребцов бурун, они подняли байдарки повыше, куда не достигал прибой, и пошли к склону ближайшей сопки, где виднелись развалины землянок, служивших когда-то обиталищем алеутского племени, обосновавшегося на этой стороне острова. Свежие следы на песке говорили, что ныне здесь расплодились выдры. Там и тут попадались земляные норы полярных лисиц и еврашек. Из-за отсутствия людей промышлять их здесь было некому.
Вениаминов знал из рассказов старейшин, что более чем полста лет назад, когда русские промышленники начали осваивать эти острова и случались у них кровавые стычки с алеутами, служивые с галеота «Св. Николай» мстя за убитых товарищей, устроили резню на Унимаке и почти полностью уничтожили четыре алеутских селения со всеми их жителями. Подобные рассказы, а он слышал их немало, о кровавом прошлом покорения Лисьих островов вселяли глубокую печаль в сердце Вениаминова и чувство стыда за позорные деяния лихих соотечественников. В молитвах он просил у Господа прощения за их грехи, и в глухих селениях, где память о злодеяниях была неистребима, просил прощения в проповедях своих и у чутких к восприятию слова Божия алеутов.
Уж семь лет, как промыслом Божиим занесло его на эти бедные растительной жизнью острова, и за эти годы он всей душой полюбил кротких, незлобивых по своей природе, наделенных великим терпением обитателей этой земли — алеутов. Неуклюжие на берегу, как и большие морские птицы, они совершенно преображались в море, когда неустрашимо правили своими легкими байдарками. Здесь они чувствовали себя хозяевами водной стихии и могли бестрепетно войти в самую гущу стада китов, чтобы поразить копьями нескольких морских великанов. И так же ловки, на грани смертельного танца, были поединки алеутов с моржами на крутых, обдаваемых брызгами волн уступах, где лежали звери.
Эти, как казалось, ленивые на берегу люди проявляли завидную восприимчивость к постижению не только таинств христианской веры, но и ко всякому земному ремеслу — плотницкому, кузнечному, столярному — и с энтузиазмом новообращенных помогали своему пастырю возводить на Уналашке первую церковь — Вознесения Господня.
Изучая жизнь и быт алеутов и их язык, чтобы доступнее донести до них слово Божие, отец Вениаминов столь же увлеченно постигал и весь материальный мир, окружающий его подопечных. На досуге он взбирался на склоны потухших вулканов, подбирал выброшенные из их жерл каменные породы и просил своих друзей-алеутов приносить ему всякие найденные ими необыкновенные камни. Признаки пробуждения жизни после стылой зимы он заносил в свой блокнот — время цветения кустов и ягод, прилет птиц, и ход рыбы в реках, и как влияет на этот ход обилие в море пресной воды, поступающей из горных островных рек. Ибо все в природе было взаимосвязано, и знание некоторых ее законов облегчало жизнь людей и вносило в нее разумный порядок.
Из того же, организованного с помощью разумного порядка сочетания механических деталей, рождалась тайна музыки, извлекаемой органом, и тайна отсчета времени механическими часами — и все это тоже было подвластно умелым рукам отца Иоанна Вениаминова.
В июле Фердинанд Врангель на шхуне «Чилькат», которой командовал мичман Розенберг, выехал в инспекционную поездку на Уналашку. По пути посетили и остров Кадьяк.
