— Я не верю ни в какого, — ответил Дужкин. — Я атеист.
— Я так и думал, — с каким-то облегчением проговорил профессор. — Лично я, повиснув над вами и уж тем более оказавшись внутри вас, скорее всего, помер бы со скуки. Но это я так, не для того, чтобы оскорбить, а для пользы дела… У нас здесь уже был один атеист. Странный такой. Бывало, напьется и давай кричать, я, мол, вылез из материнского чрева и уйду туда же. Правда, он выражался несколько иначе, вольнее, я бы сказал. Так вот, вышел-то он действительно оттуда, как и всякий атеист. Чего уж там темнить, не маленькие. А ушел он совершенно в другое место. Соблазнил жену владельца завода железобетонных конструкций — женщины падки на оригиналов, — она во время ссоры рассказала об этом мужу, а тот, узнав об этом, законсервировал его в одном из железобетонных стояков. В тот год как раз строили родильный дом. Стало быть, он там, родимый. Несет, так сказать, на своих глупых плечах всю тяжесть этого нужного дела, но уже в прямом, а не в переносном смысле. — Саша тихо хохотнул, и профессор, строго посмотрев на него, продолжил: — Вообще, как показывает жизнь, атеизм чреват всякими нехорошими последствиями. Атеисты и умирают-то от одного и того же: либо от сифилиса, либо от голода, либо от непонимания, куда двигаться дальше. Согласитесь, нельзя же, не имея ни карты, ни компаса, без проводника пускаться в такой дальний путь.
— Да, — согласился Дужкин.
— Ну да ладно, — вздохнул хозяин дома. — Ко мне иногда приходит в гости женщина. Молодая красивая женщина. Она наводит у меня чистоту и вообще, — по своему обыкновению профессор покрутил в воздухе пальцем.
Саша обвел удивленным взглядом комнату, но промолчал. Он даже не предполагал, что этим простым жестом проиллюстрировал слова этнографа Радлова, который после посещения жилища карагасов на реке Кан записал в блокноте: «Чистота — понятие субъективное».
— Мы с ней дружим, — продолжал хозяин дома. — И я прошу вас: в ее присутствии не позволяйте ничего такого!
— Да я… — вяло проговорил Дужкин, не понимая, что профессор имеет в виду.
— Вот-вот, — важно проговорил старик. — Тем более что у нас с Розалией… — сероватые щеки профессора покрылись бледно-розовым румянцем. — Тем более что мы с Розалией… Ну, Розалия… — хозяин дома смущенно хмыкнул и наконец разродился: — Она в меня влюблена по уши!
Глава II
ЗАБЛУЖДЕНИЕ
Когда человек лжет, он делает вид, что говорит правду. Профессор же был человеком честным. Неправду он сказал совершенно чистосердечно — он заблуждался.
Заблуждающиеся — самая многочисленная категория людей на Земле. На сегодняшний день их почти шесть миллиардов. Всю свою жизнь человек переходит от одних заблуждений к другим и всякий раз, расставаясь с очередной химерой, думает, что наконец он добрался до истины. И как это ни странно, он прав, потому что истина — это не что иное, как неразоблаченное заблуждение, на поиски которого было потрачено много времени и сил. Как справедливо писал философ Гельвеций: «Заблуждения порой таковы, что их построение требует больше соображения и ума, чем открытие истины».
Утром следующего дня Саша приступил к своим обязанностям. Хозяин дома разбудил его рано, сонного подозвал к столу и сдернул тряпку с какого-то агрегата, похожего на машинку для пересчитывания денежных купюр. Сунув в нее лист писчей бумаги, профессор несколько раз нажал на ручку. Из машинки медленно выползло девять бумажек, отдаленно напоминающих деньги. На зеленых банкнотах во всю длину довольно плохо были отпечатаны какие-то химические приборы, а в правом верхнем углу стояло число 1000. Две из этих купюр оказались вдвое уже остальных, но старик пояснил, что это ерунда. Просто они стоят вдвое меньше.
— Надеюсь, вы понимаете, что это деньги? — задиристо спросил профессор и помахал свежевыпеченными бумажками у Дужкина перед носом. Ошеломленный Саша утвердительно кивнул и тихо произнес:
— Фальшивые.
— Как фальшивые?! — искренне удивился хозяин дома. — Что вы этим хотите сказать, молодой человек?
— Ну, у нас… — растерянно начал Дужкин.
— Ну, у вас, — повторил профессор и довольно грубо подстегнул жильца: — Дальше-дальше!
— У нас… деньги… не делают из бумаги на квартире, — бубнил Саша, пробиваясь к смыслу сквозь сотни мешающих слов.
— У вас их лепят из глины? — Хозяину дома надоело слушать его бормотание, и он, сунув Дужкину в руку свеженькие купюры, подтолкнул его к выходу. — Знаете, где лавка? Купите молока, хлеба, сыра и яблок. Если будет сахар, то и сахару.
— А мне дадут? — Саша никак не мог поверить, что деньги можно добывать таким простым способом. Он, конечно, слышал о существовании фальшивомонетчиков, но все эти слухи носили, скорее, апокрифический характер и к его реальному опыту не имели никакого отношения. Более того, в историях такого рода преступники, как правило, получали столько лет тюрьмы, сколько он едва успел прожить.
— Дадут? — переспросил профессор. — А куда же они денутся? Это деньги! Вы что, не знаете, что такое деньги? — Все более возбуждаясь, хозяин дома одной рукой дергал Дужкина за рукав, а другой тыкал ему пальцем в живот. — Вы откуда свалились? Деньги — это такие бумажки, на которые можно купить все, вплоть до сахара и молока. Может, у вас люди обходятся без денег? Или вы там у себя меняете гайки на штаны, штаны на лопаты, а лопаты на хлеб? — Профессор отпустил Сашу и пожал плечами. — Ладно, ступайте в лавку. Уже восемь, а мы еще не завтракали.
— Значит, можно напечатать, сколько хочешь? — все еще не веря в такую замечательную возможность, спросил Дужкин.
— Печатайте на здоровье, — удивленно ответил хозяин дома. — Все равно больше положенного не истратите.
Последние слова Саша или не понял, или пропустил мимо ушей.
Его охватило какое-то молодецкое удальство, и он, глядя влюбленными глазами на неказистые зеленые бумажки, вдруг вспомнил джинна. Впервые за все это время Дужкин подумал о старичке без кровожадности и даже без неприязни.
КАЖДЫЙ ДОЛЖЕН ДЕЛАТЬ СВОЕ ДЕЛО
Профессор, чрезвычайно довольный приобретением удобного жильца и возможностью лишний раз поболтать, не выходя из дома, снисходительно улыбался и отвечал на все вопросы. Завтракали они не торопясь, беседовали с большими паузами, и за все время, пока они насыщались, разговор шел только вокруг денег.
— Такую машинку можно купить в любой лавчонке, — разрезая яблоко, сказал хозяин дома. — Закажете себе рисунок или сами нацарапаете на бумаге какую-нибудь ерунду. Только зачем она вам, Алек? Пользуйтесь моей.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
