Все это было едино, одно живое существо, сплетенное из многих. И поля, и пастбища, все, что росло на земле, и сложенные из земли валы, все, созданное человеком, вписывалось в этот пейзаж, не чуждое ему, не враждебное, но придающее гармонию месту, которое без человеческих усилий осталось бы пустынным и диким.
Уолт еще раз облизал губы, наслаждаясь вкусом, похожим на вкус терновых ягод. Соломенные волосы, рассыпанные по медовым плечам, белая рубашка в зеленых пятнах показались вдали на гребне еще одного мелового травянистого холма. Эрика пересекла луг, пройдя мимо трех пасшихся на нем коней, подошла к ограде своей усадьбы. Еще один шаг – и она взлетела, оседлав верхнюю перекладину изгороди. Зная, что Уолт смотрит ей вслед, Эрика подняла руку и помахала ему. Шалая, дерзкая. Сердце его пело от счастья.
Глава тридцать первая
Перекати-поле, пыль, песок цвета охры, пересохшие русла рек, на горизонте – марево далеких гор. Так выглядит теперь центральная равнина Малой Азии, если ехать от Афиона или Анкары в Конию, Иконий древности. Но в середине XI века эти места были совсем другими, там рос дубовый лес, дававший людям и древесину, и уголь, и дубильные вещества; дикие кабаны и домашние свиньи до отвала кормились желудями, и мясо у них было темно-красное, почти без сала. Те желуди, которые ускользали от внимания свиней, не могли прорасти под сенью родительского леса: им не хватало света и влаги, а потому требовалось совсем немного усилий для того, чтобы содержать лес в должном порядке. Дубрава превратилась в парк. Широкие просеки служили для проезда охотников и солдат, а поблизости от деревень крестьяне могли растить в тени деревьев пшеницу и виноград, не вырубая эти дубы.
Так почему же теперь здесь полупустыня? События, с которых началась гибель лесов, наши герои могли наблюдать, остановившись в предгорье Тавра к юго-западу от Икония. Здесь состоялась битва между армиями турков-сельджуков и византийского императора. Внизу путники видели огромную равнину, а вдали – белые стены и башни Икония, где тысячу с лишним лет тому назад на рыночной площади проповедовал апостол Павел; по равнине скакали галопом и рысью, ехали на колесницах, шагали плотными рядами, строились в фаланги двадцать или тридцать тысяч солдат. Крест столкнулся с Полумесяцем. Между стволами дубов мелькали украшенные флажками копья, готовые нанести удар. В рядах турков ехали на низкорослых лошадках славившиеся своей скорострельностью лучники с маленькими луками, в рядах христиан стрелки склонялись над металлическими прикладами арбалетов. Музыканты в леопардовых шкурах трубили в рога и трубы. С одной стороны колебались знамена с буквами X и Р, с другой древки штандартов с серебряными полумесяцами были увешаны колокольчиками и султанами из конских хвостов. Алла, Алла! Барабаны рассыпают дробь. Победили всадники с тюрбанами на шлемах. Часа три противники скакали взад и вперед по равнине, а потом – почему, наблюдатели так и не смогли понять – воины на западном краю поля дрогнули и обратились в бегство, продираясь сквозь дубовую рощу, бросая свои пожитки, товарищей, вьючных животных, припасы, рабов и женщин.
Тайлефер уверял, что так происходит на любой войне: христиане оставили противнику большую добычу и тем самым выиграли время для бегства. Вслед за победоносной армией сельджуков с востока устремились женщины, дети, рабы, занимая место, с которого только что сдвинулось войско. Эти люди не обращали внимания на город, над которым уже подымались к небу черные тучи дыма. Они поспешно раскинули под дубами тысячи черных шатров и пустили пастись десятки тысяч рыжих и черных коз.
Козы предпочитают дубы любой другой пище, они срывают листья, до которых могут дотянуться, и сдирают кору с молодых деревьев. Пастухи, удовлетворяющие свои потребности козьим молоком и йогуртом, сыром, мясом, шерстью и шкурами, способствуют уничтожению леса, срезая для своих подопечных более высокие ветви. Одного или двух поколений хватило для того, чтобы уничтожить древние дубравы не только Малой, но и Центральной Азии.
Это зрелище произвело сильное впечатление на Квинта.
– За ними будущее. Они завоюют мир, – провозгласил он и ткнул посохом упрямого мула в бок, подгоняя его вверх по крутой тропинке.
Женщина, которую Уолт называл Теодорой, одетая в павлиньего цвета платье, поглядела через плечо. Грациозные черные копытца ее скакуна твердо ступали по гравию.
– Что будущее – турки? – переспросила она.
– Не просто турки! – крикнул в ответ Квинт. – Ислам. Полумесяц. – С каждым словом его энтузиазм разгорался. – Полумесяц, вот именно. Растущая луна. Только представьте себе: западный край Полумесяца, мавры вторглись в Испанию, от Франции их отделяют только Пиренеи, а здесь, на восточном конце, турки уже подбираются к Константинополю и его землям. Помяните мое слово, они захватят всю Европу.
Тайлефер ехал на своем крупном жеребце, за спиной у него сидела, цепляясь за отца, Аделиза, по обе стороны от седла низко свисали мешки, набитые всевозможными приспособлениями фокусника.
– Мне у них кое-что не нравится, – сказала Аделиза. – Их священная книга запрещает вино.
– На земле, но не в раю, дорогая. На небесах можешь пить все, что пожелаешь, и полуобнаженные гурии будут подносить тебе чаши с пьянящими напитками.
– Лучше бы нагие ганимеды, – надула губки девушка.
Теодора обратила на Квинта свой темный, чувственный взор.
– Книга стихов, фляга с вином и ты рядом со мной под сенью леса – это и есть рай, – голос ее перекрыл шум движущегося каравана. – К чему нам ждать неземного блаженства?
Через пять лет Квинт познакомился с поэтом Омаром[64], повторил ему слова Теодоры, и юный поэт включил их, немного подправив, в свой сборник.
– Да, ты права, – откликнулся Квинт, заставляя ленивого мула перейти на рысь, чтобы поравняться с дамой, но та, догадавшись о его намерениях, встряхнула поводьями, и ее изящная охотничья лошадка тоже перешла на рысь, заметно обогнав Квинта. – Из праха мы пришли и в прах обратимся, цветы полевые, и все такое прочее, однако древние правильно говорили, древние нашли верный ответ: плюнь на завтрашний день и его заботы, лови преходящую радость, не презирай ни любовь, ни ее забавы – сегодняшний день твой... Вот об этом я и говорил прошлой ночью – только это и важно, только здесь и сейчас...
Тропинка резко сворачивала, поднимаясь по крутому склону, так что могло показаться, будто Теодора едет над головой Квинта в противоположном направлении, навстречу ему.
– Твои «здесь и сейчас» весьма напоминают сущности, – попрекнула она. – Разве не так?
– Нет, это абстракции. Совсем другое дело.
Уолт, ехавший следом за Квинтом, по-кошачьи фыркнул от злости.
– Там погибали люди, – сказал он, обращаясь к Тайлеферу, – руки и ноги отрубали от тел, стрелы вонзались в бока и живот, черная кровь хлестала изо рта, а эти двое, что они знают об этом? Они смотрят свысока, а что они видят?
– Больше, чем ты, юноша, – возразил Тайлефер, придержав своего коня и поджидая Уолта. – Это была цивилизованная битва. Нескольких ранило, кое-кто погиб, но как только турки показали свою мощь, свое множество и свои боевые порядки, христиане почувствовали необоримое желание отступить, и мусульмане им не препятствовали. Это совсем не похоже на кровавую сечу, в какой довелось побывать тебе.
Молчание, перестук копыт.
– Ты был там. Тебе виднее, – проворчал наконец Уолт. – Но ведь была и слава, была честь и вечная память героям. Была верность дружинников, сплошной стеной стоявших вокруг дарителя колец.
Перед мысленным взором обоих вновь, как наяву, встала горстка измученных воинов, бившихся до конца, а серое небо чернело, и приближалась ночь, и вороны кружили над ними. Дружинник и певец снова увидели, как дрожат и колеблются покрытые кровью щиты, которые слишком долго пришлось удерживать в руках, дождь сыплет, как небесные стрелы, и стрелы – как дождь, а вокруг, словно вороны, на расстоянии удара меча или топора кружат всадники, дожидаясь, пока упадет последний щит, пока рухнет последний защитник Англии...
Вздохнув, Тайлефер пришпорил коня и присоединился к ученой парочке, обсуждавшей преимущества ислама.
– У них тоже хватает проблем, – подал он реплику.
– В самом деле?
– У них свои разделения, секты, ереси, как и у христиан. Дом, разделенный в себе, как говорится. Это их погубит.
– Ничего, они с этим разберутся, – возразил Квинт. – Они утвердят свой Закон, и тогда их ничто не остановит.
Молчание, перестук копыт.
– Так ты обратишься в мусульманство?
– Почему бы и нет? Гораздо более разумная религия, чем наша. Что скажешь?
– Может быть. Мне особенно нравится одна секта.
– Какая?
– Исмаилиты[65], – пояснил Тайлефер. – У них теперь новый вождь, молодой человек, который сумел свести все нужное человеку знание к одной фразе.
