Не имея возможности подробно говорить об этом интонационном преображении и взаимодействии различных композиционных планов поэтического произведения, я в заключение хотел бы лишь сказать несколько слов о принципиальной возможности выделения того аспекта ритмической композиции, о котором шла речь, о целесообразности анализа взаимосвязи стихотворных строк только по особенностям и характеристикам их акцентно-сил-лабического строения. Ведь ясно, что реальное существование и живую конкретность все ритмические характеристики обретают лишь в единстве и полноте слова и осмысленного высказывания. О необходимости постоянно учитывать эту живую конкретность слова в стихотворении неоднократно и очень настойчиво говорил и писал Л. И. Тимофеев в своих последних работах 4
Мне кажется, что одним из путей конкретизации и развития этой действительно очень важной стиховедческой идеи должно быть, как я уже говорил, прояснение принципиально различных масштабов, в которых существует и воспринимается вроде бы одно и то же слово в поэтическом произведении и за его пределами. И композиционные закономерности, проясняющиеся в определенном структурном уровне художественного целого, становятся неотъемлемой частью внутренней структуры и смысла каждого слова, входящего в состав этого целого.
В живую конкретность слова или строки в поэтическом произведении включаются не только акцентные и любые особенности данного слова или данной строки, но и общее единство ритмического движения, взаимосвязи всех элементов всех слов и строк поэтического произведения. Оно каждым своим словом развивается не только центробежно, но и центростремительно: не только развертывается из единого смыслового центра, но в каждом слове «свертывается», собирается в своем смысловом и композиционном единстве.
И сопоставление разнонаправленных тенденций ритмического движения Я4, и нарастающая интенсивность их взаимодействия, и последовательное смягчение их контрастных столкновений, и «суммирование», и гармонизация ритмических противоположностей в финальном синтезе – все эти особенности, о которых только что шла речь, должны быть увидены или, точнее, услышаны в их реальном действии – в том, как они наполняют собою каждое слово стихотворения, звучат в нем и становятся одним из моментов формирования его смысловой уникальности, не существующей в таком же качестве за пределами поэтического целого.
2
Обращусь теперь к описанию и анализу профиля ударности и распределения ритмических вариаций во всех включенных в академическое издание серии «Литературные памятники» стихотворениях Тютчева, написанных Я4. Я постараюсь показать общность и наиболее заметные отличия в преобладающих тенденциях ритмической организации тютчевских и пушкинских стихотворений. И начать хотелось бы со случая, пожалуй, наиболее прямой их соотнесенности или, вернее, прямой реакции Тютчева на конкретное произведение Пушкина: речь идет об относящемся предположительно к 1820 году стихотворении «К оде Пушкина на Вольность».
В средних характеристиках у Тютчева почти точно воспроизводится ритмика пушкинской «Вольности»: такое же абсолютное преобладание трех-ударной (четвертой) вариации с пропуском предпоследнего ударения (58– 63 %), почти полное совпадение занимающих второе место по количеству полноударных вариаций, примерно равная акцентная сила первого и второго икта (у Пушкина полное равенство, у Тютчева три строки с пропуском ударения на четвертом слоге и две – на втором слоге). И вместе с тем ритмическая композиция стихотворения Тютчева заметно отличается гораздо более явной и нарастающей внутренней контрастностью. В трехчастной тютчевской композиции первое восьмистишие отличается стопроцентной ударностью четвертого слога, а в конце – стопроцентная ударность слога второго и появление в финале сразу трех и тематически и ритмически противостоящих первой части стихотворных строк с пропуском акцента на четвертом слоге, до этого неизменно ударном:
Волной и силой сладкогласьяРазнежь, растрогай, превратиДрузей холодных самовластьяВ друзей добра и красоты!
Но граждан не смущай покоюИ блеска не мрачи венца.Певец! Под царскою парчоюСвоей волшебною струноюСмягчай, а не тревожь сердца!
Такой трижды повторенный своеобразный ритмический акцент на не позволяет говорить о резком возрастании ритмической ударности контрастного отрицания с помощью троекратного пропуска схемного ударения.
Интересно, что этот тютчевский финал ощутимо перекликается с пушкинским зачином «Вольности» – ее первой строфой, построенной сходным образом:
Хочу воспеть свободу миру,На тронах поразить порок.
Последняя строка выделена аналогичной контрастной вариацией с пропуском ударения на четвертом слоге, и Тютчев троекратно повторяет ритмическую форму этой обличительной строки в своих призывах не к обличению, а к примирению и согласию. Но понимание этого спора может углубиться, если мы услышим, что финал пушкинской «Вольности» построен принципиально иначе, чем ее же зачин и, соответственно, финал стихотворения Тютчева. У Пушкина последняя строфа объединяет в своем составе две разнонаправленные ритмические вариации с разной акцентной силой второго и четвертого слогов, но начинается и заканчивается она гораздо более нейтральной, самой распространенной в этом и во многих других стихотворениях Пушкина трехударной вариацией Я4 – именно она преобладает и в начале, и в конце стихотворения, образуя кольцевую композицию и последней строфы, и произведения в целом:
И днесь учитесь, о цари:Ни наказанья, ни награды,Ни кров темниц, ни алтариНе верные для вас ограды.Склонитесь первые главойПод сень надежную закона,И станут вечной стражей тронаНародов вольность и покой.
А в финале тютчевского стихотворения тематический призыв к смягчению противостоит гораздо большей ритмической напряженности этого финала, акцентированному выделению в нем ритмического контраста, на котором провозглашается и утверждается жажда гармонии.
Подобные междустрофные ритмические контрасты характерны для многих тютчевских стихотворений – особенно ранних. Например, в «Проблеске» основой такого контраста является не разная акцентная сила первого и второго иктов, а количество ударений в строке, столкновение полноударных и малоударных вариаций. Именно так противопоставляются друг другу первая и вторая строфа стихотворения, именно по этому признаку опять-таки особенно контрастно выделяется финал с тремя двухударными вариациями в четверостишии:
И отягченною главоюОдним лучом ослеплены,Вновь упадаем не к покою,Но в утомительные сны.
В стихотворении Тютчева мы видим не только междустрофные, но и не менее интенсивные внутристрофные ритмические контрасты: разнохарактерные и разнонаправленные вариации в развертывании стихотворения все более и более приближаются друг к другу, и своего рода вершиной или, иными словами, пределом совмещения таких ритмических противоположностей опять же становится финал. Так, в стихотворении «Летний вечер» сначала противопоставляются друг другу по акцентной структуре первого полустишия первая и вторая строфы, затем в третьей строфе более сильным контрастирующим акцентом выделяется последняя, двухударная, строка:
Грудь дышит легче и вольней,Освобожденная от зною.
И наконец, в последней строфе можно говорить о наиболее сильной контрастной выделенности трех строк финала, построенных на непосредственном совмещении и столкновении сравнительно редких ритмических вариаций с противоположной акцентной структурой первого полустишия:
И сладкий трепет, как струя,По жилам пробежал природы,Как бы горячих ног еяКоснулись ключевые воды.
Выразительно проявляется характер тютчевской ритмической композиции в финале стихотворения «Лебедь», где совмещается двойной контраст и по количеству, и по расположению ударений. Последняя строка, двухудар-ная, противостоит и двум предшествующим, полноударным, и первой строке с иной акцентной структурой первого полустишия:
Она, между двойною бездной,Лелеет твой всезрящий сон —И полной славой тверди звезднойТы отовсюду окружен.
В результате последняя строка оказывается центром ритмического напряжения и внутреннего расчленения, своего рода ритмически заостренным выражением «двойной бездны».
Очень сходен и финал «Безумия», где такой же двойной контраст, только с иным порядком следования ритмических вариаций:
И мнит, что слышит струй шипенье,Что слышит ток подземных вод,И колыбельное их пенье,И шумный из земли исход!
Характерно, что единственный раз появляющаяся в этом стихотворении ритмическая вариация с пропуском ударения на четвертом слоге оказывается именно в максимально выделяемой на общем фоне последней строке. Эта закономерность отражается и в средних характеристиках ритмики Я4 Тютчева: при 9 % средней встречаемости этой ритмической вариации в Я4 Тютчева вообще в последних строках стихотворения она оказывается в 14 % случаев.
