– Я не в Москве.
– Врешь.
– Через несколько часов это будет чистой правдой, Фет, – проворчал Шур. – У меня дела.
– Работа?
– А ты думал, я бегу от Мстителя? – окрысился хван.
– Нет, я так не думал, – примирительно произнес Фет.
И необычный для лидера тон заставил Шура ответить гораздо спокойнее:
– Мне скучно бродить по Москве в поисках неизвестно кого. Это самое нелепое занятие из всех, что можно придумать.
– Это наш долг.
– У меня работа.
– Честно?
– Фет, повторяю в последний раз: да, честно, – устало вздохнул Шур. – И больше не спрашивай, иначе я обижусь.
– Когда вернешься?
– Дней через пять. И… – Шур недовольно скривился, но все-таки произнес: – Ладно, если это будет еще актуально, смогу принять участие в прогулках по городу.
– Спасибо.
– Не за что.
– Будь осторожен.
– Это нужно говорить тому, к кому я еду.
Шур закрыл чемоданчик, еще раз оглядел стол, припоминая, не забыл ли чего, в следующий миг усмехнулся, удивившись, откуда взялась столь глупая мысль, взял чемоданчик, вышел в холл и распахнул входную дверь.
И отлетел, насквозь пронзенный «Эльфийской стрелой».
* * *
Южный Форт, штаб-квартира
семьи Красные Шапки.
Москва, Бутово, 9 июня, четверг, 13:17
– Что у тебя?
– Нижайше повесить прошу, – раболепно произнес очередной боец и деликатно, как ему показалось, улыбнулся.
На человский взгляд получилось не очень, но Копыто хорошо читал ужимки сородичей и прекрасно понял, что продемонстрированная гримаса означает высшую степень уважения, смущения и почитания. Все эти эмоции следовало проявлять в подобных обстоятельствах, однако сама просьба поставила бывалого уйбуя в тупик.
– За что повесить?
– За дело.
– За суриозное?
– А то! Разве ж я осмелился бы беспокоить самого осударствленново ханцлера по пустякам каким? Дело как есть суриозное, и адназначна на повесить тянет.
– Горжусь тобой, брат, – с чувством произнес Копыто. И даже сделал вид, что смахивает выступившую слезу – он видел этот жест в человских фильмах. – Как тебя зовут?
– Пуговицей, ваше превосходительство господин осударствленный ханцлер, – браво доложил приободрившийся боец. – С младенчества так кличут, я в младенчестве пуговицу с отцовских портков сожрал. Отвинтил сначала, а потом сожрал. Говорят, все много смеялись тогда.
– Горжусь тобой, Пуговица. – Копыто вышел из-за стола и обнял бойца. – Ты молодец, хоть и жрешь что попало. Ты первый на моей памяти воин, который сам явился с такой вот просьбой.
– Первый? – насторожился Пуговица.
Но Копыто его не услышал.
– Рассказывай, – предложил он, возвращаясь за стол. – Без рассказа ничего не получится, потому как в таких делах подробностей надо.
– Что рассказывать?
– Что натворил, то и рассказывай, – улыбнулся канцлер. – Не могу же я тебя просто так повесить, надобно знать…
– Меня вешать не надо!
– Как так?
– Не губи, родимый! – Перепуганный Пуговица повалился на пол. – Не губи, молю! Ничего я не творил!
– А-а… доносчик, стало быть. – Поняв, что ничего интересного визитер из себя не представляет, Копыто молниеносно принял внушительный вид, то есть насупился, и стал говорить предельно холодным тоном: – Кого вешать предлагаешь?
– Бойца Дымохода, – с готовностью выдал Пуговица.
– За что?
– А он у меня ятаган стырил.
– То есть ты сейчас без ятагана? Непорядок!
– Не, у меня мой есть, – испуганно сообщил Пуговица. – А энтот я у Пивасика в сику выиграл.
– То есть Пивасик без ятагана? А ежели война вдруг? Ежели враг в Форт проберется? Как мы врага вешать станем без ятагана?
– Вот я и говорю: раз врага вешать не получится, давай сейчас Дымохода повесим, чтобы, значит, хоть кто-то пострадал за такой позор.
– А Пивасик?
– Пивасика потом. Он мне денег должен, пусть отдаст сначала.
– Хорошо, боец, я тебя услышал. Это все?
– Ну… – Пуговица помялся. – Ну, ежели ты еще денег мне выделишь, за службу верную, то совсем хорошо станет. – Он умильно улыбнулся. – Мне многа не надо, а у тебя все равно есть.
– Все мои средства на семью работают, – важно сообщил Копыто. – А ты, вот, хлебни вискаря семейного за труды праведные да проваливай.
– Да здравствует осударствленный ханцлер!
– Сечешь, боец, сечешь. Наливай…
Справа от Копыто стояла семифутовая (не рекламная) бутыль «Красного Кувалда», второй экземпляр, выпрошенный уйбуем для начала рабочей деятельности. И каждую встречу с народом Копыто заканчивал предложением выпить, щедро наполняя пластиковые стаканчики родным продуктом. А слева от канцлера, чуть позади, размещался агрессивного вида хван, точнее, как выразился ехидный Ваня, «макет хвана в натуральную величину». Поскольку Алех защищать Копыто категорически отказался, а присутствие наемных челов не демонстрировало достаточный уровень крутости государственного чиновника, Сиракуза заказал мастерам голема, точно копирующего четырехрукого, который и смущал посетителей грозным видом. И в этом был глубокий смысл, поскольку Копыто быстро понял, что смущенный визитер гораздо лучше развязного. Пришибленные суровостью «хвана» Шапки молниеносно терялись, начинали заискивающе лепетать всевозможные благоглупости и просили денег лишь в одном случае из трех. Причем просили, а не требовали.
Но вообще однообразие стоящих перед лидерами семьи государственных задач начинало утомлять. Просителей было много, поток не иссякал, но Копыто уже научился угадывать их желания. Половина пыталась определиться на работу в винокурню, вторая половина доносила на врагов. И все, даже те, кто не просил, хотели денег.
– А, Зараза!
– Да, батюшка, это я, – кокетливо подтвердила вошедшая в кабинет женщина.
– С чем пожаловала?
– Сыночка принесла показать.
– Симпатичныйнатебяпохож, – скороговоркой выдал уйбуй, не поднимаясь из-за стола. – От кого сыночек?
– От тебя, родимый ханцлер, от кого же еще?
Копыто поперхнулся.
– Что?!
– Неужто забыл, как мы с тобой кувыркались?
И Зараза подтянула юбку, попытавшись оголить бедро. В других обстоятельствах уйбуй счел бы жест правильным и своевременным, но сейчас он лишь впал в раздражение.
– Ты это, шмотками не тряси тута, не прачечная, мля. И проваливай лучше, пока другие не набежали.
– Не провалю!
– Чего это?
– Сам признал, что мы кувыркались!
– Мля, да ежели бы я от каждых кувырканий детишек заводил, щаз бы по Форту два лишних полка бегало!
Заумная речь «ханцлера» произвела на Заразу впечатление:
– Словов твоих я не разумею, – честно призналась она, продолжая держать юбку в боевой готовности. – Но сыночек явно твой. Смотри, как к деньгам тянется…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
