(б5) Заключение: окончательное противостояние (23)
В этом последнем стихе главы Павел продолжает проводить резкую антитезу между грехом (персонифицированным) и Богом, представляя их альтернативными «рабовладельцами», в подчинении у которых находятся все люди. Те, кто в Адаме, служат греху, а те, кто во Христе, служат Богу Он повторяет свое предостережение о том, что эти два рабства постоянно противоположны друг другу, что конечные уделы, к которым они ведут, тоже диаметрально противоположны — «смерть» или «жизнь вечная». Новой здесь является еще одна — третья — антитеза. Противопоставляются условия контракта, предлагаемые обоими «рабовладельцами» своим рабам: Ибо возмездие за грех — смерть, а дар Божий — жизнь венная во Христе Иисусе, Господе нашем (23).
Итак, грех платит свою цену (возмездие, ты получаешь то, что заслужил), но Бог дает бескорыстный «дар» (ты получаешь то, чего не заслужил). Слово opsonia означает обычно денежное «жалование, выплачиваемое солдату» (АГ), но в данном контексте, по всей вероятности, это «карманные деньги, которые позволено иметь рабам»[338]. Тогда как charisma — это дар Божьей благодати.
Значит, если мы выбираем то, чего мы заслуживаем, то это — только смерть; в противоположность — вечная жизнь — дар от Бога, совершенно бесплатный и незаслуженный. Единственным основанием для благословения этим даром есть искупительная смерть Христа, а единственным условием получения его является наше пребывание в «Иисусе Христе, Господе нашем», то есть личное соединение с Ним по вере.
Иными словами, мы имеем дело с двумя типами жизни, абсолютно противоположными друг другу. Иисус уподобляет один из них широкой дороге, ведущей к разрушению, другой — узкой дороге, ведущей к жизни (Мф. 7:13). Павел называет их двумя видами рабства. По рождению мы пребываем в Адаме — рабы греха; по благодати и вере мы — во Христе — рабы Бога. Зависимость от греха не даст ничего, кроме стыда и продолжающейся моральной деградации, которая оканчивается заслуженной смертью. Зависимость от Бога же дает драгоценный плод всевозрастающей святости, кульминацией которой является безвозмездный дар жизни.
* * *
Оглядываясь назад на главу 6 Послания к Римлянам, мы видим, что обе ее половины начинаются почти одним и тем же вопросом: «Оставаться ли нам в грехе?» (1) и «Станем ли грешить?» (15). Этот вопрос использовался клеветниками, пытавшимися скомпрометировать благовестие Павла; с тех самых пор и до сего дня он задается врагами Благой вести, его же часто нашептывает нам в уши самый злобный из всех врагов благовестия — сам дьявол. Как в Эдемском саду он спросил Еву: «Подлинно ли сказал Бог: «не ешьте…?» (Быт. 3:1), точно так же и в наше сознание он внедряет эту мысль: «Отчего не грешить? Продолжайте! Будьте свободны! Вы же под благодатью. Бог простит вас». И нашей первой реакцией должно быть бескомпромиссное «Ни за что!» Но мы должны пойти дальше и обосновать это заявление, поскольку существует твердый, логичный, неопровержимый аргумент для отражения хитросплетений дьявола, аргумент, с помощью которого Павел приближает свою высокую теологию к нам, низводя ее до уровня нашего ежедневного практического опыта. Этот аргумент состоит в следующем: мы всегда должны помнить, кто мы внутренне (пережившие обращение) и кто мы внешне (получившие крещение). Мы едины со Христом (1–14); мы рабы Бога (15–23); мы соединились с Христом через крещение и приняли рабство Богу, добровольно предоставив себя через обращение. Неважно, чему мы придаем больше значения — крещению или вере, суть дела не меняется. Будучи в единстве со Христом, мы «мертвы для греха, но живы для Бога» (11); будучи рабами Бога, мы ipsofacto приняли послушание (16), обрекли себя на «абсолютную зависимость, абсолютное подчинение, абсолютную подотчетность, из чего и складывается жизнь под благодатью» [339]. Невозможно представить, чтобы мы пожелали оставить все это и начали упорствовать в грехе, полагаясь на благодать. Сама эта мысль нестерпима и к тому же противоречива по своей сути.
Следовательно, в своей практической жизни нам необходимо постоянно напоминать себе, кто мы. Нам необходимо учиться говорить с собой и задавать себе такие вопросы: «Разве ты не знаешь? Разве ты не знаешь, что значит твое обращение и твое крещение? Что ты соединился с Христом в Его смерти и воскресении? Разве ты не знаешь, что ты отдал себя в рабство Богу и посвятил себя послушанию Ему? Разве ты не знаешь всего этого? Ты не знаешь, кто ты?» Мы должны продолжать вновь и вновь испытывать себя этими вопросами до тех пор, пока не ответим себе: «Да, я знаю, кто я. Я — новая личность во Христе, и я буду жить в согласии с Ним под благодатью Бога».
28 мая 1972 года в Париже умер герцог Виндзорский, некоронованный король Эдвард VIII. В тот же вечер телевидение рассказывало об основных событиях его жизни. Были показаны фрагменты из прежних фильмов, где он отвечал на вопросы о своем воспитании, кратком правлении и отречении от престола. Вспоминая о своем детстве, когда он был принцем Уэльским, он сказал: «Мой отец (Король Георг V) был очень строг. Иногда, когда я совершал какой–нибудь проступок, он наставлял меня так: «Дорогой мой мальчик, ты всегда должен помнить, кто ты есть». Я убежден, что наш небесный Отец говорит то же самое каждому из нас каждый день: «Мое дорогое дитя, ты должно всегда помнить, кто ты есть».
7:1–25
10. Божий закон и христианская жизнь
Глава 7 Послания к Римлянам хорошо известна большинству христиан благодаря той полемике о святости, которая вызвана ею. Кто тот «бедный человек» или «ничтожное существо» (НАБ), о котором говорит стих 24? Кто он, рисующий графически точную картину своего смятения (15 и дал.), вопиющий об избавлении и затем сразу же благодарящий за него Бога (25)? Является ли этот человек духовно возрожденным или нет? Если да, то является ли он (или она) нормальным или анормальным, зрелым, незрелым или скатывающимся назад верующим? Очевидно, что различные школы святости обязаны каким–то образом прийти к соглашению с этой главой апостольского учения.
Однако не очень разумно подходить к какому–либо отрывку Писания со своей собственной меркой, утверждая, что Писание отвечает на наши вопросы и направлено на удовлетворение наших нужд. Ибо это значит диктовать Писанию, вместо того чтобы слушать его. Нам надо отложить в сторону свои домыслы и основательно задуматься над историческим и культурным контекстом Писания. В этом случае у нас будет больше шансов позволить автору сказать то, что он говорит, а не принуждать его говорить то, что угодно нам. Правомерно, конечно, пытаться приложить Писание к современной жизни, но не раньше, чем проделав скрупулезный «историко–грамматический анализ».
Если мы подходим к главе 7 с должным смирением и готовностью внимать, мы тотчас увидим, что Павел занят скорее исторической стороной дела, чем личностной. Он не на вопросы представителей традиционной христианской доктрины святости отвечает, а отстаивает место закона в плане Бога. «Закон» (или «указание», «письменный кодекс») упоминается в каждом из первых четырнадцати стихов и около 35 раз во всем отрывке 7:1—8:4. Какое же место занимает закон в христианской доктрине теперь, когда Христос пришел и положил начало новой эпохе?
Прежде чем мы приступим к главе 7, следует напомнить, что Павел писал уже о замысле Бога, дававшего людям Свой закон. Тогда ответ Павла был невыразителен. Ясно, что теоретически «исполнивший его человек жив будет им» (Рим. 10:5, цитируется по Лев. 18:5). Но на практике никому еще не удалось полностью исполнить закон. Поэтому закон никогда не может стать путем к спасению (Гал. 3:10 и дал., 21 и дал.). Вместо этого закон выявляет грех (3:20), осуждает грешника (3:19), квалифицирует грех как преступление (4:15; 5:13; ср.: Гал. 3:19), «производит гнев» (4:15) и даже «пришел после и таким образом умножилось преступление» (5:20). Как следствие, Божья праведность открылась в Благой вести совершенно «независимо от закона» (1:17; 3:21а), хотя закон помогал свидетельствовать о ней (1:2; 3:21 б). И грешники получили оправдание у Бога не через исполнение закона, но через веру в Иисуса (3:27). Такая вера поддерживает закон (3:31) тем, что отводит ему должное место для исполнения его функций.
Сам Авраам продемонстрировал этот принцип, поскольку обетование от Бога он получил «не законом…, но праведностью, приходящей от веры» (4:13 и дал.)[340]. Приведенная антитеза показывает, что весь словарь благовестия, включающий такие понятия, как обетование, благодать и вера, не имеет ничего общего с законом.
До сих пор всякое упоминание закона носило у Павла уничижительный характер. Закон обнаруживает грех, а не несет спасения; он приносит гнев, а не благодать. А затем эти негативные суждения рождают шокирующее иудеев выражение, что верующие христиане находятся «не под законом, но под благодатью» (6:14 и дал.). Эти стихи являются как бы трамплином для прыжка сразу в главу 7, которая начинается аналогичным рассуждением о том, что «мы умерли для закона» (4) и поэтому «освободились от него» (6). Как может Апостол так легко относиться к закону? Следует прочесть псалмы 18 и 118, чтобы почувствовать то огромное удовлетворение, которое испытывали иудеи от общения с законом. Для них он был «вожделеннее золота и даже множества золота чистого, слаще меда и капель сота» (Пс. 18:11). Как же может Апостол так унижать закон, заявляя, что он умножает грех, а не праведность, смерть, а не жизнь? Как он может проповедовать освобождение от него? Что он имеет в виду, когда говорит, что мы «больше не под законом»? Объявляет ли он об отмене закона? Тогда эти слова звучали бы как одобрение антиномизму.
