– Бери веник! Хлещи!
Выхватив из ведра мокрую и тяжёлую связку веток, я взмахнул и стал шлёпать.
– Сильнее! И пару дай!
Двигаясь, как в полуобмороке, я выбросил на камни ковш кипятку. И, не в силах дышать заменившей воздух раскалённой водой, заработал веником, едва не теряя сознание.
Через полминуты он крикнул:
– Хватит! За дверь!
И я, теряя последние силы, на подгибающихся ногах вывалился в морозное, сводящее с ума, холодное счастье.
Минуту посидев рядом со мной, Ярослав спросил:
– Жить хорошо?
Не в силах даже кивнуть, я ответил безсильной улыбкой.
– Давай ещё раз!
И я, с ужасом спрашивая себя, что же я делаю, снова ввалился в ад.
И вот, спустя ещё две минуты ада, мы покинули пекло, и Ярослав крикнул:
– А вот теперь жить будет действительно хорошо!
И, схватив меня за руку, вытянул под чёрное небо, под обильно падающий снег – и толкнул в каменную чашу! Заполненную ледяной водой! Ледяная жидкая бездна накрыла меня с головой. Удар холода проломил меня до костей. Жгучие иглы ударили в тело. Судорожно раскрыв рот, я вынырнул. И в ту же секунду Ярослав прыгнул вниз сам, подняв столб брызг и блаженно охнув.
– Наверх! – скомандовал он.
И я, рванувшись побыстрее спастись из ледяных объятий, выметнулся, подняв волну, по вслепую найденным под водой деревянным ступеням.
И здесь я вдруг встал. Мне было тепло! И такое вот, невероятным способом приобретённое тепло было блаженством! Медленно, совершенно голый, раскинув руки, я шёл сквозь плотную пелену снега вокруг каменной чаши, и говорил своим помутившимся от восторга сознанием: «Родился молодой бог! Родился молодой бог!»
Поймав меня за руку, Ярослав быстро втащил снова в пекло, но пару добавлять не стал. Окатив меня водой с хвоей, вывел в предбанный квадрат и сказал:
– Простыню накинь, просохни и одевайся.
И кивнул своим матросам:
– Ну, братцы, с Богом!
Тогда, тяжело шлёпая босыми ногами, азартно и быстро все направились в пекло.
Я закрыл глаза и, качаясь на невидимой лодочке, поплыл по морю счастья.
– Вот теперь ты точно знаешь, что жить – хорошо! – весело сказал Ярослав.
Раскрыв глаза, я улыбнулся. Спросил:
– Что ж они с нами не мылись? Места много. А они сидели здесь, ждали.
– Э, Томас! – смеясь, ответил он. – Баяре не парятся с мужиками!
Кое-как натянув одежду, я вышел за ним под совершенно не чувствуемый холод, под снег.
В каминном зале я остановился с таким лицом, что все примолкли. Встретив взгляд Эвелин, я сказал:
– Выше счастья… Выше блаженства…
Она, смеясь, подошла, взяла, как ребёнка, за руку и подвела к моему месту. Я сел, без смысла перебирая руками, поискал приборы. Власта принесла и поставила передо мной глубокую миску с поднимающимся над ней паром. Ещё не понимая, в чём дело, я склонился и вдохнул оглушивший меня аромат. Поднял голову. В глазах соткалась слеза.
– Что это? – шёпотом спросил я.
(В точности так, как сделала не так давно моя смерть. А именно – тот, кто разделял такой аромат с маленькой Адонией в замке «Девять звёзд», а потом ночью в Мадрасе метал в меня визжащее от предвкушения моей крови железо, – Ци Регент).
– Стерляжья уха, – так же шёпотом ответствовала Власта, выкладывая на стол тяжёлую серебряную ложку.
– Баня – это действительно так хорошо? – спросила Власту Эвелин.
– О, да. Жаль, что ты сможешь испытать это не раньше, чем через год. Во время беременности это делать нельзя. А вот Алис и Луиза узнают уже сегодня.
– Эвелин! – негромко произнёс я. – Извини, что не получается тебя не дразнить. Но это великолепнее самой вкусной сигары.
– Ты лет на пять помолодел, Томас! – сказала она, восторженно улыбаясь.
Взявшись за ложку, я тут же её отложил: в зал вошли Себастьян с семьёй и раскрасневшийся, взволнованный Готлиб. Так же раскраснелась и была взволнована и Симония. Эвелин и Власта тотчас устроили их за столом, посадив рядом. Себастьян с женой сели напротив, а сын и дочка немедленно попали в доброжелательное, бурное веселье детской компании, которая затеяла какую-то игру в куколки, расставляя фигурки, сделанные из соломы, на остывших уже бочонках с воском.
– Мистер Шервуд, – спросил меня Себастьян. – Не могу не полюбопытствовать, что это такое?
И он показал на стоявшее в прикаминном углу чудо. Да. Пока я метался из пекла в холод, Робертсон и Носатый соорудили из обрезков бревна манекен, на который надели, как на человека, доспех. Рыцарские латы стояли в углу и сверкали полированной сталью, и казалось, что здесь стоит живой рыцарь.
– Хранитель замка, – ответил я, улыбаясь. – Неизвестно, сколько лет он пролежал в земле, в бочках, но сегодня геройские малыши откопали его и подарили возможность вновь видеть свет.
– Это я, я!! – завопил, вскочив ногами на лавку, Чарли. – Я – геройский малыш! И ещё Тёха, Баллин и Гобо!
– Ах вот как, – нарочито насмешливо произнёс я. – По-твоему – совсем не герой тот, кто нашёл место?
– Это – да, – притихнув и спрыгнув с лавки, согласился он. – Место нашёл ищейка по золоту, а мы подсмотрели.
И он взглянул в сторону западной стены, где был растянут на гвоздиках огромный, в рост человека холст, на котором Тай только что закончил вычерчивать сине-оранжевый план замка.
– Кто это – «ищейка по золоту»? – спросил Себастьян.
– Мистер Тай, – встав и протянув руку, представил я его. – Самый загадочный из всех людей, встреченных мною в жизни. Безспорно и очевидно, что золото само лезет к нему в руки, шевелясь и разворачивая землю. Сегодня он нашёл вот эти латы, закопанные глубоко. А вот, например, что он нашёл вчера.
И я сопроводил жестом действия Омелии, Грэты и Файны, которые расставляли перед новоприбывшими гостями золотые приборы.
С затаённой улыбкой я смотрел, как Симония, преодолев робость, что-то спросила у Готлиба, и он, приподняв и покачивая на весу золотое блюдо, стал ей что-то с увлечением объяснять. Тут же посмотрел на Власту и Эвелин, и они, сияя улыбками, немо крикнули мне: «Видим, видим!»
– Что ж, леди и джентльмены, – сказал я, усаживаясь на своём троне. – Застолье сегодня без торжеств, поскольку русское чудо, именуемое «баня», будет непрерывно отнимать и прибавлять к нам людей. Посему давайте без церемоний – ром, вино, уха… Благослови это всё, Боже!
– Аминь, – сказал Ярослав и широко перекрестился.
Кто-то успел попробовать ухи, и над столом взлетели восторженные голоса. Тай, Носатый и Робертсон взялись за вино и наполнили бокалы и кружки. И тут вдруг встал и поднял руку один из малышей.
– Ой! – воскликнула Ксанфия. – Брюсик что-то придумал!
– Говори, – кивнул ему я. – Уж не тост ли?
– Я сделал открытие, – твёрдым голоском объявил Брюс.
