– А если там что-то хрупкое? – возразил я. – И, подумав, с силой потёр друг о дружку ладони и спросил у Ярослава: – В банные двери пройдут?
Он оценивающе взглянул. Сказал:
– Вполне. Вход делали широким, чтобы было удобно и дамам.
Вчетвером, крепко взявшись, мы втащили бочки в невыносимое пекло. Поставили возле печей и быстро вышли.
– Теперь – только ждать, – со вздохом сказал Робертсон.
– Тай, – подозвал я японца. – Пока воск плавится, пойдём, посмотрим дрова.
– О, вот это подлинный клад, Томас, – сообщил мне Ярослав. – Дровяник стоял запечатанным лет пять, а то и больше. Отменно сухие дрова.
По широкой, в десять ступеней, лестнице мы поднялись на мощёный брусчаткой плац. Пересекли его. Вошли в нижний, полуподвальный этаж восьмиугольной башни. И здесь Тай указал мне на совсем неприметную дверцу в южной стене. Я открыл, вошёл. Сухая, тёплая темнота. За спиной раздался звук кресала и кремня. Пространство осветилось: Тай внёс зажжённую лампу. Я охнул: оставляя посередине небольшой проход, слева и справа тянулись высоченные ряды поленниц.
– Девяносто шагов, – сообщил Тай. – И там – стена зала с камином.
– Что над нами? – спросил я, подняв голову к потолку.
– Комнаты для охраны и слуг, – сказал Тай.
– А выше?
– Красивые комнаты.
– Апартаменты.
– Апар-та-менты. А за той стеной – коридор, где мастер нашёл старый щит.
– Удивительно, – сказал я, выходя в гулкий полуподвал башни. – Зачем было продавать такое сокровище? Дом устроен так надёжно, уютно. Что может быть ценнее каменного строения на своей земле?
– Королевский Двор, – ответил мне Ярослав. – Придворная жизнь, балы, интриги, развлечения, гордость. А для этого нужны наличные деньги.
– Да. Денег я отдал много. – И, взглянув в только что покинутую дверь, добавил: – До предела подвал дровами загружен. Только один угол-то и разобран.
– Это мы с Готлибом, – поспешно сказал Носатый. – Как только Тай сообщил о прибавленье в хозяйстве, мы загрузили телегу дровами, и Готлиб и все малыши отправились на ферму. Привезти Себастьяну, а также передать от наших дам подарки его детишкам и всласть попить молока.
– Молодцы! – горячо воскликнул я. – Отличное решение!
Мы вышли на плац.
– Может, грибков? – предложил Ярослав.
– Охотно.
Но грибков поесть не пришлось. Едва мы вошли в залу, как были оглушены потоком криков и восклицаний.
– Во-от такие бочки! – кричал раскрасневшийся Чарли. – Там таки-ие сокровища! Воском залиты…
Здесь были все дети, вернувшиеся с фермы, Готлиб, русские моряки, девочки, дамы. Глеб и Фома приготовили ковш, вёдра. Вопросительно смотрели на нас с Ярославом.
– Можно понемногу растаявший воск отчерпывать, – пояснил он мне.
– Очень хорошо. Можно взяться.
Глеб и Фома вышли, и очень скоро вернулись и принесли два полных ведра вкусно пахнущего жидкого воска.
– Томас, – сказала, подойдя, Эвелин. – У нас скопился десяток бочонков из-под еды. Давид похвалит, если мы воск, пока жидкий, перельём в бочонки, чтобы в Бристоле можно было его продать.
Одобрительно улыбнувшись ей, я тотчас распорядился. Робертсон и Носатый приготовили и отмыли бочонки, составили их у стены возле камина. Глеб и Фома вылили воск, ушли и принесли ещё пару вёдер. Все присутствующие расселись за длинным столом и в ожидании разгадки тайны примолкли.
Вскоре все десять бочонков были заполнены. Ярослав, о чём-то поговорив с матросами, подошёл ко мне.
– Бочки наполовину пустые, – сказал он. – И уже всё видно. Можно их прикатить сюда, чтобы увидели все?
– Можно взяться, – передёрнув плечами от нетерпения, ответил я.
Матросы, поставив на ребро дна, вкатили первую бочку. Тяжело стукнув, она встала возле камина. Глеб, согнув из куска толстой проволоки крюк, подошёл и, поклонившись, подал его мне. Прерывисто вздохнув, я подошёл к пышущей жаром бочке. Запустил крюк в липко плеснувший воск… Что-то лязгнуло, шевельнулось! И, подцепив, я усилием руки поднял над бочкой длинный, узкий, стремительный, сверкающий меч. Настоящий рыцарский меч, с двуручной рукоятью, с позолотой на гарде.
– Ой-ё-о-о!! – завопили мальчишки.
Готлиб и Робертсон быстро принесли пустой котёл, поставили вплотную к камину, и я стоймя поместил в него меч. Призывно блистая, он стоял пред огнём камина, и последние капли воска катились по его полированному клинку. А я вновь зацепил крюком и вытянул из бочки кирасу. Нагрудник до пояса, с позолотой. Слоистые, с клёпками-шипами, наплечники. Шарниры на плечах, соединяющие грудь и спину; прекрасно сохранившиеся кожаные ремни на поясной стяжке. Затем достал ножны меча и железные сапоги, склёпанные из такого количества пластин, что казались покрытыми чешуёй неведомого дракона.
И вот вторая бочка встала рядом с первой. И в звонкий котёл поместились, обсыхая от воска, плечевые и набедренные латы, массивные стальные перчатки, поясная и нашейная бармы. Ещё чепрак для лошади, в форме лошадиной же головы, цепь-уздечка с лошадиным нагрудником, стремена, несколько отдельных стальных пластин, пряжки. И последним был торжественно поднят изумительной красоты рыцарский шлём. Полированный, мягко-округлый, с небольшой пикой на темени, с глухим, в тонких прорезях, клиновидным забралом.
Волшебный вечер
Попросив у Эвелин кусок холста, я разорвал его на полосы и раздал их детишкам. Потом, выложив все части рыцарских лат на стол, с умилением смотрел, как цепкие ручонки насухо вытирают отлично сохранённый металл и как блестят восторженные глазёнки.
– Томас, – подошла ко мне Эвелин. – Власта сказала, что Ярослав привёз из города рыбу, два бочонка. И они хотят приготовить какой-то знаменитый русский суп из рыбы.
– Очень хорошо. Пусть готовят.
– И ещё она обещала какую-то баню, которая превосходит все удовольствия.
– Да, мне Ярослав говорил тоже.
– И я вот что подумала. Если уж сегодня такой замечательный день и никому не нужно быть в городе, давай устроим долгий праздничный вечер. И пригласим всю семью Себастьяна. Они пережили такие тяжёлые времена… Пусть порадуются. Как думаешь, милый?
– Великолепная мысль! Пошлю Готлиба, пусть поможет управиться с коровами, и Себастьяна с семьёй в их же карете и привезёт.
– Именно Готлиба! Ты знаешь, их девушка, Симония, когда смотрит на него, едва может слово вымолвить, и дрожит, как в ознобе.
– Отчего же?
– Влюблена!
– А может, боится? Она впервые увидела его, когда у него было лицо… Жёсткое. И пистолет…
– Не знаю, какое у него было лицо. А только Власта считает, и я согласна с ней, что такое сильное и чистое чувство всегда вспыхивает как пожар. Неудержимо, внезапно! Нет, Томас. Любовь со страхом не спутаешь.
