После этого король Фелагунд обратился к своим подданным, напомнив им о деяниях Барахира и о своей клятве, и объявил, что обязан помочь сыну Барахира, и попросил помощи у своих военачальников. Тогда встал среди толпы Келегорм и, выхватив меч, воскликнул:
— Друга или врага, демона или Моргота, эльфа или человека, или иную живую тварь — ни закон, ни любовь, ни союз черных сил, ни могущество валаров, ни любые чары не спасут от ненависти сыновей Феанора того, кто завладеет Сильмарилом! Ибо, пока существует мир, лишь мы имеем право на Сильмарилы.
Долго держал он речь, и была в ней такая же сила, как в тех словах, которыми много лет назад в Тирионе его отец призывал нолдоров к мятежу. А потом говорил Куруфин, и хотя речь его была спокойнее, но обладала не меньшей силой и вызывала в воображении эльфов видение войны и гибели Нарготронда. Такой ужас посеял он в их сердцах, что никогда более до самого появления Турина ни один эльф из этого королевства не вышел в открытую битву: из засад, чародейством и отравленными дротиками преследовали они всех пришельцев, позабыв об узах родства. Так низко пали они, отринув величие и свободу предков, и тень легла на их земли. Сейчас же они роптали, что сын Финарфина — не валар, чтобы повелевать ими, и отвернулись от него. Проклятие Мандоса сделало свое дело, и у братьев зародились черные мысли: они решили отправить Фелагунда в одиночку на верную смерть, а самим захватить трон Нарготронда, ибо они были из древнейшего рода нолдорских принцев.
Фелагунд же, видя, что покинут всеми, снял серебряный венец Нарготронда и бросил себе под ноги, воскликнув:
— Нарушайте данную мне присягу, я же клятвы своей не нарушу! Однако, если среди вас остался хоть кто–то, на кого не пала еще тень общего нашего рока, то спутники для меня найдутся, и я не уйду нищим, которого вышвыривают за ворота.
Десять воинов стали рядом с ним, и предводитель их, по имени Эдрахил, шагнув вперед, поднял венец и попросил дозволения передать его наместнику до возвращения Фелагунда.
— Что бы то ни было, — сказал он, — для меня и для них ты — король.
Тогда Фелагунд передал венец брату своему Ородрету, чтобы тот правил вместо него. Келегорм и Куруфин не сказали ни слова, но, усмехнувшись, покинули чертог.
Осенним вечером Финрод и Берен вышли из Нарготронда. С десятью спутниками они поднялись по берегу Нарога до самых его истоков у водопада Иврин. У подножия Теневого Хребта они наткнулись на шайку орков и под покровом тьмы в их же становище выбили всех до единого и забрали их доспехи. Искусством своим Фелагунд придал себе и спутникам облик орков, и под этими личинами они направились дальше на север и смело вошли в западный проход между хребтом Эред–Ветрин и нагорьями Таур–ну–Фуин. Но Саурон в своей башне узнал об их продвижении, и сомненье овладело им, ибо шли они в спешке и даже не задержались, чтобы сообщить о своих делах, как обязаны были делать это все проходящие здесь слуги Моргота. Потому он выслал отряд, чтобы перехватить их и доставить к нему.
Так произошел знаменитый ныне поединок между Сауроном и Фелагундом. Ибо Фелагунд состязался с Сауроном в песнях могущества, а могущество короля было велико; но и Саурон обладал силой, о которой так сказано в Лейтиан:
Звучала песня лиходейских чар,Пронзая и срывая все покровы,Сзывая всех, к предательству готовых.
Но Финрод встал, и вопреки судьбеО стойкости запел и о борьбе,О силе, что сражает силы зла,Хранимых тайнах, коим нет числа,О вере, о свободе, о спасенье,Об измененье и преображенье,Узилищах, что двери распахнут,Цепях разбитых, что, звеня, падут.
Так с песней песнь сходилась, как в бою,И Фелагунд, слабея, пел свою,И вот вся мощь эльфийских светлых чарВлилась в его напев, как щедрый дар,И птичий щебет услыхали всеНад Нарготрондом в утренней росе,Дышало тяжко Море вдалеке,На грани Круга Мира, на песке,Песке жемчужном у далеких скал,Что свет Дерев когда–то озарял.
И вдруг, сгустившись, заклубилась мглаНад Валинором, там, где кровь текла,У брега Моря, у белейших врат,Где острый меч на брата поднял брат,
И нолдоры, озлобясь, увелиДобытые резнею корабли.И свет погас. И ветер застонал.И волк завыл. И ворон закричал.Сковал заливы тяжкий холод льда.Несчастный раб в темнице зарыдал.Гром раскатился, полыхнул огонь —И рухнул Финрод, чарами сражен.
Саурон сорвал с них личины, и они предстали пред ним, нагие и дрожащие от страха. Но, хотя Саурон открыл, каких они племен, имена их и цели остались ему неведомы.
Он бросил их в глубокую, черную и безмолвную яму и грозил жестоко умертвить всех, пока один из них не скажет правды. Время от времени видели они, как во тьме загорались два глаза, и волколак пожирал одного из них. Но никто не предал своего господина.
В то время, когда Саурон вверг Берена в узилище, бремя ужаса легло на сердце Лютиэн; и, придя за советом к Мелиан, она узнала, что Берен заключен в темнице Тол–ин–Гаурхота без надежды на спасение. И вот Лютиэн, зная, что никто иной на земле не придет ему на помощь, решилась бежать из Дориата, дабы самой помочь любимому; но она доверилась Даэрону, а он вновь предал ее. Тингол изумился и ужаснулся; а так как он не хотел лишать Лютиэн дневного света, ибо без него она бы истаяла, и все же желал удержать ее, он велел построить жилище, из которого она не сможет бежать. Неподалеку от врат Менегрота росло самое большое дерево в Нелдорете — буковом лесу, что покрывал северную половину королевства. Этот огромный бук прозывался Хирилорн, и было у него три ствола, равных по обхвату, высоких и с гладкой корой; ветви на них росли только на головокружительной высоте. Там, высоко меж стволов Хирилорна, возвели деревянный терем и в нем поселили Лютиэн, лестницы же убрали и держали под строгой охраной — кроме тех случаев, когда слуги Тингол а поднимались наверх, чтобы доставить пленнице все необходимое.
В Лейтиан повествуется о том, как бежала Лютиэн из терема на Хирилорне. Она пустила в ход чары и сделала так, что волосы ее выросли до необычайной длины; из них она сплела черный плащ, который, как тень, сокрыл ее красоту, а в нем было заключено заклятие сна. Из оставшихся прядей сплела она веревку и спустила из окна; и когда конец веревки закачался над головами стражников, сидящих под деревом, их объял необоримый сон. Тогда Лютиэн выбралась из своей темницы и, закутанная в плащ, подобный тени, незамеченной покинула Дориат.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
