Я направилась к площади и на одной из улочек столкнулась с толпой народа — такие толпы я наблюдала из окна нашей квартиры в Вене в последующие годы, но люди из этой толпы были не в военной форме, а в маскарадных костюмах: это было время Венецианского карнавала, и сейчас мимо меня пробегали всевозможные существа — принцессы и попрошайки, властители и рабы, люди-рыбы и люди-птицы. Мы шли в одном направлении, но они двигались быстрее меня, и я посторонилась, прислонившись к стене одного из домов.
Я смотрела на их лица и тела, на перья, чешую, клювы, плавники, крылья, которые были на них нацеплены. Среди них я различила человека, наряженного шутом, в узких лосинах, разноцветной рубашке и колпаке с бубенцами. Я направилась к нему. Люди мчались, кто-то толкнул меня, и я упала. Я лежала, прикрывая голову руками и наблюдая, как десятки ног пробегают мимо меня, слушала радостные возгласы, песни и смех. Когда толпа немного поредела, я осторожно встала и отряхнула свою одежду от пыли. Я посмотрела туда, куда направилась толпа, — на площадь Сан-Марко. На краю площади женщина сидела на тротуаре; одна ее рука была вытянута в просительном жесте, другой она придерживала ребенка. Я пригляделась к ней и увидела, как она подняла руку и махнула мне. Я тоже подняла руку и махнула в ответ. Она опустила руку, и я поняла, что она просто обозналась или махала вовсе не мне, а кому-то другому, или вообще не махала, а просто отгоняла собственные мысли, пыталась пресечь конфликт с самой собой. Потом она обнажила грудь и стала кормить ребенка.
~~~
Старуха лежала во мраке комнаты и, закрыв глаза, перебирала свои самые ранние воспоминания. Нашлось три воспоминания: в то время, когда для нее еще не все вещи в мире обрели имена, какой-то мальчик подал ей острый предмет и сказал: «Нож»; в то время, когда она еще верила в сказки, чей-то голос шептал ей о птице, которая клювом раздирает себе грудь и вырывает сердце; в то время, когда прикосновения значили для нее больше, чем слова, чья-то рука приблизилась к ее лицу и нежно покатала яблоко по щеке. Этот мальчик из прошлого, который ласкал ее яблоком, нашептывал сказку и подавал нож, — ее брат Зигмунд. А старуха, которая предается воспоминаниям, — это я, Адольфина Фрейд.
Примечания
1
Кафка Ф. Горе холостяка. Пер. С. Апта.
