[С. 283] Эта грамота очень характерна как для самого Досифея, так и для его отношений к московскому правительству. В ней Досифей очень решительно вмешивается в международные отношения московского правительства и смело не только советует, но и прямо настаивает, при каких условиях русское правительство должно заключить мир с турками и при каких начать войну. Как Иерусалимский патриарх, и притом грек, он смотрит на мировые события и думает определять самый их ход с точки зрения тех маленьких событий, тех вечных ссор греков с папистами, какие происходили тогда в Иерусалиме. Там греков осилили тогда латиняне; значит, русские, по убеждению Досифея, обязательно должны, несмотря ни на что, двинуть свои войска против турок с единственной целью – снова доставить грекам первенство в Иерусалиме. Иначе, думал Досифей, и быть не может: ведь известные ему благочестивые греческие цари Феодосий, Юстиниан, Ираклий и другие «великие войны вчиняли на персов для ради Православия», почему же так не поступать и благочестивым царям московским, единым теперь православным царям в целом мире? То обстоятельство, что благочестивые греческие цари, воюя с персами, в действительности воевали не только «для ради Православия», но и ради защиты и ограждения провинций своего собственного государства, которые разоряли персы своими вторжениями, и что подобного условия для русских государей, если бы они вздумали воевать из-за иерусалимских греков, вовсе не существует, – это обстоятельство совершенно было опущено из внимания пылким и увлекающимся Досифеем, когда он советовал государям начать с турками войну, «и не малую», чтобы заставить [С. 284] турок возвратить грекам отнятые у них латинянами святые места и первенство в Иерусалиме. Самый тон грамоты Досифея тоже очень характерен: в нем слышится самомнение грека, вообразившего, что он лучше и тоньше может судить и понимать истинное положение дел, нежели малообразованное и варварское, на взгляд истого грека, московское правительство, не умеющее внушить к себе даже у турок уважения и почтения. Досифей как бы стыдит его за слабость, недеятельность и малодушную уступчивость перед турками, за то, что оно на словах похваляется сделать то-то и то-то, а на деле ничего не делает…
Досифей прислал в Москву и еще две грамоты относительно святых мест: одну, писанную 2 сентября 1691 года, и другую от 28 июня 1692 года. В первой из них Досифей доводит до сведения царей, что многие из здешних вельмож удивляются и говорят: «Как терпит о Иерусалиме Москва и ни в чем не подвигнется ни молением, ниже силою?.. Святое державное ваше царствие, будучи и страшно, и грозно, и крепко, для чего терпите такое бесчестие в Православной Церкви, наипаче когда здешняя страна трепещет и боится единаго вашего честнаго имени? Мы исполнили нам должное, а Богом венчанные, и преславные, и святые ваши главы, имея о том известие, сотворите полезное, как все могущие с Богом совершить». Во второй грамоте Досифей извещает, что он получил ответную царскую грамоту, посланную к нему с Марком Константиновым, и заявляет, что он «и прочих великих престолов великие Кафолические Церкви председатели» убеждены, что о святых местах «всеконечно радети будет святая ваша держава, имея приклад приснопамятных самодержцев православных, [С. 285] которые и словами, и делами, и великими многолетными войнами потщалися, во еже держатися Святым Местам у православных, которых ни в чем не менее вы, но наипаче превосходит святое ваше царствие, понеже боятся вас и трепещут изычные и, на себя вашего нашествия бояся, шатаются»[125].
В марте 1691 года писал Досифей особую грамоту и новому Московскому патриарху Адриану. В ней он, поздравляя Адриана со вступлением на Московский патриарший престол, делает ему наставления, как он должен надлежащим образом выполнять свои архипастырские обязанности. «Молим Господа Бога, – пишет он Адриану, – да даст тебе просвещение и силу: едино убо – да испытуеши Святая Писания и святые отцы ко знанию совершенному евангельского учения; силу же, да поживеши по житью апостолов в образе священнолепном, во одежди смиренней, свящи худой, в попечении не сродников и другов, но всего христоименитого люда, бдя и труждаяся о всяком благочинии церковнем, не определяя патриаршескаго достоинства и патриаршескаго промышления внутрь твоего великаго града, но простирая тое в митрополии же, в епископиях, в монастырех, во градех же и весех». Указывая затем ряд примеров, как греческие императоры, побуждаемые патриархами, заботились и обратили к христианству многие народы, как они, побуждаемые патриархами, освобождали нападствуемых от нечестивых православных христиан, говорит: «Сице подобает и вам творити, сиречь, пещися о пастве, о дальнем и ближнем, прирадети же образы всякими, да окружнии языцы по можному приложатся во благочестие. Папежницы, аще и вельми грешат во благочестии, [С. 286] но, видим, монаси их во всем мире обходят и превращают целые народы в папежство. Толико же подобает братии нашей – тамошним (т. е. русским) монахом, имеющим ослабу и правление, пещися таковым же образом о спасении многих». Указывая потом на то обстоятельство, что православные всего более страдают в Польше от папежников, Досифей сурово замечает по адресу московских патриархов: «И вящшая страдают братия наша, иже суть в Польше, и вы храните, яко же Иона в корабли: и где есть, еже возлюбиши ближняго своего, яко тя самаго?» Сказав затем, что стремление синаитов подчинить свой монастырь Москве несправедливо и незаконно, Досифей обращает внимание Адриана на некоторые беспорядки, существовавшие в Киевской митрополии. «У вас архиереи и архимандриты, – пишет он, – носят митры, яко же и оный Гедеон Киевский содела златые короны, хотя и той в Киеве величатися, яко же патриарх, и сие неправедно есть… К казаком приходят отселе неции архиереи и хиротонисуют на единой хиротонии многие диаконы и иереи – и чесо ради не возбраните таковаго нелепаго дела, чесо ради не повелеваете митрополиту Киевскому не попущати быти таковым беззаконием?» В заключение Досифей пишет о пресуществлении в Таинстве Евхаристии, «ему же противоборствуют наипаче еретицы», и доказывает, что Православная Церковь приняла и принимает именно пресуществление, а не пременение или преложение, хотя в то время в Русской Церкви вопрос шел не о самом пресуществлении, о чем у нас никто не спорил, а только о времени пресуществления[126].
[С. 287] Посылкой одних грамот в Москву Досифей не ограничился. Он решился отправить в Москву свое доверенное лицо, которое бы лично и обстоятельно разъяснило в Москве положение дел о святых местах, побудило бы русское правительство на более скорый и энергичный образ действий перед турками. Таким доверенным лицом Досифея, отправившимся в Москву, был его родной племянник, архимандрит Хрисанф, сделавшийся потом преемником своего дяди на патриаршей Иерусалимской кафедре.
13 ноября 1692 года в Москву прибыл племянник и посланец Досифея архимандрит Хрисанф, с которым Досифей прислал грамоту государям. В ней он писал, что с тех пор как приходил в Москву блаженнейший патриарх Иерусалимский кир Паисий, уже лет сорок тому назад, только два архимандрита Святого Гроба были присылаемы в Москву, хотя и случались великие мятежи от еретиков и многие обновления церквей Святого Града и хотя великие от того происходили расходы, однако никогда не посылали просить о помощи. Ныне же не мог патриарх умолчать долее, хотя бы и произошло от того какое бедствие, и, по нужде, рассудил послать кого-либо к их царскому величеству. Первое потому, что пришли они в такую крайность, что если не учинится помощи от их святого царствия Святому Граду, то дойдет до последнего разорения, ибо все места, откуда притекала к нему помощь, разорились и он лишился всякой помощи. Второе – так как случилась от еретиков напасть и взяты у православного народа святые поклоняемые места, то нет иной надежды на исправление сих дел, как от царской державы, ибо цари, после Бога, суть главы и отмстители всех православных. [С. 287] Третье – есть и иные нужные дела, касающиеся пользы всей кафолической веры, и Церкви, и благосостояния святейших патриарших престолов, и, просто сказать, греческих народов. Посему посылал патриарх племянника своего Хрисанфа, чтобы он донес царскому величеству обо всех делах, которые для памяти ему записаны собственно патриаршей рукою, но вкратце, а не пространно, ради многих случаев; он же, как верный своему владыке и Богу, изъяснит и объявит все, что ему приказано, по всякой статье. Ввиду этого патриарх просил, чтобы государи приняли Хрисанфа как бы посланного от Бога и Христа, и спросили бы его пространно, и даровали бы ему свое блаженное слушание, восприяв ревность, какая подобает их державе, о состоянии Христовой Церкви и всей полноты христианства.
Досифей прислал грамоту и царице Наталье Кирилловне, умоляя ее оказать всякое содействие посланному им архимандриту Хрисанфу. «Молимся прилежно, – пишет он, – преклоняя умственные колена наша пред вашим царским величеством, дабы приняли и выслушали его и приложили радение, чтобы все, что донесет посланный, совершилось бы добрым исполнением. Все православные христиане имеют обязанность подавать помощь матери всех церквей святому Иерусалиму – наипаче же православные и великие цари и самодержцы».
