Очевидно, Досифею хорошо были известны многие беспорядки и нестроения, которые царили в киевской церковной иерархии, в церковной практике и жизни, вследствие полного отсутствия всякого надзора со стороны Константинопольского патриарха, власть которого в Киевской митрополии уже давно сделалась чисто номинальною. Чтобы привести жизнь Киевской митрополии в надлежащий порядок, необходим был над нею постоянный и бдительный надзор высшей церковной власти, стоящей с нею в постоянных, близких и непосредственных сношениях. Такою самою ближайшей и естественной властью и был именно Московский патриарх. Следовательно, подчинение ему Киевской митрополии не только не имело в себе ничего незаконного или вредного для Церкви, а, совершенно наоборот, вызывалось и настоятельно требовалось интересами самой Церкви и всего Православия.
Участием Досифея в деле подчинения Киевской митрополии Московскому патриарху и закончились все его сношения с московским правительством во время правления царевны Софьи, так как затем начались известные крымские походы, во время которых сами собой прекратились у нас всякие сношения с Турцией, которые бы дали возможность Досифею или оказать [С. 267] услуги нашим послам, или послать с ними в Москву грамоты. Кроме того, в это время случилось еще одно обстоятельство, из которого подозрительный Досифей убедился, что честолюбивый Московский патриарх подчинением себе Киевской митрополии не удовлетворился, а идет по этому пути далее, стремится подчинить своей власти уже область, подлежащую ведению самого Иерусалимского патриарха. Дело тут заключалось в следующем.
В сентябре 1682 года в Москву прибыл синайский архиепископ Анания, присутствовавший на Московском Соборе 1667 года. Жалуясь на крайне бедственное положение синайской обители и испрашивая помощи, Анания молил государей: «Пожалуйте, излейте на нас милосердие, благоволите нашу святую обитель взять в свое государское попечение и не дайте той святой и православной обители от скудости принта в римские руки, потому если мы, государи, от великие скудости то святое место оставим, то римляне всячески о том потщатся, чтоб им тем святым местом завладеть, и буде вашей царской милости не будет – не изволите святыя нашей обители взять в ваше попечение, то конечно папа Римский потщится тем местом завладеть». Государи дали милостыню Анании, но о взятии монастыря на особое государское попечение ответа от них не последовало. Тогда Анания подал государям новую челобитную, в которой просил ради царского здравия и поминовения их родителей «не оставить во дни свои царскую их богозданную обитель и не дать ей впасть в руки еретиков на поругание православным, ибо сии Святыя Сеста многие западные государи желают присвоить себе и назвать своим молением, и, если бы возможно было, и с великими даяниями, не потому, [С. 268] чтобы у них не было своих обителей и церквей, но потому, что сия гора называется богоходною многих ради бывших и бывающих на ней от Бога пророками и святыми Его страшных бесчисленных чудес, и воистину, и ныне благодать Божия живет в ней. Примите, государи, ту обитель в свое царское попечение, как новые строители, вместо первостроителя Юстиниана, царя благочестиваго, дабы вашим царским призрением и помощью могла та святая обитель с прочими святыми местами держаться за православными христианами, ибо такая царская обитель только и может держаться царским вспоможением». Но на этот раз домогательства синаитов не имели успеха. Тогда в 1687 году в Москву прибыл синайский архимандрит Кирилл с особыми полномочиями от синайского архиепископа Иоанникия и всех синайских иноков. В соборной грамоте, привезенной архимандритом и подписанной архиепископом Иоанникием и 72 синайскими иноками, говорилось: «Вся братия от первых даже до последних приходит к высокому маестату христианнейшему и православнейшему пресветлыя державы царствия вашего, и много иже во смирении поклонение сотворяем и припадаем до лица земли с плачем, и многими слезами челом бьем, и приносим, и отдаем ту знаменитую и убогую обитель горы Синайские вам, великим государем и великодержавным и пресветлым монархом, да будете великие государи тому святому и богопроходному месту строители и обладатели, яко новии и блаженнии вместо царя Юстиниана ктиторы». Далее архиепископ пишет: «Пришлите от себя иноков (разумеется, русских) в святую обитель, да будут они молиться вместе с нами за вас, а другие опять придут к нам и лучше известят [С. 269] то, что видели сами в нашей пустыне, каково наше житие – зло или добро… Не отриньте нашего моления и посланных наших, примите обитель под державу своего царствия и имейте к ней ревность, ибо мы не имеем, где главы подклонить, да не опустеет сие поклонение всех православных христиан». На этот раз домогательства синаитов имели успех. От государей велено было изготовить грамоту к синайскому архиепископу с извещением, что они, по челобитью его, Синайскую гору в призрение свое принять изволили, из русских монастырей монахов по два человека послать туда указали, жалованья им посылается на 150 руб. соболями, да еще 100 золотых червонных, да сверх того велено было устроить серебряную раку для мощей великомученицы Екатерины и, наконец, особою жалованною грамотой синаитам дозволялось приезжать в Москву за милостыней через каждые два года. Таким образом, Синай в 1687 году был принят под особое русское покровительство и должен был сделаться с этого времени русским царским монастырем, отчасти заселенным присылаемыми в него русскими монахами. Понятно, какое неприятное впечатление все это дело должно было произвести на Досифея, который, естественно, увидел в этом новый незаконный захват со стороны властолюбивого Московского патриарха. В грамоте уже не к Иоакиму, а его преемнику Адриану он пишет: «Синаиты отверзают монастырь свой пять месяцев и заключают его пять лет, и всегда живут в Египте и наслаждаются благами его; потом же не имеющие попечения ни о какой вещи святыя церкви, ниже кто от них злостраждет, но о едином токмо пекутся, во еже бы собрати имения, каковым-либо образом могут». Далее Досифей [С. 270] свидетельствует, что синаиты отдавали свой монастырь самому папе, и если сначала Анания, а потом «зложительный и скаредожительный» архимандрит Кирилл представил писания, «яко поддает монастырь свой Москве – вещь беззаконна и посмеянна: беззаконна убо, яко подлежащее другому патриаршескому престолу от времени третиего Синода, како подлежати будет иному без изречения Вселенскому Собору? Посмеянна же двух ради некиих (причин): первое, яко како может Московский патриарх правити Синайскую гору? Второе, яко монастыри всего мира поминают православных патриархов и начальников православных и по образу сему вся суть всем поддана, и како тип тое, еже есть сущее, глаголют, яко будет суще? Третие, яко тии ищут языческими внешними властьми, да будут самоглавами Церкви и како покорятся вам? Тем же явно есть, яко лгут, токмо да соберут сребро». В заключение Досифей пишет Адриану: «Егда приидут к вам отцы синаитяне, и в грамотах их наречется архиепископ Синайский, или в писанных своих подписует титло, или в великих или в малых некиих писаниях, то да раздираете и отцы да изгоняете со срамом и стыдом, яко преступники божественных канонов и наипаче яко нечестивейшия, понеже презирают обычай и изречение Церкви». Досифей, однако, волновался совершенно напрасно, так как в Москве вовсе и не думали покушаться на его верховные права над Синаем и подчинять последний власти Московского патриарха[121].
Глава 6
Сношения патриарха Досифея с русским правительством при Петре Великом
[С. 271] С 1690 года положение дел в Москве сильно изменилось. Царевна Софья была окончательно устранена от управления государством, и власть перешла в руки Петра, который и стал теперь управлять единолично (больной царь Иоанн не имел никакого значения). И на Московской патриаршей кафедре произошла также в это время перемена: патриарх Иоаким, не особенно, как мы видели, приятный Досифею, умер, и его преемником сделался Адриан, с которым Досифей вошел в добрые и частые сношения. С другой стороны, и в положении Досифея, или, точнее, в положении святых мест в Иерусалиме, произошли такие важные и печальные для православных перемены, которые заставили Досифея с 1690 года усиленно искать защиты и покровительства у московского правительства и ради этого войти с ним в еще более близкие и частые сношения, насколько это было возможно при тогдашних враждебных отношениях России к Турции, начавшихся еще с 1686 года.
Как мы уже не раз выше говорили, в Иерусалиме постоянно велась упорная борьба между греками, латинянами и армянами из-за обладания святыми местами. [С. 272] Греки как представители всего Православия считали себя исконными, единственно законными обладателями всех святых мест, чего, однако, никогда не хотели признать латиняне и армяне, при всяком удобном случае стремившиеся отнять у греков те или другие святые места и занять вместо них первенствующее положение при Святом Гробе. Вследствие этого патриархам Иерусалимским приходилось вести как с армянами, так и особенно с латинянами неустанную энергичную борьбу, чтобы удержать за собою святые места и первенство при Святом Гробе. Предшественники Досифея вели борьбу успешно, и хотя Иерусалимский престол принужден был расходовать на это большие суммы, вследствие чего на патриархии накоплялись иногда огромные долги, но зато святые места и первенство при Святом Гробе оставались всегда в руках православных. И Досифею пришлось вести ту же борьбу главным образом с католиками, как и его предшественникам, только результат ее в конце был уже иной. Борьба Досифея с католиками началась уже с первого года его вступления на патриарший престол (т. е. с 1669 г.), возобновилась потом в 1673 году и закончилась благоприятно для греков в 1675 году, несмотря на все усилия и происки латинян, находивших себе сильную поддержку у французских послов при Порте. В 1683 году притязания латинян снова потерпели неудачу, и Досифей было успокоился, но ненадолго. Против Турции в это время образовалась коалиция из христианских государств: Австрии, Венеции и Польши; к ним в 1686 году примкнула и Россия, предпринявшая два известных похода в Крым под предводительством князя Василия Голицына. Турция терпела поражения от союзников [С. 273] – австрийцев и венециан – и находилась поэтому в очень затруднительном положении. Тогда французское правительство стало обещать туркам свою помощь против союзников под тем, между прочим, условием, чтобы турки признали и формально укрепили за латинянами первенство в святых местах, и чтобы те Святые Места, которыми когда-либо владели латиняне, а теперь владеют греки, снова отданы были латинянам. После некоторых колебаний турецкое правительство, опасавшееся, как бы и Франция не примкнула к союзникам, согласилась на требование французов. В апреле 1689 года в этом смысле издан был султанский указ, который и был приведен в исполнение. Сам Досифей в своей «Истории иерусалимских патриархов» говорит: «Сколь много и сколь жестокие бедствия причинили паписты Иерусалиму, когда пришли туда с фирманом и с царским чиновником и похитили с коварством и с насилием первенство при святых местах, требует особого повествования. А здесь кратко упомянем о следующих их действиях: во-первых, чтобы показать себя закоренелыми и непримиримыми врагами православных, разрушили темплеон в храме Вифлеемском, который в продолжение четырех лет выстроили нам хиосские художники. Осмеивали и презирали честной крест и святые иконы греческой живописи. В отделение Святого Гроба, где патриархи разделяли святый свет, раскопали святой престол и, нашед в основаниях его ковчег со святыми мощами, взяли его себе. Потом разнесли ложный слух, будто правительство повесило патриарха, и чрез то привели православных в великую печаль и смущение, так что когда пришло от нас туда известие, то христиане [С. 274] от радости сделали в эту ночь освещение в домах своих. Оклеветали пред правительством и наместника нашего в том, будто он сделал обиду царскому чиновнику, и придумывали и другие ковы, чтоб сделать отцам зло, почему и принуждены они были удалиться в Дамаск, и были там дотоле, доколе мы из Адрианополя не прислали туда фирмана, поставлявшего их в безопасность, и только тогда они возвратились в Иерусалим. Во-вторых, напрасно и ложно повсюду разглашают латиняне, будто Святые Места в их власти, ибо хотя в некоторых из сих мест и получили они первенство, но не полную совершенно власть, потому что и мы светло, торжественно и, как и прежде, несравненно с большею свободою, чем паписты, совершаем в них все церковные службы, не опасаясь со стороны их власти никакого препятствия». Затем в утешение и ободрение православных Досифей заявляет: «Да и то, что латиняне говорят, будто Святой Гроб и Святая Пещера в их власти, показывает только то, что они одни там служат, между тем как и мы, если захотим, можем служить беспрепятственно, но не делаем сего по многим и различным причинам, а особенно потому, чтобы не подумал народ, будто мы от них не различаемся. Сверх сего, сколько мы имеем Святых Мест, монастырей и церквей в самой соборной церкви Святого Гроба и в самом Святом Граде и вне его, вблизи и в отдаленности; то паписты и все сборище еретиков не имеют и половины того, чем, по милости Божьей, мы владеем и распоряжаемся с полною властью и произволом»[122].
