Смотрел на нее такую взъерошенную, боевую и не мог сдержать блаженную улыбку. До чего же все-таки хороша! Дурная маленько, но зато моя. Сколько бы не дергалась, не кололась — не отпущу.
— Что смешного? — она снова начала яриться.
— Не знаю. Ситуация просто такая…глупая. Я себя полным идиотом ощущаю. — просто признался и развел руки, открываясь перед ней, — можешь, мне врезать, если хочешь.
— Вот еще, — фыркнула Кулакова, пренебрежительно сморщив нос.
— Хочешь я встану на колени и буду просить прощения?
Я бы смог, запросто, если бы она этого захотела.
— Нет, — коротко бросила она.
— Тогда…хочешь спою? Это, конечно, то еще удовольствие, но я готов.
— Нет.
— Станцую?
— Нет, — сердито губы поджала, но видно было, что оттаивает потихоньку.
— Тогда скажи, чего ты хочешь? Я все, что угодно сделаю.
Кулакова медленно скользнула по мне оценивающим взглядом сверху вниз, а потом обратно. Хмыкнула, как-то язвительно, и озвучила свои пожелания:
— Тюленя.
— Чего? — опешил я.
— Изобрази тюленя! — потребовала она, складывая руки на груди.
— Ни за что!
— Тогда до свидания, — одарила насмешливым взглядом и взялась за ручку двери, с явным намерением уйти, бросить меня на лестничной площадке.
— Да стой ты! — я схватил ее за руку, вынуждая остановиться.
— Зачем? Тебя может спасти только тюлень, но ты боишься его показать, — Кулакова со скучающим видом рассматривала свой маникюр.
— Я не боюсь.
— Боишься, боишься, — убежденно кивнула и улыбнулась сочувственно.
— Нет!
— Да!
Вот ведь зараза!
— Ладно. Если ты так хочешь, будет тебе тюлень!
Кулакова насмешливо выгнула брови, снова сложила руки на груди и посмотрела на меня выжидающе.
— Ну давай. Я жду.
Я уже говорил, что ненавижу тюленей? Так вот моя ненависть достигла апогея именно в этот момент. Но ради вредной Дины я был готов на все. Поэтому тяжко вздохнул, сложил лапки на груди, представил, что я большой толстый тюлень, лежащий на каменистом пляже, обдуваемом со всех сторон студеными ветрами. Вокруг меня такие же тюлени — сытые, толстые с лоснящимися боками, а над нами в бесконечно синем небе парят чайки.
— Я все еще жду! — Дина бесцеремонно прервала мою медитацию.
— Мне надо настроиться! — огрызнулся я, потеряв единение с природой.
— Тюленя давай! — нагло потребовала Кулакова.
Да на тебе! Нахалка!
— Ау, ау, ау, — пропел и ластами для убедительности похлопал.
Дина уставилась на меня во все глаза, моргнула изумленно, а потом рассмеялась. Я же в этот миг почувствовал себя полнешим кретином. Просто кретинищем. Руки опустил, пальто поправил и насупился, наблюдая за тем, как она веселиться.
— Заканчивай ржать!
— Не могу. Ты и вправду придурок, Северный!
— Я прощен? — сердито задал главный вопрос.
— Ну…не знаю…не уверена. Как-то мало для прощения, ты не находишь? — продолжала резвиться моя сотрудница.
— Знаешь, что…
Договорить я не успел, потому что дверь в квартиру Кулаковых распахнулась.
***
На лестничную площадку сначала вывалился Стас. Увидел меня, сердито вскинулся, но тут же наступил на свои не завязанные шнурки и едва не повалился на пол. Пришлось ловить. Схватил его за ворот и рывком на ноги поставил.
Он как бойцовый петух раздулся, побагровел, скинул с себя мою руку, но напоровшись на мой взгляд, не посмел ничего сказать.
Вот что за народ. Никакой благодарности! Если бы не я — расквасил себе нос, а все туда же, гонору выше крыши.
— Под ножки-то смотреть надо, а то упадешь, бобо будет. — уже пожалел о своем благородном порыве и подцепил его. — Кстати, как пальчик после прошлого раза? Не болит?
Он вспыхнул еще больше, но опять смолчал — пороху не хватило в глаза мне ответить. Зато оскорбленно посмотрел на Дину и скорбно изрек, словно она стала для него разочарованием всей жизни:
— Не думал я, что ты такая!
Кулакова только руками развела и издала губами не очень приличный звук.
— Променять меня, на не пойми что! — горе-жених махнул рукой и начал спускаться по лестнице.
— Шнурки завяжи! — посоветовал ему в след, — а то убьешься, болезненный!
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Он зашипел и шагу прибавил. Ну и ладно. Мое дело — предупредить, а дальше пускай сам решает.
Тут из квартиры Кулаковых выскочила его всклокоченная мать, а следом ей неслось:
— Проваливай, и чтобы духу твоего здесь не было! Шалава!
Это что, Лидия Сергеевна разошлась?
На заднем плане послышался бубнеж Дининого отца:
— Лида! Лидочка! Все успокойся, хватит. Лида!!!
Да что у них там вообще происходит?
Дверь с грохотом захлопнулась.
Мама Стаса шумно дышала и тряслась, в темных с проседью волосах запуталось что-то белое … очень напоминающее салат. Едва она заметила Кулакову, как интеллигентное лицо перекосило от злой ярости и ненависти:
— Все из-за тебя, мерзавка! — прошипела, тыча в Дину коротким пальцем. Мне показалось, что еще миг, и она вцепится моей девушке когтями в лицо.
— Эй, тетя, полегче, — задвинул свою подчиненную себе за спину.
Юлия Ивановна осеклась, глянула на меня как на ядовитого таракана, окатив такой ненавистью, что я ее кожей почувствовал.
— А ты бы вообще помолчал! ПТУшник несчастный!
Дина за спиной засопела и попыталась вырваться, но я ее удержал, не позволив случиться кровопролитию.
— Почему же несчастный? — поинтересовался с улыбкой, — очень даже счастливый. Вон, с девушкой своей помирился.
— Это не девушка, а не пойми что! Змея коварная! — рявкнула матерая учительница, сжимая кулаки. Потом замолчала, дрожащей рукой пригладила растрепанные волосы и чопорно добавила, — счастливо оставаться. Ноги моей больше в этом доме не будет!
— Скатертью дорога! — бодро отрапортовала Кулакова, — не смеем вас задерживать.
На щеках у мамы Стаса вспыхнул злой румянец, но она сдержалась. Подбородок гордо вздернула и неторопливо, с видом оскорбленной королевы начала спускаться.
В этот момент, где-то в самом низу раздался грохот и сдавленный вопль.
Все замерли, прислушиваясь.
— Ваше дитятко шнурки забыло завязать и навернулось, — я указал пальцем вниз, — А я, между прочим, его предупреждал.
Она бросила на меня еще один взгляд, полный ненависти и с криком «Стасик» понеслась вниз.
— Ты только что нажил себе смертельного врага, — заметила философски Дина, проводив гостью равнодушным взглядом.
— Это что вообще такое было?
— Семейный ужин. Очень насыщенный и поучительный. Кое-кто снял с себя маску и показал истинное лицо.
— Я не понимаю.
— Тебе и не надо. Потом как-нибудь расскажу, — отмахнулась Дина.
— Но…
Дверь опять распахнулась. Да что же это такое? Нам дадут спокойно поговорить или нет???
На пороге появился Леонид Николаевич. Увидев меня, он сдержанно кивнул, и обратился к дочери:
— Дин, давай домой. Там мать буянит. Я не могу ее успокоить!
— Хорошо, пап. Сейчас иду. Одну минуту.
Отец кивнул и ушел.
— Антон, мне пора.
— Я уже догадался, — хмуро посмотрел на нее, — нормального разговора у нас с тобой сегодня не получится.
— Не получится, — со вздохом согласилась Дина. — Дома проблемы. Сам понимаешь — надо решать.
— А наши проблемы когда решать будем?
— Наши? У нас разве есть проблемы?
— Разве нет? Или инцидент с письмом можно считать исчерпанным? — уставился на нее напряженно, ожидая ответа.
— Расслабься, Северный, — улыбнулась Дина и ободряюще похлопала меня по плечу, — я тебе верю.
— Правда?
— Правда, — шагнула еще ближе и быстро клюнула меня в щеку. Типа поцеловала.
Я тут же, как пещерный человек, сгреб ее в охапку и припал к сладким губам, а она, словно только этого и ждала, потянулась ко мне, ответила, прижимаясь всем телом. Доверчиво, как и прежде, отчего внутри все ликованием наполнилось. Моя девочка.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Прости, мне пора, — выдохнула спустя несколько мгновений, с трудом отстраняясь. В глазах шальной огонь полыхал, такой же, как и внутри у меня самого.
