— И ты согласилась? — спросил Исаак.
— Нет, сеньор, не согласилась. Я была недовольна. Мне это показалось нехорошим, поэтому я отказалась.
— Что заставило тебя передумать?
— Я думала, все об этом знают. Я получила сообщение, что моя мать больна, очень больна и может умереть, поэтому я сказала Хустине, что согласна. Тогда она сказала, что подруга дала ей всего десять су, я взяла их, сказала хозяйке о болезни матери и поехала домой.
— Мать была больна?
— Да, была, — ответила Санкса. — Два-три дня ее рвало, мучили жуткие спазмы в ногах и спине. Но потом ей постепенно становилось легче, и через неделю она поправилась. Однако я ждала, так как Хустина прислала сообщение, что я смогу вернуться, когда сеньор Пау и сеньор Роже Бернард приедут за мной.
— Повезло твоей матери, — негромко произнес Исаак.
— Женщина, которая пришла на мое место, хоть сносно работала? — спросила Санкса.
— Никто не приходил, — ответила Марта. — Хустина делала и свою, и твою работу.
— То есть, — сказал Роже Бернард, — все делала кухарка, или кто-то из нас, или ждущий на улице мальчишка.
— Очень странно, — сказала Санкса.
— А Хустина исчезла, — сказал Исаак. — Не знаешь, куда она могла скрыться?
— Нет, сеньор Исаак. Откуда мне знать, куда она уехала? Мне она ничего такого не говорила.
И Санкса оглядела людей во дворе, все они, кроме Исаака, смотрели на нее, как на льва в клетке.
Ракель заметила этот взгляд. Подошла к отцу, словно предлагая ему еще питья, и прошептала несколько слов ему на ухо. Налила ему немного в чашку и села рядом с Санксой.
Исаак поднял голову.
— В последние несколько дней произошло кое-что, не совсем понятное мне, — сказал он. — Можете побыть здесь еще немного и обсудить это со мной?
— Конечно, — твердо сказала Марта, и все сели снова.
— Тебя не было здесь в последние дни, так ведь? — негромко спросила Ракель у испуганной кухонной служанки.
— Нет, сеньора, — ответила та.
— Мы переделываем соседний дом, собираемся в нем жить, и хотим начать с кухни, — прошептала Ракель. — Можешь пойти туда со мной, взглянуть на нее? Уверена, ты сможешь дать очень полезные советы.
— Это интересно, — сказала Санкса, и обе молодые женщины тихо вышли из ворот и пошли к новому дому.
Когда люди с усадьбы наконец уехали, Исаак обратился к дочери.
— Узнала у нее что-нибудь?
— Немного, — ответила Ракель. — Хустина хорошо ездит верхом, почти как сеньор Пау, часто берет одну из лошадей из конюшни и уезжает на полдня.
— Одну из лошадей?
— Эстеве почти всегда ездит на мулах, в остальное время настаивает, чтобы они отдыхали. С лошадьми, видимо, тут вопрос, чтобы они регулярно совершали моцион, а не чрезмерно трудились.
— Куда она ездит?
— Санкса не знает. Предполагает, что к мужчине, но, думаю, только потому, что ничего другого предположить не может. Если б она — Санкса — могла ездить верхом и брать лошадь, то через день ездила бы к жениху.
— Это все?
— Нет-нет. Судя по тому, что сказала Санкса, я думаю, что Хустина приезжает сюда, когда у нее есть свободное время, потому что приносит городские слухи или слухи о событиях вокруг собора.
— Но городские слухи быстро доходят до соседних деревень, — сказал Исаак.
— Это верно, папа, но, кажется, Хустина два-три раза привозила конфеты, которые можно купить только у Катерины, Иначе нужно ехать за ними в Фигуэрес или Барселону.
— Это уже определеннее, дорогая моя. Что еще?
— Санкса призналась, что хотя Хустина работает мало, оставляет свои дела другим, без нее будет скучно. Она хоть и не особенно приятная, но интересная. Знает множество историй о живущих в горах людях, о чародеях, волшебниках и колдовских зельях. И в темные зимние вечера, чтобы скоротать время, предсказывает им будущее по картам, семенам льна и песчинкам. По словам Санксы, она может говорить, как гадалка на ярмарке, всякую чушь о хромых сильных брюнетах, о возможности неожиданного богатства, о том, что красивый мужчина с раздвоенным подбородком приносит несчастье, и все такое прочее. Никто ей не верит, но слушать забавно.
— Это очень интересно, — сказал Исаак. — Но я хотел бы знать, к кому она еженедельно приезжала в Жирону. Узнала еще что-нибудь?
— Она дала несколько превосходных советов относительно кухни, которые удержали меня от нескольких серьезных ошибок. Я была так довольна, что дала ей другие десять су, обещанные Хустиной. Теперь у нее двадцать су, и она сможет быстрее выйти замуж.
Исаак готовился нанести несколько послеполуденных визитов пациентам, когда его потревожил вежливый мальчик у ворот.
— Сеньор Исаак, — заговорил он, — мой хозяин, Мордехай, приносит глубочайшие извинения и просит, чтобы вы пришли к нему как можно скорее. Он велел сказать, что не болен, поэтому вам нет нужды брать с собой тяжелую корзинку. Не будь это важно, сказал он, то не вызывал бы вас в такое неудобное время.
— Беги домой, мальчик, — сказал Исаак, — и передай хозяину, что я всегда рад навестить его по какой угодно причине. Через минуту буду там.
И действительно, всего через несколько минут Исаак сидел с Мордехаем во дворе, под раскидистым лимонным деревом в центре.
— Я очень благодарен, что вы пришли, притом так быстро, — сказал Мордехай.
— Мордехай, что заставило вас послать за мной мальчика? По всей этой секретности я полагаю, что вам не просто скучно или одиноко.
— Секретности? — Мордехай рассмеялся. — Вас не проведешь, Исаак, друг мой. Да, мы сидим во дворе, и мне со своего места видно все, разве что кто-то перелезает за моей спиной через стену. К тому же думаю, что вы услышите карабканье по стене или шаги по камням, которые я могу не уловить. Это одно из немногих мест в доме, где я уверен, что нас не подслушают. Двор и моя спальня. И сейчас это важно, потому что не хочу, чтобы то, о чем я должен спросить вас, стало известно всему городу. Если я ошибаюсь в своих страхах, и о них узнают другие, последствия для старого знакомого — собственно, для старого друга — будут очень неприятными.
— Мордехай, по крайней мере я буду помалкивать.
— Я знаю, — сказал он и сделал паузу. — Мне трудно задавать этот вопрос, потому что этим я насилую свою совесть и вашу — но я спрашиваю не из любопытства или со злым умыслом. В этом я клянусь.
— Мордехай, — сказал Исаак, — задавайте вполголоса свой вопрос, и я отвечу на него, как смогу. Иначе ваши заверения продлятся до ночи.
— Исаак, вы правы. Что вам известно о Понсе Манете, чего не знаю я? Говорю как деловой человек. Может быть, он почему-то нуждается в деньгах? Ему грозит потеря всего?
— Почему вы задаете такой вопрос? — спросил Исаак. — Что случилось такое, о чем я не слышал?
— Насколько мне известно, ничего, но сегодня утром его сноха, сеньора Франсеска, пришла ко мне и хотела одолжить двести золотых мараведи. Принесла в кожаной сумочке все свои драгоценности, которые хотела оставить в залог.
— Вы дали ей эти деньги?
— Нет. Обычно я не занимаюсь такими делами — сегодня пять су под залог серебряного кольца, завтра пять грошей под залог чьего-то лучшего платья. Есть другие люди, которые ведут такого рода дела и вполне ими довольны.
— Что вы сказали ей?
— Я был так ошарашен и удивлен, что не смог принять решения, поэтому сказал, чтобы она пришла завтра. Кстати, она уже второй раз обратилась ко мне за деньгами. В первый она попросила пятьдесят су. Сказала, что на подарок мужу, что вернет долг через неделю. Эту сумму я ей дал, и она сдержала слово.
— Тогда, должно быть, она ожидала какого-то поступления денег.
— Выделяемых на одежду, — сказал Мордехай. — Однако на сей раз я хочу знать, не посылает ли Понс сноху за деньгами для дела. Это было бы очень странно, потому что репутация у него превосходная, и мы часто оплачивали большие партии приходящих ему товаров. Он не может считать, что я не ссужу ему денег, если опять дело в этом.
— Могу сказать вам вот что, — заговорил Исаак, — и не думаю, что злоупотреблю доверием, по крайней мере серьезно. Сейчас, по словам Понса, деньги у него есть. Он недавно завершил несколько крупных сделок и получил плату. Насколько я знаю, Понс готовит несколько еще более крупных, и кажется вполне довольным жизнью. Ни он, ни его жена не расточительны; для людей своего положения они живут довольно скромно.
— Исаак, я это знаю. Потому так и удивился. Я думал, может, вы знаете о каком-то тайном беспокойстве или какой-то жуткой утечке денег. Как их врач.
— По-моему, единственной темной тучей на их горизонте является сама сноха. Она как будто глубоко страдает, и никто не знает, отчего.
— Это снимает у меня камень с души, но не говорит, что мне следует делать, — сказал Мордехай.
