Все, заработанное им в городе, он тратил на керамику и фаянс, шелка, атлас и украшенное драгоценными камнями оружие. Взгляд окрест с верхней площадки кампанилы[90] он готов был променять на созерцание стеклодувов Мурано за работой. Фелис стоял рядом со своей грифельной доской, пока мужчины выдували свои легкие по трубке в комок расплавленного красного стекла. Впоследствии он разработал алфавит, округлое начертание букв в котором очень напоминало хрупкие разноцветные формы стеклодувов, наполненные воздухом.
Прибыв в Венецию, Фелис остановился в гостинице «Стурион» в Риальто. Она предлагала все необходимые удобства: чистую постель, хорошую еду и прекрасное месторасположение в самой оживленной части города. Успех гостинице обеспечивала пользующаяся широкой известностью очаровательная Катерина ди Колонья, управлявшая «Стурионом». Она одевалась со всей тщательностью только для того, чтобы проследить, как опорожняются помойные ведра. Любой, завидев ореол ее волос цвета червонного золота, замирал на месте и поджидал, затаив дыхание, пока она приблизится. Ожидание стоило того, чтобы увидеть, какую восхитительную коллекцию шелков, золотой проволоки или цветов – которая никогда не была слишком показной, но всегда радовала глаз, – она вплетала в свои кудри, в любое время года источавшие едва уловимый аромат глицинии.
Она распоряжалась своими гостями, словно хороший аптекарь, с олимпийским спокойствием, будто отмеряла нужные дозы снадобья от тех недугов, что мучили их. Хотя чаще всего их мучило неутоленное желание овладеть ею. Фелис знал, что когда в гостинице поселялись супружеские пары, каждый день в номерах пыль стояла столбом от ритмичного скрипа кроватей – это мужья делали вид, что демонстрируют Катерине ди Колонья свое искусство, воспламененное желанием обладать ею, а жены притворялись, будто они и есть сама хозяйка гостиницы. Крепко зажмурившись, каждый из супругов достигал громкой и вдохновенной кульминации, после чего немедленно засыпал, так и не открыв глаз, дабы сохранить безупречность своих фантазий.
В присутствии такой красоты, какой обладала Катерина, – или, как утверждал Фелис, в качестве естественной реакции на нее, – повсюду в Венеции пышным цветом расцветало счастье в виде импровизированных празднеств и застолий. Фелис любил вечеринки и частенько украшал их своим присутствием, неизменно уходя заблаговременно и приняв меры к тому, чтобы его отсутствие было замечено.
На одной из таких вечеринок он и встретил еврейку Сосию Симеон, чьи загадочные черты каким-то образом сумели просочиться сквозь ее маску, так что он смог заметить ее живое лицо в дальнем углу комнаты.
Ему было нетрудно оторвать ее от благородного вельможи, которого она сопровождала. В приятном молчании она дошла с ним до его гостиницы, где и исполнила, также в полном молчании и без всяких указаний с его стороны, несколько актов, коими до сих пор он развлекался лишь с мальчиками.
Но на лице ее отразилось изумление, когда он попросил ее удалиться.
– Ты не хочешь, чтобы я провела с тобой ночь? – спросила она. – Ты разве не хочешь встретиться со мной еще раз?
– Нет, благодарю тебя, мой ангел, – любезно отозвался он, протягивая ей сорочку, сброшенную ею пару часов тому. – Давай не будем портить удовольствие, хорошо?
Он взял книгу из небольшой стопки рядом со своей кроватью и погрузился в чтение еще до того, как она вышла из комнаты. В руке он держал каменную букву «Т», которую отколол от древней надгробной плиты близ Вероны. Читая, он крутил ее в руках, поглаживая пальцами все ее впадины и перемычки.
Сосия на мгновение приостановилась на пороге, взявшись за дверную ручку. Ей еще не доводилось встречать такого мужчину. Она с удивлением поняла, что не просто оскорблена его отношением: на глаза ей навернулись горькие слезы обиды, а в груди возникло непонятное стеснение. Она нацарапала свое имя, которым он ни разу не поинтересовался, на клочке пергамента, лежащем на столике у двери. А он так и не поднял головы, упорно лаская каменную букву с таким удовлетворенным выражением, какого она не видела у него на лице даже в самые кульминационные минуты их близости.
Сосия Симеон вдруг с сокрушительной ясностью поняла, что очаровательный Фелис Феличиано любит щели и впадины алфавита с той же страстью, с какой другие мужчины любят изгибы и выпуклости женского тела.
Глава вторая
…Я у тебя за игрой похитил Сладостный с губ поцелуй – сладостней пищи богов, Не безнаказан был вор. О, помню, более часа Думалось мне, что повис я в высоте на кресте. Так что тот поцелуй мимолетный, амброзии слаще, Стал мне казаться теперь горше полыни самой. Если проступок любви караешь ты столь беспощадно, То я могу обойтись без поцелуев твоих.
«Стоит только влюбиться, – подметил Бруно, – как приходится по-новому смотреть на хорошо знакомые вещи. Ты можешь самонадеянно полагать, будто вобрал в себя любовь, проглотил ее всю, подобно тому, как небо жадно поглощает росу, но потом ты вдруг оказываешься в знакомом месте, куда нога твоя не ступала с тех пор, как твое сердце сделало тот фатальный кувырок. Eccoqua[91] – с прежним местом приходится знакомиться заново. Там нужно посидеть в тишине, чтобы душа твоя вступила в переговоры и тебя приняли в том новом качестве, коим ты обзавелся, – влюбленного или любимого, – или же, если тебе повезет, в обоих».
Бруно горько улыбнулся своим мыслям. «Очень может быть, что место тебе не поверит. Оно может скрытно и коварно разрушить твою уверенность в себе, начать убеждать тебя со своим непоколебимым упорством, что ничего не изменилось, что любовь, которую, как тебе казалось, ты крепко держишь в руках, – всего лишь иллюзия. В свете подобных доказательств, столь осязаемых и знакомых, любовь становится призрачной и неправдоподобной даже для тебя самого».
В то утро он столкнулся с Сосией во дворе Сa d’Oro[92], где покупал несколько стопок листов для благородного вельможи, которому принадлежал особняк. В отсутствие Венделина редакторы взяли на себя задачу по поддержанию репутации stamperia на плаву, для чего совершали постоянные вояжи дипломатического свойства по домам из «Золотой книги», где демонстрировали образцы своей работы и ублажали слух своих благородных клиентов точно отмеренной лестью. Его появление оказалось полной неожиданностью для Сосии, которая выходила из palazzo как раз в тот момент, когда он входил в него. И свежий ветер развеял ее ложь между колонн и унес к воде, похожей на исчерканное пунктиром тусклое олово.
