– Руки мои покрыты кровью Джайлса, а потом его кровь превращается в мою кровь. Я умираю, и я заслуживаю смерти, потому что я убил его.
– Лусиан, у вас не было выбора! Вы должны себя простить.
– Поверь мне, я пытался… – Голос его понизился до хриплого шепота. – Я никогда не думал, что близкое знакомство со смертью так на меня подействует, но я стал другим после того случая. Я осознал, что на самом деле я смертен. Я вижу себя умирающим, не оставившим после себя ничего тем, кто будет жить после меня. Ни наследия, ни наследника.
– Так вот почему вы так сильно хотите сына, – сказала Бринн, Теперь ей многое стало понятно.
Лусиан отстранился, заглянул ей в глаза.
– Да. Я бы хотел, чтобы после меня что-то осталось, чтобы жизнь моя не была напрасной.
– Лусиан, – пробормотала Бринн, не уверенная в том, что ей следует поощрять его откровенность и открыть перед ним свои тайны. Надо ли объяснить ему, что она понимает его? Что они испытывают похожие страхи. Что она всегда боялась умереть одинокой, лишенной какой бы то ни было сердечной привязанности – все из-за проклятия.
Он чуть разжал пальцы. Немного отстранившись, он приподнял с груди ее шелковистую прядь и потер ее между пальцами.
– Самонадеянно было считать, что ты захочешь родить мне сына. Не удивительно, что ты не хотела принимать мое предложение.
Бринн закрыла глаза. Если бы только она могла отречься от поднимавшегося в ней потока чувств и эмоций.
– Наверное, вам все же не стоило рассчитывать на теплые чувства со стороны той, кого вы приобрели примерно для тех же целей, для которых покупают племенную кобылу. Но я не хотела выходить за вас не потому, что не хотела рожать вам детей. Я просто не хотела выходить замуж.
Он пристально вглядывался в ее черты.
– Тебе не противна мысль о том, что ты будешь носить моего ребенка?
– Нет, нисколько. Я нисколько не против того, чтобы родить ребенка… хотя… Я полагаю, вы найдете мои резоны эгоистичными.
– Что эгоистичного может быть в том, чтобы родить ребенка?
Бринн отвернулась. У нее были свои скелеты в шкафу. Эта ночь стала ночью откровений. Наверное, сердца легче раскрывают свои тайны в темноте. Единственная свеча горела на прикроватном столике, и этого света хватало, чтобы увидеть, в каком напряжении был сейчас Лусиан. Бринн сочла, что ей легче говорить, не глядя ему в глаза.
– С ребенком будет не так одиноко, – сказала она, наконец.
– А ты одинока?
– Я всю жизнь чувствовала себя одинокой. Я росла с этим чувством. Не думаю, что вы в состоянии меня понять.
Он приподнял ее подбородок, заставив смотреть себе в глаза.
– Я знаю, что такое одиночество, Бринн.
– Знаете? – Она с сомнением посмотрела на него. – Как может тот, кто живет такой насыщенной жизнью, знать, что такое одиночество? У вас полно друзей.
– Но среди них не так много настоящих. Тех, на кого я могу положиться, можно пересчитать по пальцам одной руки. Большую часть своей жизни я ощущал себя окруженным пустотой.
Бринн опустила глаза.
– И все же это не одно и то же. Вы можете выбирать людей, с кем водить дружбу, кого любить. Я же боюсь даже оказаться рядом с мужчиной, боюсь улыбнуться, поговорить, предложить дружбу из страха убить его.
Лусиан погладил ее по щеке. От его нежности у Бринн сжалось сердце. Она никогда ни с кем не делилась своей самой сокровенной тайной, ни с кем, даже с членами семьи. Только мать могла понять ее муку – страх уничтожить того, кого любишь.
– Бринн, – тихо сказал он, – ты только что сказала мне, что я должен простить себя за смерть Джайлса. Но ты должна сделать то же самое – простить себя за смерть Джеймса.
– Там – другое.
– Ну конечно, другое. На твоих руках нет его крови. Ты не несешь никакой ответственности за то, что он утонул. Не ты его утопила.
Бринн молча смотрела на Лусиана, борясь с демонами, сидящими у нее внутри.
– Что касается одиночества, – сказал он, наконец, еле слышным шепотом, – то теперь его просто нет. Мы можем утешить друг друга, прогнать его вместе.
Горло сжал спазм, Бринн не могла говорить.
– Я понимаю, что этот брак не доставляет тебе радости, – пробормотал Лусиан. – Но я не этого хотел. Не надо было оставлять тебя надолго одну. Я был непростительно холоден… Думал только о своих желаниях, о своих потребностях. – Он тихо рассмеялся. – Эгоист, да?
Бринн проглотила комок и покачала головой:
– Это не эгоизм. Вы хотели сына.
– Но я мог бы подумать и о тебе. О том, как сделать тебя счастливее. Прости, Бринн, за то, как я с тобой обращался. Я хочу, чтобы ты была счастлива. Или если не счастлива, то, по крайней мере, довольна жизнью.
После таких слов сопротивляться влечению к нему было стократ труднее. Когда Лусиан провел пальцем по ее нижней губе, у нее перехватило дыхание.
– Мы плохо начали, Бринн, но еще не поздно все исправить, верно? Наш союз может стать чем-то большим. Мы могли бы стать настоящей семьей. Я мог бы стать тебе настоящим мужем.
Бринн бросило в жар.
– Нет, Лусиан. Ты забываешь о проклятии. У нас не может быть настоящего брака. Если я полюблю тебя, ты погибнешь.
Он презрительно скривил губы:
– Я в это не верю, любовь моя.
– Лусиан…
Он прижал палец к ее губам.
– Тс-с, ничего не говори. Я готов рискнуть. Мне плевать на проклятие. Я просто устал воевать с тобой.
Он улыбнулся ей так, что Бринн почувствовала, как тает. Она скользнула взглядом по его губам и вниз, на его обнаженную мускулистую грудь. Как могла она устоять перед красотой его тела, его лица, перед его нежностью? Но как могла она отказаться от сопротивления?
Она чувствовала, что сердце ее дрогнуло. Только каменное сердце могло бы остаться безучастным к его нежности, к его трогательной открытости. Как просто было бы проникнуться к нему сочувствием и любовью, и как трудно устоять против его мужского обаяния. Сердце у нее такое податливое. Желание забыться может завести ее слишком далеко…
– Перестань бороться со мной, Бринн…
Закусив губу, она в беспомощном отчаянии посмотрела на дверь. Она готова была бежать от него без оглядки.
Она слышала, как Лусиан тихо вздохнул, словно понял, что слишком много просит.
– Тебе не обязательно сейчас принимать решение. Я не давлю на тебя.
Бринн, проникнувшись к нему благодарностью, стала подниматься, решив, что пойдет к себе, но Лусиан положил ладонь ей на предплечье и с мольбой в голосе сказал:
– Пожалуйста, не уходи. Останься сегодня со мной. Помоги мне справиться с кошмарами.
Бринн в бессильном отчаянии смотрела на него, сражаясь с совестью. Ей не следовало рисковать, оставаясь с ним, но и оставить его одного страдать от жутких ночных видений она тоже не могла.
