Их было немного, и с каждым минувшим днем этой необъявленной войны становилось еще меньше — вот и теперь, быть может, несколько отличных парней, ушедших в рейд, никогда уже не вернутся назад. Но те, кто остался, были готовы сражаться до конца. Когда объявили о капитуляции, всем им был дан выбор — принять все, как есть, вернувшись в свои дома, или продолжить войну, пытаясь изменить судьбу, свою и своей страны. И они, каждый из тех, кто слушал сейчас полковника, свой выбор сделали, зная, что враги буду беспощадно уничтожать их, и свои нередко осудят горстку безумцев.
— Я горжусь тем, что являюсь вашим командиром, — звенящим от волнения голос произнес стоявший перед строем Басов. — Вы заставили врага при всей его мощи, тысячекратно превосходящей наши возможности, засомневаться в себе, в собственных силах, а это — половина победы! Нам предстоит марш к постоянной базе. Не все наши товарищи вернулись к назначенному сроку, но я верю, что они живы, и позже вновь к нам присоединятся. Сейчас я объявляю пятнадцатиминутную готовность к выступлению. А пока — р-р-разойдись!
Партизаны без лишней суеты бросились врассыпную, возвращаясь к недоделанным делам. Они уходили, и хотели, чтобы никаких следов их недолгого присутствия не осталось здесь. И тогда враг будет тщетно искать их, бесплотных призраков в сером сумраке осеннего леса, и не найдет — а оттого лишь еще больше разуверится в своих силах.
— Товарищ командир, раненого брать с собой нельзя, — к Алексею Басову вновь подошел санинструктор. — Он долго не выдержит. Нужна нормальная помощь, хирург и послеоперационный уход. Хоть какое-то его подобие.
— Мы не можем это обеспечить!
— В нескольких километрах отсюда, в стороне от нашего маршрута, есть деревня. Достаточно крупная, до сих пор вполне жилая, не заброшенная, как эта сторожка. И там есть врач, есть медпункт. Я настаиваю на том, чтобы мы оставили раненого там. надеюсь, сельский лекарь сможет сделать больше, чем смог я.
Басов очень хотел помочь своему бойцу, тому, с кем бок о бок прошли не один десяток верст, с кем плечо к плечу сражались с американцами. И теперь юный санинструктор предлагал рискованный, но единственно возможный путь, чтобы спасти жизнь умирающего, истекающего кровью партизана. И полковник, не размышляя долго, потребовал:
— Карту!
Майор соловьев вытащил из кармана разгрузочного жилета портативный приемник спутниковой навигационной системы — все той же китайской «Бэйдоу», разумеется, — в несколько касаний вызвав из его памяти нужное. Басов сразу нашел деревню под названием Некрасовка, прикинув расстояние до нее. Полковник понял, что крюк делать придется, и не маленький, но все равно это будет намного меньший путь, чем до основной базы отряда, расположенной в сотне километров отсюда.
— Опасно, — в полголоса произнес Соловьев, пристально взглянув на командира. — Нельзя долго оставаться в этом районе. А деревни могут проверить, их не так много здесь. Нас будут искать наверняка, станут прочесывать территорию. Если янки найдут нашего человека, мы его больше не увидим.
— Если потащим Матвея с собой, во-первых, кому-то постоянно придется отвлекаться, людей, готовых к бою, в отряде будет мало, и темп движения снизится в любом случае, так что нагнать нас будет проще. А во-вторых, так он просто умрет по дороге, а если оставим его в этом селе, и если его найдут американцы — тяжело раненого — то он останется в живых. Янки не звери, раненого, умирающего, они не тронут. Наоборот, даже помогут ему… чтобы потом судить, как русского террориста. Но это будет потом.
Майор, прежде командовавший разведротой, прекрасно понимал, что тяжелораненый боец, которого придется сотню с лишним верст тащить на себе кому-то из партизан, сковывает маневр всего отряда, заставляет идти слишком медленно, становясь отличной добычей для вертолетов противника. Бывший морской пехотинец знал цену подвижности диверсионной группы лучше, чем бывший танкист — но оставить своего человека почти наверняка в руках врага он не мог. Пусть американцы и не расстреляют раненого партизана, если все же отыщут его, но нельзя, никак нельзя бросать своего товарища, как какую-то рухлядь, больше не способную приносить пользу.
Соловьев колебался. На одной чаше весов — жизнь и свобода единственного бойца, который даже не может сейчас осознать, что решается его судьба. На другой чаше — шанс отряда выйти из зоны поисков, добравшись до своей базы, чтобы там собраться с силами и, возможно, с боем вернуть себе своего товарища.
— В деревню пойдем не все, — произнес между тем Басов, и по тону его было ясно — возражений полковник не потерпит. — Человека четыре, этого хватит, чтобы нести Матвея и прикрывать тех, кто его понесет. Ты поведешь отряд вот в этот квадрат, — командир партизан ткнул пальцем в экран навигатора, — и здесь будешь ждать нас, скажем… сутки. Этого времени хватит, чтобы дойти до села, оставить раненого и уже налегке нагнать вас. Бог даст, как раз и Старостин со своими парнями объявится!
— Принято, командир!
Отряд уже был готов оставить лагерь. Партизаны переминались с ноги на ногу, ожидая лишь приказа командира. За спинами — пухлые РД, под завязку набитые патронами, сухими пайками, прочими мелочами, необходимыми людям, действующим на территории противника без малейшей надежды на поддержку. Все с оружием — у кого-то в руках привычные «калашниковы», у нескольких за спинами снайперские винтовки СВД, за счет тяжелых скоростных пуль смертоносно опасные для любого противника, рискнувшего приблизиться к стрелку хотя бы на семь сотен метров.
— Олег, Азамат, идете со мной, — приказал Басов. — Нужны еще двое. Остальным — выполнять приказания майора Соловьева!
Бурцев с Бердыевым, красовавшимся свежее повязкой на плече, вышли из строя, став рядом с командиром, к ним присоединились еще двое бойцов. А заместитель Басова уже вовсю сыпал командами. Ушел, исчезая в зарослях, головной дозор, да и остальные партизаны были готовы к маршу.
— Идем в деревню, — сообщил своим бойцам Басов. — Оставим там Матвея, потом налегке догоним отряд. Подхватили носилки, мужики, и за мной, шагом марш!
Они уходили, не оглядываясь, но слыша становившиеся с каждым шагом все тише и тише команды Соловьева, называвшего имена бойцов, выдвигавшихся в головной и тыловой дозоры. Густая стена цепкого кустарника сомкнулась за спинами группы Басова, а спустя пару минут поляну покинули и остальные партизаны, вереницей втянувшиеся в хмурый молчаливый лес. Ничто не напоминало теперь о присутствии здесь совсем недавно множества людей.
Вчетвером нести раненого Матвея оказалось легче и быстрее — партизаны часто сменяли друг друга, передавая носилки, и не успевали устать так сильно, чтобы скорость движения ощутимо снизилась. Из всех только Бердыев был освобожден от этой обязанности. А сам Осипов едва ли понимал, что происходит. Не приходя в себя по-прежнему, он лишь изредка чуть слышно стонал, и лица его товарищей при этом с каждым разом становились все более мрачными.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
