— Что ты собираешься делать? — спросил Колчин, наблюдая за действиями друга, но не подошел. В таком состоянии Андрей не контролировал себя и могло случиться что угодно.
Он не удивился когда услышал:
— То что должен.
— Именно это мне и не нравится.
Зеленые глаза смотрели на него.
— А разве должно?
— Нет и все же… — Минаев вывел железного коня на улицу, — она может быть где угодно.
— Ты и об этом знаешь?
— Твоя служанка рада этому.
Минаев поставил подножку, обернулся, оглядел Колчина и неожиданно улыбнулся.
— Одолжи-ка свою куртку.
Колчин открыл рот.
— Но…
Послушно выполнив приказ, Дмитрий остался стоять на улице в одной майке. Холодный ветер проникал в каждые клетки, тело пробила дрожь. Стянув волосы в хвост, Андрей надев шлем на голову, накинул куртку.
— И где ты будешь ее искать?
Минаев обернулся, долго смотрел на мужчину, тихо произнес:
— Присмотри за Леной.
Последние слова Андрея утонули в звуке мотора двигателя. Грустно вздыхая и наблюдая, как фигура Минаева скрывается за поворотом, пожелал другу лишь одного — удачи.
* * *
Песня медленно переходила от веселой и задорной, к грустной и медленной. Не знаю почему, но от ее слов мне хотелось плакать. И дело не в стихах. Голос, в котором звучала невыносимая тоска и боль, отдавалась эхом в стенах комнаты. От него хотелось плакать, обнять и пообещать, что все будет в порядке. Я желала помочь голосу преодолеть боль, но тут же осознала: я уже помогла ему. Прозвучали последние ноты и музыка завершила свой танец. Свесив ноги, я взъерошила волосы, за окном вечерело. В доме стояла неестественная тишина. Не удивлюсь если Паша уехал по делам рано утром и еще не вернулся. Раньше он любил зависать на работе, отдавая всего себя развитию компании.
Подойдя к зеркалу, я посмотрела на свое отражение. Кожа бледная, большие мешки под глазами свидетельствовали о бессонных ночах. Не могла заснуть долгое время и дело не в кошмаре, не покидающий меня пару дней. А в страхе. Что если они найдут меня? Что если…
Сколько если.
Жизнь никогда не кажется легкой. Вечная борьба, преодоление препятствий. Иногда задумываешься: для чего?
— И правда, — сказала я отражению. Волосы давно отрасли ниже плеч. Мой взгляд упал на ножницы и снова на волосы. Пару движений и они короткие. Я прикоснулась к рукоятке ножниц.
— Была не была!
Ликующе воскликнула я и одним движением состригла волосы.
— Что за шум, а драки нет? Томочка, что ты делаешь? — сзади меня послышался шорох, и в отражении увидела озадаченное лицо Эфраима. Он долго смотрел на мою новую прическу и перевел взгляд на пол. Мне не понравилось, как его глаза сверкнули гневом. Какое он имеет право?
— Твои волосы!
Я гордо подняла подбородок.
— Правда, здорово, а?
— Твои ВОЛОСЫ!
— Не нужно повторять, я не глухая.
Эфраим подобрал с пола остатки волос, потряс их перед моим лицом:
— Что ты с ними сделала! Они шикарные, красивые…белое драгоценное золото.
— Зато получилось очень красиво! — для убедительности повертелась вокруг зеркала, как модель при позировании. Прическа действительно нравилась. Они были чуть выше плеч, обрамляя мое лицо и делая его очень выразительным.
— Класс!
Я быстро направилась в сторону не распакованной сумки. Времени прошло достаточно, попытки разобраться в себе привели к новым вопросам и я обязана поговорить с человеком, спасший мне жизнь. Эфраим наблюдая, как я распоясываю халат, тактично удалился, бубня что-то под нос прикрыв за собой дверь.
Надев белоснежную блузку в горошек в сочетании с бежевыми брюками и песочным пуловером, я надела ободок.
— Я ухожу, — почему посчитала себя обязанной оповестить Эфраима о своем уходе. Он стоял на кухне, беспомощно смотря на тяжелую сковородку. Бедный парень, похоже, он никогда не притрагивался к кухонной утвари.
— Уходишь?
Я пожала плечами.
— Остались незаконченные дела.
— Вот как… — протянул он с сожалением, но тут же бодро объявил, — тогда я пойду с тобой.
— Нет. Нет. Нет! — подняла я над лицом ладони, — я пойду одна.
— Ну почему?
Его глаза стали влажными и на секунду я подумала, что он заплачет. Мне стало неуютно.
— Прости. — Быстро захлопнув входную дверь, я нажала на кнопку лифта.
Добраться до улицы Ленина оказалось не так сложно. Старое обветшавшее здание, нуждающееся в капитальном ремонте, величественно стоял, разделяя две улицы. С момента моего пребывания здесь, внешне ничего не изменилось. Лишь машин стало больше, и я была по ту сторону дверей. Сжав пальцы в кулаки, глубоко вздохнув я, открыла дверь.
Едва переступив порог, во мне что-то щелкнуло. Возможно былой страх этих стен, этого места дал о себе знать? Вахтерша встретила меня с задорной улыбкой. Я съежилась под ее пристальным взглядом серых глаз, таких же невыразительных, как она сама. В самом холле было многолюдно. Я старалась не встречаться с глазами людей, забыв кто они, самих себя. Мужчины, женщины, дети. Все они были в своем мире, выдуманном мире. Им безразлично кто перед ними, вообще все. Когда-то я боялась подобной участи. Видеть пустоту глаз, поражение было для меня подобно смерти. Жуткое место.
Медсестры успокаивали больных, заметившие нового человека. Сжав сумку, прикусила губу и поднялась по лестнице на нужный этаж.
Приемная главного врача Психоневрологической больницы города Армавира Сергей Германович Астахов был замечательным врачом, так и мужчиной. Он во многом мне помог. А самое главное преодолеть себя, свой страх. Я не знала отцовской любви, более того что значит быть семьей, но этот человек показал мне все. Моя рука поднялась, я нерешительно постучала, борясь с сомнениями. Дверь приоткрылась и я услышала краткое:
— Входите.
Мужчина преклонного возраста, но все еще блиставший красотой, склонился над документами. Он что-то писал на бумаге, не глядя на меня, он указал на кресло перед собой. Я замялась.
— Присаживайтесь, не стесняйтесь, — сказал мягкий низкий голос. Странное сочетание, но его голос звучал успокаивающе. Мужчина словно очнувшись отложил ручку и уставился на меня.
— Тамара? — с сомнением в голосе спросил он, я попыталась улыбнуться. — Глазам своим не верю, Тамара!
Он встал из-за стола и беспомощно смотрел на меня, наверное решая обнять меня или нет.
— Почему ты пришла? Только не говори, что тебя снова…
— Ох, нет конечно!
Сергей Германович присел на стол, не отрывая от меня серо-голубых глаз.
