— Говорит капитан «Ноордерлихта». Мы застряли во льдах во фьорде Мурчисон. Дрейфуем несколько часов. Но это полбеды. Льдами и течением нас несет на подводную скалу. Я вынужден просить о помощи.
Там что-то посоветовали.
— Я пробовал, — ответил Тед. — Но у меня ничего не получилось.
Ему дали другой бесконечный номер.
— Здравствуйте, — снова очень вежливо произнес Тед. — Извините. Мы попали в беду. Координаты такие: 79 градусов 59 минут северной широты, 18 градусов 15 минут восточной долготы… Спасибо.
Столько слов, сколько было сказано им за время срочной спутниковой связи — в том числе два «Sorry» и одно «Thankyou», а также горестное «I need some luck», мы не слышали от молчаливого Теда за недели плавания.
Итак, нас неумолимо тащило к подводной скале, и только чудо могло предотвратить столкновение. Каждый понял, что дело швах, по каким-то своим особенным признакам. Миша кинулся надевать чистую рубаху, когда увидел посреди всеобщей беготни и растерянности, как матрос Афка старательно драит палубу.
— Вот это деталь! — мелькнуло в голове у драматурга. — Сюда летит вертолет, она не хочет, чтобы спасатели подумали: «Какая у них шхуна-то зачуханная! Да еще эти идиоты затонули!»
Второй художественной деталью, подмеченной Михаилом, был красный снег на ближайших льдинах, которые уже буквально сдирали краску с обшивки бортов.
Ударили в рынду, все собрались на палубе, и Дэвид Баклэнд сказал:
— Прошу надеть самые теплые вещи, взять паспорта и приготовить спасательные жилеты. Никаких рюкзаков, чемоданов и сумок, кредитные карточки необязательно.
Мы с Леней бросились в каюту и затолкались на крошечном пятачке.
— Думали ли мы, — говорила я, напяливая все, какие у нас только были трусы, носки, майки, свитера, штаны, куртки, шарфы и шапки с варежками, — что в этой кабинке, которую я придирчиво оглядывала в Москве по Интернету, огорчаясь, почему там, черт возьми, не принайтовлен письменный стол, — что в этом тесном и темном шкафу можно только встать и стоять, втянув животы и прижавшись друг к другу…
— …И что в этой кабинке, — сумрачно подхватывает Леня, — мы проведем два года…
— В лучшем случае! — говорю я, панически рассовывая по карманам шоколадки, орехи, валерьянку и свернутое в трубочку учение Нисаргадатты Махараджа о том, что мир — несомненная иллюзия, что мы никогда не рождались, поэтому при всем желании — не умрем.
В преддверии кораблекрушения все мучительно соображали, что им реально может пригодиться в той абсолютно неизвестной жизни, куда их забросит сейчас судьба.
— Возьмите самое для вас дорогое, только чтоб на дно не потянуло, — велел Дэвид.
И Леня взял ключи от дома. Мы прямо чуть не заплакали оба, когда он их вынул из чемодана и положил в карман. Потом прихватил бутылку — там было на донышке коньяка — и сделал отчаянную попытку незаметно подготовить к эвакуации свою здоровенную искусственную Луну.
— Если не возьмут мою Луну, — говорил Леня, — я буду высаживаться.
— И что — ты с ней поплывешь по Ледовитому океану?
— Зачем — поплыву? Я плавать не умею, — гордо отвечал Леня, оглядывая окрестности в бинокль. — Я побегу по льдинам. Вон земля! Ее хорошо видно. А посредине — древний крест поморов. И покосившаяся хижина. Пойду туда и буду там сидеть, пока за мной не приплывет следующая экспедиция. Кто к нам сюда полетит — Ляпидевский? Льдины тут маленькие — ни самолет, ни вертолет не сядет. Знаешь, картинка есть — корабль лежит на боку, а все остальные сидят на льдинах на ящиках?..
Певица Синтия Хопкинс надела на себя вместо спасательного жилета аккордеон. Исследовательница морских глубин, доктор Иглесиас-Родригес крепко прижимала к груди колбу с крылатыми птероподами. Миша спрятал сумку под куртку: «Там ноутбук, — прошептал он, — там вся моя жизнь».
Народ с пунцовыми щеками носился между ютом и кормой. Афка и Ренске, подобно кузнечикам на майском лугу, прыгали по вантам и реям. Тед каждые пять минут взбегал на верхушку мачты, выглядывая из «вороньего гнезда» свободную воду. Тем не менее корабль несся на скалу, до столкновения оставалось полторы мили, а помощница капитана Соня спокойно запекала на кухне бараньи косточки в чесночном соусе.
— Будет ужасно обидно, — заметил Леня, — если нашу шхуну затрет во льдах и она затонет на свой столетний юбилей. Да еще с таким чудесным ужином. А нам останется только твоя московская горькая шоколадка на фруктозе.
Солнце низко уже висело над морем, но не закатывалось: в восьмидесятых широтах долго сгущаются осенние сумерки, а то хороши бы мы были в темноте. И когда все выстроились, трепеща, в ожидании вертолета, и приготовились высаживаться, на горизонте появился полярный медведь.
Белый на белом, как мираж, возник он вдалеке, потянул носом, в мыслях пробуя на вкус, что там Соня запекает в духовке, и зашагал к кораблю. Он двигался мягко, очень плавно, и в то же время огромная мощь чувствовалась во всем его существе — космическая энергия этих мест, — ив поступи, и во взгляде, и в повороте головы.
Он обошел по периметру корабль и вдруг лег на льдину, положив голову на лапы, прикрыв глаза, в ожидании развязки.
Ренске с карабином велела всем отвалить от бортов поближе к мачтам: как бы не бросился. А за кормой появилась медведица с двумя медвежатами. Медведи выжидательно поглядывали на нас, явно что-то замышляя, словно уже почувствовали, что скоро будет не у нас ужин, а у них.
— И когда ситуация стала совсем говенная, — воскликнул Миша, фотографируя эту редчайшую натуру на мобильный телефон, — нас обложили белые медведи. Я даже не смогу это использовать в работе, — он жаловался мне. — «Не верю!» — скажет Станиславский!
В небе раздался шум — это летел вертолет, чтобы снимать нас с тонущего корабля.
— Геликоптер вмещает только десять человек, — предупредил Дэвид. — Остальные будут ждать возвращения вертолета на льдине.
— А куда нас повезут? — спросил Леня.
— Туда, где мы высаживались вчера, — в становище траппера. Мы будем жечь плавник и пить воду из талого снега, а там видно будет.
Звук вертолета спугнул медведя. Медведь поднялся и, быстро перешагивая с льдины на льдину, растворился в белой дали.
— Ой, это был не медведь, а медведица, — сказал Андрей Волков, настоящий географ и зоолог. — Видишь, у него жопа желтая? Это моча.
Тут корабль дернулся, боком, боком пролез в ледяную расщелину и выскочил на широкое студеное раздолье.
Вертолет сделал еще один круг, прощальный, желая окончательно убедиться, что эти чайники на всех парусах поплыли дальше.
