Появилось необоримое желание обмануть Марка, Стофферса, Макса, обмануть всех и себя в том числе.
Все в норме, тридцать минут — полет нормальный. Одна группа не долетела, вторая перелетит. Или наоборот.
Переворачивай как хочешь. И даже в середине этого временного мешка, куда угодили спецназовцы, не было видно отрезка для точного попадания.
На нетерпеливый и недовольно резкий жест Марковцева, появившегося в проеме двери, Иваненко медленно покачал головой. Ему было по-человечески жаль своего тезку; себя он по непонятной причине жалеть не стал. Словно работал на Марка и только на Марка и мог в любую минуту отвалить в сторону, бросив: «Извини. Ты провалил дело». Что до некоторой степени было справедливо. Это была совсем другая операция, хотя и с прежними установками; и цель не стала другой. Но отдалилась — как живая. «Отчуждение, — подумал Иваненко. — Отторжение».
На вопрос Марковцева он ответил:
— Я бы не успел перевести стрелки на двух часах.
Сейчас нет и одиннадцати, Марк…
Сергей прислонился к стене и тихо прошептал:
— Перекур…
Прошла минута или больше. Марк хлопнул себя по разгрузке, как если бы был в пиджаке или куртке, в поисках курева, махнул рукой. Тяжело глянул на товарища:
— Ты помнишь свою основную работу?
— Да, — кивнул Иваненко, — отключить сигнализацию и снять оперативное оповещении. Плюс убить десяток человек.
— Я помню, — хмыкнул Марк, — ни жены, ни детей у тебя нет. Ты живешь один и намерен пережить всех. Тебе осталось убить девять человек. — Поиграв желваками, Сергей продолжил:
— Когда переоденешься — ты сильно не торопись, можешь даже принять душ — и найдешь свое оборудование, возьмешь в помощь Макса.
Или тебе больше подходит Стофферс?
Марк резко развернулся и вышел из камеры. К двери, ведущей в следственный изолятор, шел не таясь. На выкрик охранника мог, наверное, вспылить: «Да пошел ты!..» Грубо окликнуть «пошедшего»: «Сколько на твоих?..»
Он думал о том, что с самого начала все пошло наперекосяк. С самого начала стало казаться, что в ход операции вмешиваются потусторонние силы. Кто-то свыше встал у них на пути, чтобы ход истории, уже давно расписанный, не изменился. Марк об этом уже думал и верил. Много-много лет назад кто-то свыше не дал Якову Джугашвили выйти из плена.
«Отец такой. Менять надо было, — злился Сергей. — На генерала». И понимал, что думал в данный момент о двух узниках «Магриба».
Отец такой.
О девочке по имени Каролина.
И мать хороша!
Все перепуталось, переплелось. Прошлое и настоящее. И ничего вроде бы не изменилось с тех пор. Также «втихаря» от Отца готовят «лучших разведчиков и забрасывают их за линию фронта».
Намеки, намеки…
Кто-то намекнул, и стройная шеренга, перед которой двадцатилетний пацан Серега Марковцев читал слова присяги, повалилась, словно ее расстреляли. И он, по его же словам, реализовывал себя на другом поле — но также усеянном костями: «Я клевал глаза бизнесменам, чиновникам, бандитам… В конце концов это занятие мне стало нравиться».
Сейчас стало казаться, что не реализовывал, а мстил.
Стало казаться, что разобрался наконец-то с вопросом, который не давал покоя много-много лет.
Сейчас надо снова играть с чистого листа, с первого такта. Генеральная репетиция на оригинал-макете пройдена. На «ура». Тренировка, как и положено, сожрала много сил, придется работать на выжимке. Обратиться к немцу: «Стофф, ты, как всегда, оказался прав: мы арендовали тюрьму для тренировок. Сидеть хорошо, но лучше — медленно идти. Хреново тебе? У тебя нет права на ошибку? А у меня есть — я всего лишь живой человек».
«А ты — тупая машина», — это в адрес Иваненко.
Только для Макса, «готового в одиночку напасть на весь арабский мир», слов не находилось. С молчунами так и надо общаться — молча.
И — снова к «тупой машине». Сергей не изменил решение — его горячность, вылившаяся «через душ», который он посоветовал принять Хирургу, — лишь реакция на прокол, не больше того. Иваненко останется здесь, поскольку оставлять без контроля западное крыло тюрьмы нельзя ни при каких обстоятельствах. Нож, пистолет с глушителем — этого «джентльменского» набора Хирургу хватало за глаза. Теперь времени — хоть отбавляй, и специалист широкого профиля сможет вплотную заняться своей основной работой даже через полчаса, не опоздает.
Наверное, Сергей Иваненко был готов к этому. На сухое предостережение Марка; «Аккуратно тут» — Иваненко кивнул и занял место в камере с двумя мертвыми охранниками.
— Да, аккуратно, — продублировал командира Стофферс. — Если будешь взрывать им ноги, то делай это тихо.
50
Северное крыло следственного изолятора. Зачистка. За те несколько минут, в течение которых освобождали товарищей, в СИЗО ничего не изменилось. «Южане» по большей части мертвы, «северяне» ждут своей очереди. Единственная тактика — открывать подряд все двери и стрелять во все одушевленное. Мерзкая работа.
Такую обычно доверяют новичкам, чтобы «обкатались» и привыкали к крови, к смертям, чтобы закаляли свой желудок.
«Готов?»
«Да».
Сергей Марковцев распахнул дверь, давая дорогу Максу. Пистолет с глушителем в руках израильского коммандос шарит по стандартной обстановке в кабинете следователя. Он больше походит на видеокамеру, фиксирующую действия спецгруппы. Оперативная съемка, слившаяся с оперативными же мероприятиями.
Макс работал как автомат. Едва цель попадала на мушку, он мгновенно жал на спусковой крючок. Ни мгновения на размышления и анализ. Стрелял очень точно — в голову.
Если Марковцев мог сказать про себя, что в данный момент как бы не на своем месте, то Макс — наоборот.
Был ли он мстительным или нет — сказать прямо нельзя, но он сам мог сказать, наверное: «Я убил не следователя, я убил араба».
Во всяком случае, его хладнокровие при горящих глазах расшифровывалось именно так.
К помещению, в котором находилась опергруппа госбезопасности, подошли втроем. Центральное место занял Стофферс, вооруженный штурмовой винтовкой.
Конечно, ему больше подошел бы пулемет или снайперка дальнего боя. Но и с массивным «гренделем» в руках он, облаченный в штурмовую униформу, смотрелся впечатляюще. Выражение лица изменилось в лучшую сторону. Вот сейчас Инопланетянин не показывал себя, просто сел в свою тарелку.
«Пять, — показывал командир группы на пальцах. — Четыре. Три. Два. Один. Пошли!»
Марк распахнул дверь, давая дорогу товарищам.
Макс шагнул вперед и вправо, в свою очередь, давая дорогу «центровому». Стофферс без промедления придавил спусковой крючок, едва завидев первую цель. Марк видел его со спины, автоматическая винтовка не попадала в поле зрения. Казалось, немца хватил удар и он бьется в агонии. От сильной отдачи сотрясались его плечи; в такт шипящим пулям и гильзам, разлетающимся веером, дергалась голова; изо рта вылетали отрывистые выкрики, которые глушились стиснутыми зубами.
И этой агонии не было видно конца. Конвульсии прекратились на короткие мгновения, когда немец отточенным движением поменял магазин.
Стофферс выполнял основную работу — «проливал» помещение акцентированными очередями, пресекая любую попытку противника к контрмерам. Сергей и Макс, пользуясь мощным огнем немца, вели огонь более прицельно, каждый на своем фланге.
Марк вошел последним, успев прикрыть за собой дверь, сместился влево и тут же включился в работу. Короткая очередь, и оперативник, одетый как десантник — в рубашку с коротким рукавом и берет с орлом, повернувшим голову на восток, — опрокинулся вместе со стулом, на котором сидел.
Тяжелые пули отшвырнули к стене другого оперативника, запоздало вскочившего на ноги. Ни один из них, заметил Марк, не упал, не повалился на пол, чтобы ответить огнем. Это называлось взять врасплох. Пожалуй, это помещение было единственным в следственном изоляторе, где огонь можно и нужно было вести из винтовок: Плюс на первом этаже, непосредственно в закрытом крыле, где содержат приговоренных к смертной казни.
Стофферс во второй раз поменял магазин на своей винтовке — оружия, которое подбиралось под специфику одного плана, тогда как обстоятельства внесли свои коррективы. Словом, «грендель» не был «чисто» штурмовым оружием.
Почти что полуметровый массивный ствол-глушитель винтовки замирал на мгновение, чтобы вскинуться при очередном контрольном выстреле.
Чисто…
А на душе муть. Каждый, был уверен Марк, мысленно затягивал это и без того короткое нападение на опергруппу. Была бы возможность, расстреляли бы все часы в этом здании. Был бы результат.
Бойцы быстро покинули помещение, где плотным туманом повисло облако пороховых газов. Только теперь Иваненко мог приступить к своей основной работе.
Теперь головная боль — караул, разбросанный по центральному зданию тюрьмы и караульному помещению.
