Результат таков. Советское правительство предъявило противоположной группировке резкое требование соблюдать прежнее четырехстороннее соглашение. А советская военная администрация в Германии сообщила, что немедленно и на неопределенный срок перекрывает все наземные транспортные пути, ведущие с запада к немецкой столице. Разумеется, нелегко будет без снабжения американо-англо-французским структурам в Берлине, как гражданским, так и военным, но что поделаешь: автомобильные и железные дороги поизносились, требуют ремонта, восстановления. Работы начались. А вас, соседей, приглашаем на переговоры по осложненным вами же вопросам: может, чего-нибудь и достигнем.
Американцы были ошарашены. Объединив три сектора, они фактически приняли на себя ответственность за все, что произошло и будет происходить в западной части Берлина с населением в два миллиона человек. За экономику, за благосостояние мирных жителей. Новыми, «сепаратистскими» деньгами западных берлинцев снабдили, но что на них покупать в условиях блокады, в условиях изоляции, которую наши недавние союзники получили от нас в качестве ответной меры? Пришла зима с ее холодами и длинными ночами. А западная часть Берлина — без угля и почти без электричества. Мерзли люди в неотапливаемых домах. Заходило солнце, и во мрак погружались западные сектора. Ни фонарей на улицах, ни света в окнах. Тьма.
С наступлением весны прибавилось, естественно, природного тепла и света, но до крайности обострились другие проблемы. Приведу некоторые официальные данные на середину июля 1948 года. К этому времени из-за отсутствия сырья и энергии остановилось примерно 3500 западноберлинских предприятий, то есть перестали действовать почти все основные фабрики и заводы, а люди остались без работы и без заработка. К концу подходили запасы продовольствия, пополнявшиеся доставками по воздуху. Американская администрация установила твердые нормы. Житель западного Берлина получал на сутки 400 граммов хлеба, столько же картофеля, 40 граммов мяса, 40 граммов сахара и 5 граммов сыра. И все. С голода не умрешь, но каково существовать на таком пайке из месяца в месяц?!
Советская военная администрация в Германии неоднократно заявляла: мы в любой момент готовы взять на себя нормальное снабжение западных секторов Берлина при одном условии — при соблюдении прежних четырехсторонних соглашений об оккупационных зонах. Мы не та страна, которой можно навязывать что-либо незаконное. Однако американцы и слышать не хотели о прошлых соглашениях, поигрывая нараставшими атомными мускулами. Даже не очень и скрывали, что стремятся восстановить сильную Германию как противовес Советскому Союзу, как свою опорную военную базу в Европе. Ну и конечно, Иосиф Виссарионович, давно уж искушенный в политических игрищах, четко понимал и оценивал ходы наших противников, прогнозируя их дальнейшие действия.
Многие люди во всем мире, в том числе в США, в Англии и во Франции, вполне сознавали, к каким страшным последствиям может привести навязанное американцами противостояние в Берлине. Раздавались голоса: а не проще ли, не лучше ли вообще вывести войска союзников из немецкой столицы, оставив город русским? Это ведь их оккупационная зона. Тем более что у Западной Германии уже образовался свой центр — в Бонне. Но такой вариант опять же совсем не устраивал агрессивных американцев, на мой взгляд, даже напугал их. Они поспешили возразить. Официально. Печатано и устно. 28 июня президент Соединенных Штатов Трумэн категорически заявил: «Нет, мы не уйдем из Берлина! Мы будем снабжать население своих секторов города по воздуху».
Что же: решение, вполне соответствующее духу самоуверенных янки. Ни тогда, ни потом, несмотря на полученные уроки, они так и не поняли, с каким великим, древним, но не дряхлеющим государством имеет дело их капиталистическая скороспелость, подобная привлекательному мотыльку, рожденному помелькать какой-то миг в просторах истории. Они, безумцы, опьяненные обладанием нового разрушительного оружия, искали войны, по младости, по глупости не представляя, чем она может обернуться для них. Реальность третьей мировой битвы, нового страшного кровопролития с каждым днем становилась все ощутимей. Сознавая абсолютную нашу правоту, Сталин спокойно стоял на своем, не предпринимая обостряющих шагов. Американцы же нервничали, ощущая собственную уязвимость, бросались из крайности в крайность, пытаясь укрепить позиции, оправдаться в глазах мировой общественности.
В Западную Германию стянули американо-англо-французскую транспортную авиацию: все, что смогли. Жители Берлина страдали от круглосуточного гула и грохота авиационных двигателей. Подсчитано: в среднем каждые полторы-две минуты садился или взлетал один «грузовик». Да еще наши самолеты постоянно барражировали в воздухе, контролируя американские трассы, почти каждый день проводили учения, показывая, кто хозяин в воздушном пространстве. Оглохнуть можно!
Снабжение по воздуху облегчало положение города, но в небольшой степени. Для перевозки одного лишь угля сколько машин требовалось! А для картошки! Объединенный западный сектор Берлина еле-еле держался на скудной диете. Росло недовольство жителей, раздуваемое и направляемое, кстати, самими американскими пропагандистами. В сентябре 1948 года состоялся полустихийный митинг: возле разбитого здания рейхстага собралось не менее 250 тысяч берлинцев с требованием прекратить блокаду, вернуться к нормальной жизни. Простой человек, особенно обозленный, воспринимает только конкретику, состояние на нынешний день, не очень-то рассуждая о причинах и следствиях. Здравомыслящим людям, которые пытались напомнить первоистоки, сказать о нарушении американцами потсдамских и других договоренностей, о готовности Советского Союза в любой момент восстановить положение, обусловленное соглашениями, — таким людям не давали говорить платные провокаторы: заглушали, оттесняли, пуская в ход кулаки. Достижения американской демократии демонстрировались на немецкой земле.
Сталин, естественно, был непоколебим. Вызвав в Кремль послов западных стран, заявил им о необходимости соблюдать все пункты, закрепленные в документах, согласованных и подписанных главами четырех союзных держав. Никто эти документы не отменял, и только они могут служить основой для решения спорных вопросов по Германии. Ответственность за нарушение договоренностей лежит прежде всего на американцах. Скажите об этом еще раз своим правительствам. Пусть думают.
Добрый совет опять не был воспринят. Американцы не желали остановить свое политико-экономическое наступление в Европе и Азии. Готовы были балансировать на краю пропасти, рассчитывая на свое военное превосходство. Вооруженное противостояние становилось все более опасным. Несколько видных американских генералов открыто предлагали прорваться через советскую зону оккупации в Берлин по сухопутью: если потребуется — применить атомную бомбу. Более того: за использование против Советского Союза ядерного оружия выступил не кто иной, как Форрестол — министр обороны Соединенных Штатов. Узнав об этом, Иосиф Виссарионович сказал: «Он ненормальный». И не ошибся. Вскоре Форрестол действительно сошел с ума и, если не ошибаюсь, выбросился в Пентагоне из окна своего служебного кабинета. А от таких, как этот психически больной министр, зависело многое.
Обстановка еще более накалилась, когда Национальный совет безопасности США принял решение перебросить в Англию и непосредственно в Западную Германию 60 боевых самолетов дальнего действия типа В-29, способных нести не только большой груз обычных бомб, но и ядерное оружие. Одновременно велось активное «прощупывание» наших воздушных рубежей. Короче говоря, нападения можно было ожидать с часа на час. Иосиф Виссарионович высказал даже предположение, что американцы, следуя примеру своих гитлеровских предшественников, нанесут коварный удар в самое неожиданное для нас время. Например — в день рождения Сталина или в праздничную новогоднюю ночь. Однако горький урок сорок первого года нами не был забыт. Наши войска, особенно противовоздушная оборона, авиация и флот находились в повышенной боевой готовности. Общевойсковые и танковые армии были укомплектованы, хорошо обеспечены техникой и боеприпасами. Наши генералы и офицеры, сержанты и рядовые обладали бесценным фронтовым опытом. Стратегические группировки располагались таким образом, что могли отразить наступление противника и сами рвануться вперед. До Ла-Манша на севере и до Мадрида на юге. Но атомные бомбы! Я почти физически ощущал, как сгустилась военно-политическая атмосфера. А люди, и у нас, и во всей Европе, жили обычной жизнью, многие даже не догадывались, сколь страшная угроза нависла над ними, над всем миром.
5
В середине января 1949 года сложившееся положение обсуждалось членами Политбюро. Не на официальном заседании, а, как это все чаще случалось в связи с возрастом Сталина, в узком кругу товарищей, наиболее близких Иосифу Виссарионовичу и имевших прямое отношение к делу. В данном случае — к обстановке в Германии. Присутствовали: Молотов, Берия, Андреев, Шверник. Из военных — маршал Булганин. Заранее выяснено было мнение маршала Жукова, которого продолжали держать от греха подальше (от своевольных решительных действий) в глубинных военных округах, а также мнение главнокомандующего Группой советских войск в Германии маршала Соколовского. Георгий Константинович, как всегда, выразился определенно и настолько образно, что я не поленился записать его слова:
