Вульф так никогда и не женился, хотя время от времени помышлял о преимуществах семейной жизни. Но он слишком любил себя самого, чтобы возложить на свои плечи заботы о других людях. Среди его записей за 1833 год есть рассуждение о том, что он мог бы жить с женщиной только без брачных обязательств, чтобы ничто не связывало его и он оставался свободным.
И здесь самое время обратить внимание на два портрета. На акварельном портрете работы А. И. Григорьева (1828) изображен двадцатитрехлетний Алексей Николаевич. А на портрете работы Т. Плотникова (1843) представлен его дядя шестидесятисемилетний Иван Иванович Вульф.[28] Оба они – и престарелый дядя, и молодой племянник – изображены в халатах. Вообще говоря, с халатом в русской культуре этого времени не все так просто. П. А. Вяземский в 1817-м написал, а в 1821 году опубликовал стихотворение “Прощание с халатом”. В нем он говорил о своих чувствах перед вступлением на государственную службу и прощался с независимой дворянской жизнью:
…В гостиной я невольник,В углу своем себе я господин,Свой меря рост не на чужой аршин.Как жалкий раб, платящий дань злодею,И день и ночь, в неволе изнурясь,Вкушает рай, от уз освободясь,Так, сдернув с плеч гостиную ливреюИ с ней ярмо взыскательной тщеты,Я оживал, когда, одет халатом,Мирился вновь с покинутым Пенатом;С тобой меня чуждались суеты,Ласкали сны и нянчили мечты.[29]
Халат, таким образом, олицетворял вольную и беспечную, достаточную и самодостаточную дворянскую жизнь. Написанные в разное время разными художниками портреты Алексея и Ивана Вульфов отражают не просто сходство племянника и дяди, но родовые черты русского дворянства: любовь к покою и комфорту, барскую леность и барские замашки. В стихах Вяземского пристрастием к халату оправдывались политический нонконформизм и поэтические занятия. На портрете Ивана Ивановича пристрастие к халату объясняется возрастом. На портрете Алексея Вульфа халат означал независимое положение после выхода из Дерптского университета и перед вступлением на службу в Департамент государственных имуществ.
Думал ли Алексей Вульф, когда с заметным осуждением писал в 1829 году о том, что Иван Иванович завел себе гарем из крепостных девок и утратил потребности в духовной жизни, – думал ли он о том, что сам повторит путь своего дядюшки? Но повторил, поскольку сохранились свидетельства о том, что Вульф развращал крестьянских девочек-подростков.[30]
Фамильное сходство проявилось и в отношениях племянника и дяди к крестьянам. Известно, что в 1827 году крестьяне села Берново оказали неповиновение своему барину И. И. Вульфу, и помещик просил губернское начальство о присылке воинской команды, которая и прибыла в Берново для усмирения крестьян.[31] Аналогичная история произошла и с Алексеем Николаевичем.
В свое время Вульф жаловался на скупость матери,[32] из-за этого у них даже был конфликт, о котором А. П. Маркова-Полторацкая писала: “…они оба зашли очень далеко, – и мое заочное влияние было бессильно при других <…> недоброжелательных”.[33] С годами он сам стал скуп. В Старицком уезде ему принадлежали деревни Малинники, Негодяиха, Копылово, Бибиково и сельцо Нивы. Как тверской помещик Вульф имел право быть избранным на различные дворянские должности в губернии. Уже в 1836 году он баллотировался и был избран на должность непременного члена губернской комиссии народного продовольствия (см. запись от 8 декабря 1836 года). В 1858-м Вульф избирается членом Тверского губернского комитета по улучшению быта помещичьих крестьян и занимает в нем довольно прогрессивную позицию. Но когда была объявлена реформа 1861 года, Вульф пришел в недоумение: крестьяне отказались от изнурительной барщины! В этой ситуации он адресует в губернское правление письмо за письмом с просьбами прислать к нему в имение военную экзекуцию, чтобы устрашить крестьян и принудить их выполнять барщину. 29 декабря 1861 года губернское правление постановило послать в имение Вульфа воинскую команду для усмирения крестьян. Но исполнявший в то время обязанности губернатора “тверской вице-Робеспьер” M. Е. Салтыков не утвердил это решение:
2 января 1862 г. Сочтя неудобным и преждевременным назначить, согласно предположению старицкого земского исправника, военную экзекуцию в имение г. Вульфа, я предложил вместе с сим г. советнику губернского правления Львову отправиться на место и произвести о беспорядках, возникших в сем имении, формальное (т. е. по всей форме. – Ре д.) следствие, приняв вместе с тем меры к водворению между крестьянами спокойствия.[34]
В этот же день M. Е. Салтыков отдал распоряжение Д. С. Львову и о характере расследования:
Считаю не лишним обратить ваше внимание вообще на положение имения г. Вульфа, и если по дознанию вашему окажется, что крестьяне действительно отягощены повинностями, то об оказавшемся прошу вас донести г. начальнику губернии со всею подробностью и откровенностью.[35]
Д. С. Львов признал, что барщина у Вульфа действительно отяготительна. Но M. Е. Салтыков к этому времени был уже в отставке, и губернское правление, защищая интересы помещика, хотя и не решилось выслать военную экзекуцию в поместья Вульфа (времена уже были не те), но признало доклад Д. С. Львова “не основательным”. Сам же Вульф жаловался в Сенат на “бездействие местных властей”,[36] и после долгого рассмотрения Сенат своим определением от 18 апреля 1864 года решил взыскивать с крестьян в пользу помещика по 12 рублей с тягла за невыполнение работ в марте—апреле 1861 года.[37] Совершенно очевидно, что рассуждать о правах других людей и участвовать в реализации этих прав – вещи совершенно различные. Вульф, подобно многим своим современникам, оказался неподготовленным к тому, чтобы поступаться своими сословными правами.
И в этом отношении он был самым обычным, самым рядовым человеком. И как каждый рядовой человек, он осознавал жизнь только тогда отчетливо и полно, когда она была предварительно пропущена через фильтры литературы. Не освоенной литературой жизни он как бы просто не замечал и не умел о ней говорить. Может быть, это и объясняет тот факт, что в дневнике мы находим массу цитат и реминисценций. Правда, круг цитируемых авторов невелик, но зато частотность цитат исключительно высока. Вульф смотрит на жизнь во многом глазами современной литературы. И если она научилась говорить о любви, то и Вульф много и точно об этом говорит. Если же какие-то явления жизни еще не освоены литературой (например, смерть), то и Вульф свои впечатления от картин смерти еще не умеет передавать.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
