Вот и сейчас, спускаясь вниз, я чувствовала, что-то предстоит. Около ста лет я не подвергалась заботе со стороны башни, после последнего разгрома. Да, иногда я становлюсь буйной. Тогда разбивается все, что может разбиться, разрывается все, что плохо лежит, выбрасывается все, что не успели спрятать, разламывается все, до чего я могу дотянуться режущим оружием, выбрасывается все, что можно выбросить в ближайшее окно, крошится стекло, которое не успели защитить магически. Платья, подушки, посуда, мебель, окна, гобелены, ковры, деревянные панели - все идет в расход. Это происходит крайне редко, и было всего два или три раза за все века моего заточения, но было.
Последний-то как произошел два века назад, после чего я и замкнулась в себе окончательно. Поэтому сейчас остро чувствовала перемены в настроении башни. Что-то назревало. И я как всегда поддалась обаянию моей тюремщицы башни.
Мое утро началось вполне спокойно, без изменений. Одевшись в длинное узкое платье темного глубокого синего цвета, поверх которого накинула длиннополую отороченную мехом жилетку коричневого, затянув застежку фибулу с родовым знаком практически под горло, я убрала волосы в незамысловатую прическу. Единственная моя гордость, доставшаяся от матери. Длинные, от природы густые, слегка волнистые и темно-темно рыжие. Кое-где переходящие в каштановый. И спустилась в кухню. Позавтракав, я, минуя оружейную, тут же проследовала в библиотеку. Хотелось почитать, что в последнее время для меня перестало быть свойственно. Я больше упражнялась в фехтовании, чтобы уйти от мрачной действительности.
С утра я всегда хожу по центральной лестнице, и сейчас не изменила собственному распорядку. Слегка приподняв подол платья, я спокойно шла вниз, совершенно не глядя по сторонам, когда мой взор зацепился за что-то непонятное. Нахмурившись, я остановилась и даже вернулась на несколько ступеней назад, подойдя к заинтересовавшей меня портьере, каковой раньше здесь не наблюдала. Тяжелая, из темного бархата бордового цвета, портьера небрежно скрывала дверь, часть которой оставалась на виду. Явно для меня. Что же, я не стала игнорировать хоть какое-то развлечение, снова выпавшее на мою долю после длительного затишья. Забыв на время о завтраке, я не стала тянуть и, отодвинув бархат в сторону, с усилием повернула ручку массивной двери. Для разнообразия без всяких завитушек или резьбы по дереву. Осторожно открыв дверь, я настороженно заглянула внутрь. Заметив две ступени, ведущие вниз, не стала пока входить полностью, остановившись на пороге. Комната на удивление, не отличалась большими размерами, какими были остальные помещения башни. Освещенная лишь одним канделябром с пятью свечами, она оказалась частично погруженной в полумрак. Как и все в башне, оформленная в темных тонах, с темным рисунком на стенных панелях, с большим ковром из кожи тонкорунного барана черного цвета, комната казалась пустой и нежилой. Имеющая вид ровного прямоугольника, комната не была перенасыщена мебелью и явно выполняла другую функцию. Справа от меня у стены разместился большой, изразцовый камин, выполненный из цельного куска малахита темного цвета, с догорающими углями в нем. Слева, у дальней стены, я заметила тяжелый дубовый стол, два массивных стула и что-то занавешенное тяжелой портьерной тканью. На столе лежало что-то похожее на мольберт. Вздернув в удивлении правую бровь, раньше мне башня не подкидывала картин, я наконец вошла внутрь помещения. Окон в комнате не наблюдалось. Окинув взглядом комнату еще раз, на предмет выявления еще каких-нибудь тайников, я направилась к портьере. Меня удивила величина картины. Ткань свисала, оказывается практически с потолка и тяжелыми складками собиралась на полу. Пыли не наблюдалось, башня за этим следила хорошо.
Хмыкнув, мне захотелось покончить с тайной быстрее, я протянула руки и одним сильным рывком содрала ткань вниз. На удивление, портьера словно ждала моего прикосновения и сама осунулась к ногам, открыв моему взору... отнюдь не картину. От изумления у меня отвисла челюсть. Такого подвоха от башни я совершенно не ожидала. Когда-то я говорила о том, что никогда не видела своего отражения в зеркале. Так вот передо мной стояло зеркало. Самое настоящее. Большой высокий прямоугольник, выше моего роста, в серебряной раме.
Несколько долгих минут я просто тупо пялилась в зеркало, пока до меня не дошло - в такой полутьме я никак не разгляжу свое отражение. На секунду испугавшись того, что за много веков потеряла свой истинный облик, я отступила назад и лихорадочно оглянувшись, метнулась к камину за свечами. Взяв канделябр, я вернулась к зеркалу и глубоко выдохнув, подняла подсвечник вверх, так чтобы видеть свое отражение.
На меня смотрела встревоженная девушка, с лихорадочно горящими карими глазами, обрамленными длинными черными ресницами. Я совершенно не изменилась. Даже не постарела. Да, я забыла, как выгляжу, но и одного взгляда хватило, башня свое дело делает и отлично. Среднего роста, стройная, облегающее платье не скрывало фигуру; с длинными по-прежнему темными рыжими волосами. Овальное лицо и классически правильные черты. Длинная шея, с застегнутым наглухо воротом. Я по-прежнему скрываю длину шеи, считая это некрасивым. Огромные глаза с пронзительным взглядом, которого боялась супруга моего братца. Чуть приоткрытые узкие бледные губы и узор, который я видела в первый раз по-настоящему. Выполненный в одном цвете, он извивался, закручивался, сворачивался, скручивался, перемежаясь с точками, мазками, спиральками. Очень яркий и черный.
Поставив канделябр на стол, я, не оглядываясь, вышла из комнаты и молча, отправилась в кухню. Что я делала в тот день? Не помню. Ходила, долго. Думала, лихорадочно. Делала, машинально.
Вновь вернулась к комнате я только через три дня. Она оказалась на месте, не думая исчезать. Значит, башня что-то замыслила. Снова нерешительно потоптавшись перед дверью, я все же вошла. У меня мелькнула мысль о том, вдруг зеркало волшебное, и может указать на лазейку в моем заточении. От вспыхнувшей надежды заболело сердце, и я просто боялась пойти и проверить свои надежды. Слишком долго мне пришлось усмирять собственную гордыню в свое время. Даже когда в мир унеслись песни и легенды об одинокой башне, и заключенную в ней принцессу, я не лелеяла столь радужных надежд.
Внутри все осталось без изменений. Зеркало стояло в углу, в пол оборота к входной двери. Портьера по-прежнему валялась на полу. А канделябр стоял на столе, освещая угол зеркала, и языки свечного пламени отражались в темном стекле. Отбросив нерешительность, я спокойно подошла к зеркалу. Вытянув вперед правую руку, я раздвинула пальцы и, едва не касаясь ладонью и кончиками пальцев поверхности зеркала, на несколько мучительных минут закрыла глаза, сосредоточившись на сканировании объекта. После применения магии у меня всегда болела голова, но это того стоило. По крайней мере, я буду знать, на что рассчитывать.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
