– Нууу… – путана всерьёз задумалась, – кажется, четыре или…
– Да какая разница!! – вновь оборвала её брюнетка. – Ведь главное, он – есть! Был привод, и ты осталась в полицейской базе проституткой!
– И чо? По мне даже статьи в УК РФ нет.
Аллочка прикрыла глаза и, двигая губами, чётко просчитала до десяти. Когда же распахнула веки (Нинель, что удивительно, процессу не мешала), то наткнулась на сосредоточенный взгляд коллеги и сурово выговорила:
– Константина Павловича повесят на тебя, подруга.
– А может, на тебя? – прищурилась Нинель. – Мне вот, например, показалось: когда я к дому подошла, за угол какая-то тощая шкидра в светлой тряпке завернула. Спряталась за домом.
Алла подняла брови:
– И ты так скажешь полицейским?
– А что мне помешает? – пожала пышными плечами этуаль. – Каждый сам за себя.
– В том-то и проблема, – опуская вниз глаза, пробормотала Дубова. Немного постояла напротив чересчур резвой коллеги и, так и не подняв головы, прошла до кресла в гостиной.
Села. Дождалась, пока из спальни выйдет прикрывшая одеялом тело Ивашова. Подняла лицо с внимательно сощуренными глазами.
– Нин, предлагаю. Выпутываться надо вместе.
– С тобой? – стоя перед содержанкой, усмехнулась Нинель. – Да я тебе ложку, чтоб дерьмо хлебать, не дам. Погляжу, как отхлебнуть получится.
– Понимаю, – медленно кивнула Алла. – Имеешь право поглядеть.
– Да я бы тебя даже утопила… В том дерьме.
– И это понимаю. Но давай оставим на время прошлые обиды.
– А не пошла бы ты…
В упор разглядывая удачливую соперницу, противореча, Ивашова тем не менее всё ещё не набрала на телефоне номер вызова полиции. Алла, чуть втянув голову в плечи, скукожившись, снизу вверх посмотрела на подругу детства и повторила:
– Выпутываться надо вместе, Ивашова. Начнём топить друг друга, сядем вместе.
– Ал. Ты и вправду меня тупой коровой считаешь или прикидываешься? – хмыкнула Нинель. – Вместе мы не сядем. У меня клиент был – адвокат, так вот, когда девчонки вляпались, он мне доходчиво растолковал про обоснованное сомнение и презумпцию невиновности. Я среди наших девчонок на такой бодяге собаку съела и не поморщилась. Хороший адвокат при обоснованном сомнении развалит дело – мама не горюй! А я тебя ещё… – Ивашова наклонилась, упёрлась взглядом в зрачки, плавающие в радужках крыжовникового цвета, – я тебя, Алка, ещё и паровозом пущу.
– Не получится, – отшатнулась содержанка.
– А ты попробуй! – весело распрямилась ушлая проститутка. – Ты хоть раз на допросах была? А?! Хоть раз со вшивыми бомжами в «обезьяннике» парилась?! Да тебя, душистая моя, через сутки до самой жопы расколют!
– Не говори ерунды, – строго произнесла Дубова. – Я попрошу проверить мои показания на полиграфе, и всё.
– Ну дак и я его пройду! – с возникшей бесшабашностью кивнула коллега.
– Дура. Ты можешь двести раз полиграф проходить, но убийство на тебя повесят!
Нина покривила губы, тихо выругалась, но убрала ухмылку с лица. Как тут ни храбрись и ни прикидывайся, подколодная толкует верно. Лучшего подозреваемого (подразумевается сразу же «обвиняемого»), чем проститутка, наркоман или бывший зэк – не найти. Ментам только дай хоть за что-то зацепиться, бедовая девчонка мигом в камере окажется!
И уже навряд ли выйдет. Откинется только через годы. Дай Бог, по УДО.
Полная самых мрачных предчувствий, Ивашова произнесла:
– Ещё раз дурой назовешь, дубовая моя, я тебе нос сломаю. Поняла?
– Да поняла. Прости. – Голова брюнетки покорно мотнулась вниз.
– По делу мысли есть?
– Есть. Алиби даём друг другу.
– Алиби? – задумчиво переспросила Нинель. – А что… Мать не видела, как я из дома выходила… Так что у меня вообще всё чисто. Вернусь через двор, сяду на лавку под окном…
– Вместе сядем, – подредактировала Алла. – Меня тоже никто не видел, как я в этот дом заходила. – Дома Субботина и Ивашовых стояли в тупике за поворотом улицы. Алла понимала: если Нина подтвердит, что, свернув в тупиковый переулок, Дубова зашла в их двор, то прочих свидетелей можно не считать.
– А камера у ворот? – напомнила коллега. – Я через двор шла, а ты через парадный вход, под камерой.
– Камера, камера…, – забормотала содержанка. – Если здесь видеодомофон с записью, то можно вынуть из него карту памяти… Или даже «винд» сервера, если информация с камеры поступает и туда…
Дубова стремительно встала, вошла в кабинет и некоторое время возилась там с процессором домашнего компьютера покойника. Вернулась, уже держа в руках нечто, завёрнутое в писчую бумагу. И сразу же прошла в прихожую. Внимательно рассмотрела коробку домофона и сигнализации.
– Знакомая система! – крикнула оттуда задумчивой Нинель. – Я всё подчищу. Так что… не волнуйся.
– А мне-то чего волноваться? – буркнула коллега. – Это твоя карточка там есть, я под камеру у ворот не попадала.
Будь у Нинель малейший выбор, она бы утопила эту крашеную биксу в дерьме по самую макушку!
Ещё бы и плиту бетонную на маковку пристроила.
Но выбора не оставалось. Дубова права на сто один процент. Ивашова пришла сюда первой. Стояла в дверях спальни. Имеет прошлое.
Посадят – не чихнут! А шёлковая тварь ещё притопит и отмоется.
Чтоб ей сдохнуть в страшных корчах!
Последняя мысль, пожалуй, слишком явно отразилась на лице Нинель. Вернувшаяся в комнату товарка тягуче-пристально поглядела на коллегу. Но высказывать ничего не стала. Села в кресло напротив устроившейся на диване Ивашовой, приняла позу примерной школьницы и бархатисто промурлыкала:
– Вместе мы выпутаемся, Ниночка.
– Ну-ну, конечно, – ухмыльнулась «Ниночка». – Долго думала? Насчёт того, что «вместе»?
– Все последние годы, – с ласковостью набрехала содержанка. – Посоветуй, Ниночка: если я пройдусь здесь с пылесосом и выдранные волосы соберу, твоя мама не услышит?
Нинель мазнула взглядом по часам на каминной полке.
– Нет, ещё минут десять не услышит. Смотрит сериал, да и глуховата стала.
– Отлично, – выпорхнула из кресла обретшая неиссякаемую деятельность содержанка (когда-то горничных имевшая). – Я быстренько. Где пылесос? Где тряпки, чтобы отпечатки подтереть?
У Нины появилось ощущение, что её качественно одурачили.
* * *
В дом, где глуховатая Зинаида Яковлевна досматривала сериал, бывшие подруги и новоявленные, пусть и невольные, союзницы вернулись до появления на экране титров. Успели даже чуточку расслабиться, принимая за кухонным столом свободные позы, когда на кухню вошла мама Нинель.
– О, девчонки… – сощуря глаза, уставшие от внимательного телевизионного просмотра, удивлённо протянула. – Алка… привет. А вы чего чайку не пьёте?
– Заговорились, тетя Зина! Здрасьте! – радостно подскочила содержанка, имевшая, судя по всему, титановые нервы. Аллочка обняла мать подруги детства, прижалась, в щёку чмокнула. – Соскучилась по вам! Сил нет!
– Ну так чего же раньше-то не заходила?
– Да всё дела, дела, заботы…
– Ну, слава Богу, что сподобилась.
Наблюдая, как шёлковая сволочь обхаживает мать, Нинель чуть пеной не изошла!
Талантливо, зараза, представлялась. А мама – верила.
– А что, девчонки, может быть, наливочки? Своей, на смородиновом листе и апельсиновой корочке. Помнишь ещё, Алка, как Мишку Звонарёва в армию провожали, а? – Зинаида Яковлевна лукаво подмигнула. – Упились тогда моей наливочкой, как лимонадом. Ноги молодые не ходили!
– Уж да, уж да… – смеялась раскрасневшаяся сволочь. – Ваша наливка, тётя Зина, коварная штукенция, убойная!
Мама Зина немного посерьёзнела, уселась на табурет возле опытной двурушницы и глазами сделалась – сердешная-сердешная.
– А зря ты, Алка, Мишку отпихнула. Ох зря, ох зря из армии не дождалась… – покачивала головой. – Он же парень насквозь серьёзный, ежели б Палыч деревню под свою руку не взял, мы бы сейчас все под Звонарём ходили… Он тут самый главный баламут был. В смысле денег и достатка.
– Да слышала я, – невразумительно повела плечом брюнетка. – Видела, какой он важный стал. Хозяин мира.
– Вот-вот, – согласно закивала Зинаида Яковлевна. – Дом – полная чаша, деток уже двое…
Слушая, как ласковая шкидра обрабатывает маму, Нинель достала из навесного шкафчика винтовую бутылку с наливкой и только две внушительные рюмки – знала, что мама Зина пить откажется. Домашней заготовки в рюмки налила до краев.
– Ой, Нин, – забеспокоилась мамаша, – а чего ж закуски-т не даёшь?! Колбаски, колбаски нарежь! И огурчиков малосольных…
– Тёть Зин, – Аллочка положила ухоженную ладонь на сморщенную, натруженную руку хозяйки дома, – не беспокойтесь. Я колбасу не ем, а закусывать огурцами вашу волшебную наливку?.. Фи. Мы эдакой вкуснотой и без огурцов полакомимся.
