Обнимаю Тебя и Твою милую Марию от всей души.
Твой верный брат Константин.
Бейрут. 13/25 мая 1859.
Любезнейший Саша!
Вот наше Иерусалимское путешествие на поклонение Святыне Господней, по благословению Божию, благополучно совершилось и оставило в нас всех, которые удостоились этого счастия, неизгладимое впечатление и память на всю жизнь. Описать, что чувствуешь, что происходит в душе, когда мы прильнули губами к Святому Гробу и к Голгофе, когда мы осматривали места, ознаменованные земною жизнию Иисуса Христа, как-то: Вифлеем, Гефсиманский сад, Элеонскую гору и так далее, нет никакой возможности. Я не знаю, как у других, а у меня вся душа обращалась в молитву, а между тем я слов для выражения молитвы не находил. Было в одно и то же время и страшно в своем недостоинстве находиться среди такой Святыни, и в высшей степени утешительно, так что оторваться не хотелось. Самое глубокое впечатление на меня произвела русская обедня на Голгофе. Там и иконостаса нет, так что все происходит на виду. И так видеть среди нашей чудной литургии приношение Бескровной Жертвы, на Том Самом Месте, где за весь род человеческий была принесена страшная кровавая Жертва, слышать слова: «Пиите от нее вси, сие есть кровь моя» на том месте, где в самом деле эта кровь обливала то Место, на котором мы стояли, это производило такое ужасное и глубокое впечатление, что решительно этого выразить нельзя, я не плакал, а просто таял слезами. Было в то же время и страшно, и сладко, и утешительно. Мысли об Тебе, мой милейший Саша, об нашей дорогой Мама, об вас всех, о Папа, об Адини, об всей России, все это сменялось и смешивалось в душе бессознательно и обращалось без слов, без определенных мыслей в одну общую несказанную молитву. Обедню эту я во всю жизнь мою не забуду!
Описать теперь в письме все путешествие и пребывание в Иерусалиме нет никакой возможности, это составило бы несколько томов. Откладываю это до того счастливого времени, когда можно нам будет словесно передать все это Тебе. Теперь посылаю Тебе через Мансурова журнал, веденный по моему приказанию во время путешествия, а сам Мансуров может служить тому живым дополнением. Здесь только прибавлю, что все путешествие совершилось чрезвычайно благополучно, жары не были столь сильны, как по времени года можно было ожидать, и трудную дорогу по Иудейским горам жинка моя вынесла очень хорошо и терпеливо. Все происходило весьма прилично, встреча была великолепная, и старик Патриарх из кожи лез, чтоб нам угодить. Я принял от него просьбу насчет имений Святого Гроба в Дунайских княжествах, которые хотят от них отнять, чрез это здешняя церковь будет поставлена в безвыходное положение, не будет в состоянии поддерживать своего достоинства и, главное, не будет в состоянии бороться против сильной и богатой латинской пропаганды. Наше дело устройства русского поклонничества пойдет, надеюсь, на лад. Купленные земли прекрасно выбраны, утверждены за нами фирманами, и надеюсь, что иерусалимский паша нам будет помогать. Станиславская лента, которую я вручил ему Твоим именем, тоже этому поможет. В отношении к нашему преосвященному Кириллу я тоже исполнил Твое поручение и надеюсь, что если мы и не достигнем с его стороны сочувствия и поддержки консульству, то, по крайней мере, избегнем явного противудействия. Подробности про все это может Тебе передать Мансуров, которым я был очень доволен и которому мы обязаны всем благополучно совершенным путешествием. Из Яффы мы должны были зайти сюда в Бейрут за углем и пойдем отсюда через Архипелаг к Дарданеллам, надеясь на дороге встретиться с «Баяном», который должен привезти Твоего апрельского курьера. Он мне очень важен, чтоб при теперешних политических обстоятельствах знать Твою окончательную волю на наш счет. До сих пор мы только знаем через телеграфическую депешу князя Лобанова, что Тебе угодно, чтоб мы возвращались через Константинополь. Посему мы и располагаем теперь наш путь к Дарданеллам в ожидании «Баяна», и надеюсь, что сами будем в дорогом нашем Отечестве скоро по получении Тобою этого письма. Через Мансурова посылаю Тебе также представление к награде некоторых здешних лиц, которое, мне кажется, по здешним обстоятельствам и для пользы нашего дела совершенно необходимо. Прошу на это милостивого Твоего снисхождения.
Прощай, дорогой мой Саша, обнимаю Тебя от всей души, до, надеюсь, скорого свидания.
Твой верный брат Константин.
Письмо И. Н. Ростовцову[13]
Его Высокопревосходительству
И. И. Ростовцову
6/18 мая 1859 г.
Иерусалим.
Почтенный Иаков Иванович. В последних письмах моих я обещал Вам писать из Иерусалима. Удостоившись поклониться с женою и сыном Святыне Гроба Господня, исполняю это обещание. Впечатление, производимое святыми местами на верующего, сильно и утешительно, а неверующих пребывание в Святом Граде приводит в беспокойство и смятение. Но чем более знакомишься с местными обстоятельствами, чем ближе узнаешь здесь людей, действия их и взаимные отношения, тем более чувствуешь грусти и прискорбия. В городе мира нет мира, в месте, где явилась религия любви, нет любви. Напротив того, нигде быть может на тесном пространстве не находится постоянно столько ссор, ненависти, интриг, борьбы за исключительное обладание святынями, освященными жертвою за всех людей принесенною, и нигде не извращен до такой степени духовный смысл Божественного учения Спасителя. Я обратил особенное внимание на положение наших поклонников и убедился, сколь своевременны меры, которые по воле Государя Императора принимаются для улучшения быта и устройства надзора за ними и попечения. Другие нации имеют уже те заведения, которые предполагается соорудить для наших соотечественников и которые прославят имя Всемилостивейшего Государя в дальней Палестине. Места, купленные для этих зданий и на которые уже получены фирманы, прекрасны. С них открывается чудный вид на Иерусалим, и не будучи в самом городе они имеют преимущество чистого воздуха, а между тем расстояние от них до храма Гроба Господня небольшое. Я располагаю провести здесь неделю и затем согласно повелению Государя, полученному мною из Греции, отправлюсь чрез Константинополь в Одессу и Николаев. Посему через несколько недель надеюсь обнять Вас в Петербурге и выразить изустно, сколь искренно я желаю успеха Вашим полезным трудам.
(Подписал) Константин.
Письма А. И. Барятинскому[14].
Иерусалим, 8 (20) мая 1859 года.
Любезный князь Александр Иванович. Узнав случайно, что в здешних библиотеках (Патриаршей, Крестового монастыря и других) хранится большое количество неразобранных грузинских рукописей, относящихся к т ом у времени, когда цари грузинские властвовали в Палестине, сообщаю об этом тебе для сведения на случай, если б ты признал полезным прислать сюда кого-либо из ваших грузинских ученых для разбора этих рукописей, которые могут содержать весьма важные и любопытные исторические данные. Здесь находится французским консулом г. Баррер, бывший в Тифлисе и сохранивший о Кавказе весьма приятное воспоминание. Он может быть весьма полезен здесь твоим ученым. Путешествие в Иерусалим я совершил с женою и сыном, благодаря Бога, гораздо легче и спокойнее, чем мог надеяться, и на днях располагаю отправиться в обратный путь. Иерусалим, независимо от духовного потрясения, произвел на меня впечатление более грустное при виде ежеминутного противоречия между смыслом проповеданного здесь Божественного учения и действиями людей, которые называют себя последователями этого учения. Кроме постоянных распрей между представителями разных исповеданий, здесь видишь много интриг, сплетен, которые глубоко огорчают и которых невозможно прекратить. Посему мне кажется, что поклонническое странствование в Иерусалим может быть полезно своим религиозным влиянием, но что продолжительное пребывание в Иерусалиме едва ли приносит духовную пользу.
Любезный князь Александр Иванович. Я с большим удовольствием познакомился здесь с генералом Лорис-Меликовым и пользуюсь его отъездом, чтоб написать тебе еще раз перед возвращением моим в Россию. Я имел здесь длинные и весьма интересные разговоры с ним о Кавказе и еще более убедился в верности твоего взгляда на Кавказ и на образ действия, которому мы должны там следовать, и сердечно порадовался достигнутым тобою результатам. С большим удовольствием читал я также по этому предмету письмо к Головнину твоего почтенного помощника Д. А. Милютина, которого душевно уважаю.
Два главные предмета наших разговоров с Меликовым были: о возможности влияния России на Востоке посредством преданного нам армянского народа и об устройстве морской части при Черноморской береговой линии. Я совершенно разделяю мнение Меликова о необходимости назначить образованных и благонамеренных русских консулов в разные места, где находится значительное армянское население; но полагаю, что Министерство иностранных дел встретит к тому затруднение по недостаточности своих денежных средств и что дело это может быть приведено к желаемому результату только в том случае, если б ты нашел возможным принять хотя часть издержек на кавказские суммы. Надеюсь, что генерал Меликов передаст тебе наш разговор в подробности. Относительно наших черноморских крейсеров мы пришли к убеждению, что Парижский трактат и инструкция, данная крейсерам министром иностранных дел, совершенно парализуют все, что морское ведомство могло бы сделать для действительности крейсерства и что поэтому, при нынешних обстоятельствах, было бы всего полезнее объявить торговлю на восточном берегу совершенно свободною и нам самим стараться получить в ней большое участие посредством нашего Пароходного Общества, оставляя нынешнее крейсерство только с целию препятствовать хотя сколько-нибудь военной контрабанде. Таким образом, мы стали бы с морской стороны действовать более мирными путями просвещения и торговли в то самое время, когда на сухом пути твои блестящие военные подвиги внушают племенам кавказским уважение к нашему оружию. Сообщаю эти мысли на твое обсуждение, любезный князь, и с нетерпением буду ожидать твоего мнения. Из Иерусалима я отправился в турецкий Архипелаг и посетил Бейрут, Родос, Патмос, Самос, Хиос и Смирну. В Константинополе я нашел самый блистатательный и, по-видимому, радушный прием с стороны султана; но, к сожалению, погода, которая благоприятствовала моему морскому путешествию, вдруг изменилась, и не проходит дня без дождя. По мере приближения к России, возрастает во мне нетерпение вернуться в отечество, и я надеюсь быть в Петербурге к 16/27 июня. Обнимаю тебя, любезный князь Александр Инанович, и весьма прошу по временам писать мне.
