А время шло. Выпускной концерт в старшей группе назначили на двадцатое мая. Для Лидии Константиновны это было и хорошо, и плохо. Хорошо – так как появилась нужда, под предлогом репетиций, больше времени проводить с Илюшей. Благо ему, как перспективному воспитаннику, в празднике отводили главную роль. Ему выпало спеть всем известную добрую детскую песенку «Голубой вагон»:
Медленно минуты убегают вдаль,Встречи с ними ты уже не жди.И хотя нам прошлого немного жаль,Лучшее, конечно, впереди!
А «на бис» Илюша готовился прочесть крошечное, но зато свое собственное стихотворение о детстве:
Жаль, что я вырасту скороИ растеряю наследство:Все, что оставил городС солнечным именем Детство…
Несколько раз Наталка даже звала Лидию Константиновну «порепетировать» дома, но та отказывалась – боялась в домашней обстановке как-нибудь выдать свои чувства к Илюше. Пока это было их общей маленькой тайной. О том, что будет после выпускного, когда старшая группа простится с садом и от нее совсем оторвут Илюшу, Лидия Константиновна старалась не думать.
Но думай не думай, а время летело неумолимо. Лиханов-старший собирался на выпускной прислать, ни много ни мало, целую съемочную группу – заснять триумф своего наследника. Обычно в саду не разрешалось присутствие посторонних, но Лидия Константиновна со съемочной группой смирилась – это все-таки лучше, чем присутствие самого Игоря Ивановича. Даже себе Лидия Константиновна не решалась признаться в том, что чем ближе становился выпускной, тем больше раздражало ее все в облике Лиханова. Солидная вальяжная манера общения, фамильярное похлопывание по плечу, а иногда, особенно при людях, фальшивое целование ручки. И даже обращение с сыном – хозяйственно-осторожное, как с дорогой, доставшейся трудом и усилиями любимой игрушкой. А главное – эти невыносимые постоянные «я», «мне», «мое». «Как вы считаете, мадам Савельева, мой сын справится с выступлением?..», «Не могли бы вы параллельно поснимать моего сына на цифровик – буду очень благодарен!..», «Сам я, к сожалению, быть не смогу, но мне было бы приятно оставить память…» – и тому подобные самоуверенные высказывания. Затрагивать в общении тему возможной следующей «мамы» Ильи одинаково избегали и сам Игорь Иванович, и Лидия Константиновна, и Илюша. Много раз она порывалась попросить Лиханова-старшего оставить мальчика у нее – якобы для репетиций. Но не знала, как подойти к этому щекотливому вопросу. А когда об этом как-то раз заикнулась подученная ею Наталка – Игорь Иванович устроил и горничной, и сыну такой нагоняй, что Лидия Константиновна прикусила язык.
Майские праздники пролетели незаметно. Лидия Константиновна с дочерью все десять дней провозились на даче. За это время она, удивляясь самой себе, успела так соскучиться по Илюше, что в первый же рабочий день буквально кинулась в старшую группу. Но там ее ждало разочарование: Илюшу в группу не привели. Прошло еще дня три – и Лидия Константиновна решилась: под предлогом все той же подготовки к празднику сама позвонила домой Лихановым. Давно уже не стучало так ее немолодое сердце, как тогда, когда раздался в трубке желанный детский голосок. Илюша тоже страшно обрадовался. Настолько, что в первый раз назвал ее «бабушкой». Он взволнованно частил в трубку, словно боясь, что ее вырвут из его рук:
– Бабушка Лида! Не сердитесь, я не болею. Я сам соскучился! Это папа говорит, что в сад мне пока нельзя: я сейчас привыкаю к новой маме. Папа так говорит, а я совсем не привыкаю, хочу в садик. Я тебя люблю, бабушка Лида!
У Лидии Константиновны ком подкатил к горлу. Но Илюшины опасения оказались не напрасны – трубку и впрямь отняли. Молодой уверенный женский голос словоохотливо защебетал в трубку:
– Вы из садика? Я сейчас сижу дома с мальчиком, воспитываю его по всем правилам педагогики. Можете называть меня мамой Ирой – я будущая жена Игоря Ивановича и мамочка для Илюши. Мы переживем период адаптации и появимся в садике! Выпускной? Не волнуйтесь, мы обязательно успеем!
Вот так-так! В этот раз Игорь Иванович не счел нужным даже знакомить Лидию Константиновну со своей новой пассией. Да и впрямь – что она такое, в самом деле? Отрезанный ломоть, пройденный этап перед школой, такой же бесполезный теперь, как материнская забота «первой мамы» Ильи.
Но в любви, как известно, и так случается: умом Савельева понимала, что их с Илюшей привязанность – дело временное и быстротечное. А сердце – сердце льнуло к этому золотоволосому сиротке все сильнее, как дай бог ему льнуть к будущим родным внукам…
И когда Илюша вновь стал ходить в садик, в сопровождении тоненькой очкастой «мамы Иры», Лидия Константиновна, уже не рассуждая, с головой погрузилась в «репетиции» и перестала напоминать себе, что, как в народных сказках, «сколько веревочке ни виться, а конец будет!..». Правда, напоминай не напоминай, а тот самый конец пришел-таки. Наступил желанный и нежеланный день выпускного праздника.
С самого утра того памятного дня Лидия Константиновна силилась – и не могла вспомнить, с каким по счету детсадовским выпуском предстояло ей сегодня проститься. Пожалуй, главное было не в этом. Главное заключалось в тягостном чувстве беспомощности перед обстоятельствами. От подобных чувств давно отказалась уверенная, состоявшаяся «мадам Савельева». Чувство настолько сильное, что в памяти Лидии Константиновны заворочалось самое горькое и больное, чему уже много лет она не позволяла проявляться…
В семье Савельевых много лет назад росло двое детей: старшая дочь Лида и младший мальчик Яся – Ярослав, моложе сестры лет на десять. Яся в семье был всеобщим любимцем: его любили родители, любили бабушки и дедушки. Любила и Лидочка, в то время ни к кому не знавшая ревности. С тех пор прошло много времени, бабушек и дедушек не стало, родители развелись. Отец, по слухам, женился вторым браком на украинке и уехал к ней на родину. Мать осталась с Лидочкой и Ясей одна. Жизнь повернулась к ней не самой лучшей стороной, и нередко случалось и Лидочке, и Яське ощутить на себе тяжелую руку скорой на расправу родительницы.
Мать умерла года три назад; их с Яськой дорожки давно уже разошлись. И только увидев его на похоронах, Лидия Константиновна вспомнила, как в детстве подолгу гуляла с коляской, чувствуя себя «маленькой мамой». И как Яська, ожидая нагоняя от матери, или не желая идти в нелюбимый садик, или споря с матерью о покупке новой игрушки, наконец, отвешивая губки «сковородником», повторял упорным дрожащим голосишком: «Нет-нет, как-нибудь не так!» Но и Лида, и мать, и даже сам малыш в глубине души понимали: все получится именно так, то есть – хуже некуда!
В ситуации с Илюшей Лидия Константиновна постоянно ловила себя на мысли, что ей хочется, чтобы все обстояло «как-нибудь не так». Чтобы возродилась прежняя взаимная симпатия к Игорю Ивановичу; чтобы дочка удачно устроилась к нему гувернанткой и Лидия Константиновна смогла бы видеться с Илюшей и по окончании сада; чтобы дочь и Игорь Иванович тоже понравились друг другу, наконец, а там чем черт не шутит!
Правда, при этом Савельева совершенно упускала из виду нынешнюю «мамочку» Ильи – маму Иру. А ведь все в семье Лихановых могло сложиться наилучшим образом именно с этой «мамой»! Забирать мальчика мама Ира старалась пораньше, стремилась как будто угодить ему во всем. Притащила даже на всю группу огромный торт на день рождения Илюши, правда, покупной, магазинный. Но вот сам Илюша начал при ней довольно заметно меняться. Прошел выпускной праздник, и у Лидии Константиновны не осталось больше повода для дружеских «репетиций», которые оба они так любили. Даже читать Илье книжки Савельева теперь приходила попозже, украдкой, чтобы – не дай бог! – не заметили другие родители. А заметила первой как раз таки мама Ира! Несколько раз, приходя за ребенком, мама Ира заставала его за книжкой в обществе Лидии Константиновны. И уже дня через три, все так же мило щебеча, сообщила Лидии Константиновне, что Илья растет, ходит на подготовительные курсы при школе и там педагоги советуют «исключить любого рода дополнительные занятия с ребенком вне рамок основного учебного процесса». Так и сказала, прямо как по писаному. На беду, Илья как раз стоял рядом. Мама Ира, конечно, не приняла его в расчет. Но мальчик отлично понял главное: им с «бабушкой Лидой» (так он иногда называл Лидию Константиновну) запрещали находиться вместе. И все время разговора мальчик открыто смотрел на Лидию Константиновну, совершенно игнорируя присутствие мамы Иры, – смотрел тем самым взглядом, который давно уже не давал Лидии Константиновне покоя. Уже несколько раз она ловила себя на мысли, что как будто «поймала за хвост» воспоминание, связанное с этим взглядом. Проскользнула в памяти некая давняя экскурсия – и сама она в качестве… гида? Руководителя? «Членши» некой комиссии? Додумать было некогда…
