Удивительно, но будущие участники отделались разве что сломанными ребрами или разбитым носом; хотя ранее первые жертвы Турнира могли появиться задолго до его начала.
Все это Кенджи поведал лично сам Макото который вернулся глубокой ночью — вымотанный до нитки, уставший, лишившийся куска рукава и одного сапога, с ног до головы пропахший потом, вином и луком; но лицо его, несмотря на пару свежих синяков и похожую на лопнувшую сливу губу, просто светилось счастьем.
— Ты представляешь — приперся даже этот засранец Хияно! — фыркнул Макото, прикладывая к лицу смоченную в холодной воде тряпку; заметив недоуменный взгляд Кенджи, он пояснил: — Это хлыщ из правящей семьи Дома Тигра. Ты наверняка видал его на совете — худой как каланча, плюгавый такой и вечно на всех зыркает, словно бы в дерьмо вляпался. Еле-еле в прошлом году четвертую ступень одолел — подозреваю, не без помощи казны своего семейства — а уж гонору… Ты представляешь — стою я рядом с ним, а он башку поворачивает к своим дружкам и говорит будто бы меня тут и нет: «Не знал, что в этому году дети тоже соревноваться будут». Дети, ха! Да он меня старше на пару лет, не больше! Ох, попадись он мне — не то, что меч больше держать не сможет, ходить будет с палочкой…
Последнее время мысли Макото — впрочем, как и всех остальных жителей столицы — целиком и полностью занимал только Турнир. Воины и заклинатели тренировались до последнего пота, оружейники, бронники, портные, держатели борделей, владельцы гостиниц и им подобная братия подсчитывали барыши, просто купаясь в деньгах, и даже уличные мальчишки ругались до хрипоты и лезли друг на друга с кулаками, защищая честь любимого Дома. Который, впрочем, утром мог быть совершенно другим, нежели вечером, а к полудню поменяться еще пару раз.
Самого же Кенджи Турнир волновал не больше, чем ежегодное соревнование по поеданию риса — да, в Каноку проводилось и подобное увеселение, к слову, имеющее немало поклонников. Нет, сейчас его тревожили куда более серьезные вещи. Пускай Жнец потерял большую часть своих союзников и едва не погиб сам — но, тем не менее, он все еще был могучим противником. Быть может, самым опасным человеком, с которым можно было скрестить мечи… но человеком ли?.. Кенджи своими глазами видел, как в него дважды вонзали кинжал почти по рукоять. Ни один воин, пускай даже самый стойкий, не смог бы оправиться от подобной раны даже если бы выжил — а Жнец не только не шелохнулся, но и смог продолжить бой, будто бы и вовсе не испытывал боли.
Не было сомнений, что его феноменальная живучесть была каким-то образом связана со сферами, что он разыскивал; как он там их называл — частицы Творцов? Чем бы они не являлись на самом деле — клочьями души Пепельного Короля или же просто могучими артефактами — Кенджи чувствовал, что у мощи, которую он поглотил, есть свой разум. Холодный, яростный, не знающий жалости и пощады. В тот краткий миг, когда неведомая сила захватила над ним контроль, он ощутил такую концентрированную волну ненависти, что еще чуть-чуть — и он бы обрушил ее на собственных же друзей.
Хоть с той поры голос молчал, но эхо его злобы до сих пор звучало у него в голове. И даже сейчас Кенджи нутром чуял, что сила эта не ушла и не спит, а лишь притаилась на время; точно бы поняв, что не сможет побороть Волю своего носителя, просто выжидает удобного момента. Сможет ли он одержать вверх над паразитом, вцепившимся не в тело — душу? Кто знает. Но если он поможет ему свершить свою месть…
— … к слову у тебя есть мысли, куда запропастился этот брюзгливый старикашка? — спросил Макото.
Кенджи в ответ только пожал плечами. От Рю не было ни слуху ни духу уже несколько дней. Видимо, он отправился на поиски того самого человека, который, по его словам, знаk что-то про эти таинственные сферы. Впрочем, ни Кенджи, ни Макото не сильно расстроились его внезапным исчезновением, решив сполна воспользоваться кратким шансом перевести дух. Ведь с момента их возвращения они с самого раннего утра до позднего вечера проводили за тренировками под неусыпным и строгим взглядом Рю.
Бой с мечом. Бой с двумя клинками. Удары копьем, посохом и топором. Стрельба из лука. На своих двоих, лежа на земле, сидя на верхушке высоченного дерева, чья ветвь того и гляди надломится под его весом и даже вниз головой. Метание дротиков и камней из пращи. Рукопашная — до сбитых в кровь кулаков. Все вышеперечисленное, но с завязанными глазами. Лазанье по практически отвесной стене, прыжки на одной ноге по врытым в землю столбам, и бесконечное заучивание правильной группировки тела при падении. «Плюхаетесь на задницы как мешки с дерьмом», — с неумолимой прямотой заявлял Рю, когда они в очередной раз демонстрировали ему свои навыки.
Бесконечные маятники, подъемы в гору с мешком песка на плечах и бег, бег, бег. Кенджи уже не помнил, когда передвигался по городу неспешным шагом, так как за малейшую задержку Рю выдумывал им все более изощренное наказание. Наконец-то они узнали, что такое Камень Болтуна, который тот вспоминал по делу и без — правда, лучше бы им было оставаться в блаженном неведении. Когда Макото в очередной раз что-то брякнул прямо посреди речи старика, тот не стал как обычно осыпать его бранью и лупить палкой, а вместо этого окинул взглядом тренировочный двор, выбрал самый тяжелый валун и сказал, что до самого заката Макото будет обязан таскать его в сумке за спиной — разумеется, прочие упражнения тоже никто не отменял.
Тот, конечно же, поначалу дико возмутился и заявил, что не собирается заниматься подобной ерундой. После этого Рю удивил их уже второй раз за утро — все тем же спокойным тоном он объяснил, что из семи последних чемпионов Турнира Домов трое ходили у него в учениках, двух он по несколько раз лупил на дуэлях — при этом будучи в стельку пьяным — а оставшиеся были слишком бездарны даже для этого. Так что, если он, Макото, в случае попадания в список участников, желает получить хотя бы шанс не вылететь в первом же бою — пусть он закрывает свой поганый рот, берет этот проклятый камень и дует на противоположный конец города за горячими рисовыми шариками в меду, ибо у Рю с самого утра во рту не было и крошки.
