— Братан, давай выпьем! Ты че, братан? Не уважаешь? Э-э… да что такое?.. Мать вашу, что с ними со всеми такое?!!
…ваша цель — вышки и центры мобильной связи, полицейские участки, административные учреждения, банки, аэро — и железнодорожные вокзалы…
А те стоят и будто вслушиваются во что — серьезно, внимательно. Словно некий голос у них в голове вещает. Неужели и впрямь?
…люди, любое сопротивление необходимо подавить. Быстро и эффективно. Кто не с нами — тот против нас. Это враг. А враг подлежит безусловному уничтожению. Убивайте их! Убивайте всех!! Убивайте!!!
Толпа шевелится, вспучивается, раздается в стороны, вскипает волнами. Люди достают припрятанное под полами одежды оружие — пистолет-пулеметы «Клин-М», «Каштаны» с лазерными целеуказателями, электроразрядники «Дзетта». Кое-где мелькают совсем уж старые АК-74, ПМ, даже ТТ. Хищно блестят ножи и кухонные топорики для разделки мяса.
— Эй! Ты че, сука? Ты мне на ногу встал!
— Да пошел ты!
— Э-э, братан, остынь. Культурно отдыхаем, да? Все путем.
— Д-да? Ну так отдыхай, придурок!!! — нож по самую рукоятку входит в горло.
— Мо-чи-и-и козлов!!
— Н-на! Отвали, гнида!
— Ментов! Гасите ментов!!
— А-а-а!!!
Слышны первые выстрелы…
* * *
Вадик — через щелку в шторах — с ужасом и страхом смотрел, как неистовая куражная толпа бесчинствует за окном, разнося вдребезги все, что попадется под руку. Полоумные психи и то, наверно, ведут себя куда благопристойней. В окна домов и зеркальные витрины магазинов летели камни, пустые бутылки, увесистые металлические предметы, куски пластика. Люди переворачивали и разбивали машины, урны, скамейки, мусорные контейнеры, а робоуборщиков, вылезших из своих ниш-укрытий, — просто разрывали на части.
— Круши-и-и!! — доносились бессвязные вопли. — Бей!!!
— Суки! Получите, суки!
— Ломай двери!
Небольшой отряд полиции, высунувшийся из соседнего переулка и тут же ввязавшийся в свару («Всем стоять! Стволы на землю! Даем вам пять секунд, сопротивление бесполезно — на подходе внутренние войска и армейские соединения!»), был уничтожен в считанное мгновенье.
— На площадь Свободы! — орал кто-то в черном блестящем плаще, взгромоздясь на крышу элекара «Ford Hawk». — Все на площадь Свободы! Там главное ментовское управление! Дадим гадам прикурить!!
— Правильно!
— Дадим!
— Круши-и-и!..
…Где-то неподалеку грохотали траками, кроша и сминая асфальт, Т-125 — танки, используемые заградотрядами полиции. Промчалась, плюясь огнем, парочка БТРов.
— А-а!.. — взвыла толпа, ломанувшись следом и беспорядочно паля из самого разнообразного оружия.
— Мама… папа… — скулит пацан, — мне страшно. Где вы? Куда ушли? Зачем? Я здесь один, совсем-совсем один… Я не хочу умирать! Они сейчас придут и убьют меня! Плохие дяди и тети войдут в дом… схватят, будут бить, пинать ногами… Не-е-ет! Не надо! Я не хочу!.. Пожалуйста, мама… папа…
Не надо бояться, мальчик. Опасности нет. Никакой. Все под контролем. Спи.
— Пожа… — не договорив, Вадик отлипает от окна, сомнамбулически бредет к кровати, ложится, отворачивается к стене. Закрывает глаза. Засыпает. Спит…
И может быть, видит что-то хорошее, потому что здесь, в вывернувшейся наизнанку реальности, в домике карточном, рухнувшем в одночасье, это самое «хорошее» будет теперь ой как нескоро. Если вообще будет.
Все донельзя паршиво, скверно, отвратительно и мерзко. Кажется, что смертельно-тлетворные, ядовитые эманации заполонили землю, воздух, воду, и планета стонет под этим ужасающим гнетом.
Не укради? Не убий? Не возжелай?..
Бред! Боже мой, какой бред!
Кстати, ты, Господи, — тоже бред. Глупость несусветная. Чушь собачья.
Отвали, короче, не мешай.
Мы свихнулись, сбрендили, спятили.
А-а-а!!! — это помешательство, чистое и прозрачное, как слеза ребенка. Это ненависть, горящая в глазах. Это жажда самоуничтожения.
Убейте врагов своих. Ради будущего счастья, ради свободы, ради жизни. Убейте! Все лучшее будет потом, все лучшее достанется вам и только вам, а сейчас нужно действовать — решительно, твердо, беспощадно. Убейте их!! Всех убейте!!!
Мир сошел с ума. Будто прорвался большой гнойный нарыв — и злоба окончательно затопила людские души.
На улице — трупы, раскуроченные, перевернутые машины и много-много мусора. Витрины магазинов скалятся острыми изломами разбитых стекол. Ветер гоняет по мостовой пустые пластиковые бутылки, алюминиевые пивные банки, ленты серпантина, конфетти и прочую дрянь.
— А-а-а!.. — доносится из близлежащих кварталов. — А-а-а!!!
Дикий, надсадный рев.
И — огненное зарево: уже в нескольких местах. Черный жирный дым, запах гари, частицы пепла носятся-витают в воздухе.
Откуда-то справа доносятся глухие звуки артиллерийской канонады. Бух! Бух-х!!
Это что — конец?
Не-ет. Это — только начало.
Начинает накрапывать дождь, мелкий, но постепенно усиливающийся. В редком свете одиноких, чудом уцелевших фонарей видны мокро отблескивающие, деформированные листы металла, расколошмаченные в щепу скамейки, горелые куски пластика, битое стекло…
Сломано все, что только можно было сломать и разрушить. А по темному, искореженному и захламленному донельзя асфальту неторопливо текут первые, пока еще слабые струйки. Размывают кровавые пятна, окрашиваясь в веселый ярко-розовый цвет, сливаются в ручейки.
Дождь становится все сильнее, превращаясь в ливень, тяжелые капли со всей дури лупят по лужам, взрываясь пузырями-брызгами. Вода с шумом устремляется в открытые канализационные люки и водостоки, бурлит, пенится, несется грязным потоком, вбирая в себя многочисленный мусор и разные нечистоты. Покачивает, пытаясь сдвинуть с места, трупы людей — этакие полузатопленные корабли-остовы. Их много, очень много. Разбросанные по сторонам руки бессильно цепляются за выщербленный асфальт, распяленные в немом крике рты захлебываются мутной водой, пустые глаза смотрят вверх, в непроглядную тьму обложенного тучами небосвода. Будто совета испрашивают.
Боже милосердный, да как же? да за что?..
А небо — отвечает:
Вот чаша сия. Полна она. Мимо не проношу, нет. Примите. Благодарность же ваша или ненависть не нужны мне. Видите? — отверзлись хляби небесные, поднимутся воды, обоймут вас до самой души. Дальше что будет — не знаю. Истинно верующие — да спасутся.
Кто?! Кто — истинно верующие?!! — вопиют-надрываются умершие. Но безгласный вопль этот тщетен и бесплоден. — Он? Может быть, он? Или она?
Поток, несущийся по мостовой, слегка покачивает труп женщины, лежащей на поребрике. Ее длинные каштановые волосы, мокнущие в луже, расплылись-рассыпались на отдельные прядки, стали похожи на темно-коричневое невесомое облачко, плавно колеблющееся в дождевых струях. Женщина немолода, но все еще красива, она напоминает мертвого ангела. И пусть к волосам, обратившимся нимбом, прилип брошенный кем-то окурок. Пусть. Это неважно. На ней модное дорогое полупальто. Да, испачканное и порванное, но все равно выглядящее стильным. А на груди — большая обугленная дыра. Такие обычно оставляет полицейский «универсал» «МП-31Т», спецмодель. В левом ухе блестит сережка-капля, возможно — бриллиантовая. Лицо чистое, не испорченное ни татуировкой, ни пирсингом. Обручальное кольцо на пальце (редко кто сейчас их носит). Чуть-чуть косметики…
Все будет хорошо. Скоро. Очень скоро. Мы обещаем вам это.
А пока — с Новым Годом, люди!
С новым счастьем!!!
Артем Белоглазов © 2005
