– А «Евгений Онегин»? – возмущенно спросил политрук.
– Тоже творение коллективного разума. Над этой поэмой они работали несколько лет. Привлекали даже зарубежных поэтов. Спросишь меня: неужели за все это время никто ничего не заподозрил? Отвечу: были такие, что догадывались. В частности, господин Булгарин или вот господин Гоголь. Но им быстро заткнули рот. Спросишь: а черновики, а письма, а рисунки Пушкина? Отвечу: очень умелая и подробная фальсификация, большей частью осуществленная, так сказать, пост мортум.
– Ну, это ты, Фридрих, загнул! – расхохотался, наконец, Корольков. – Пушкина не было! Человека, молекулой которого я являюсь, не было! Ерошки Еропегова не было!
Политрук упал от смеха на пол, и долго еще тело его тряслось в конвульсиях веселья.
– Ерошки Еропегова не было!
– Но ведь это правда, Коля! – тоже смеясь во весь голос, кричал Фридрих. – Ни Ерошки, ни Сашки! Одна белая-белая снежная равнина.
Но вот стадия эйфории прошла. Настало время предпринимать какие-то действия.
– Как ты думаешь, Фридрих, куда мы летим? – спросил политрук.
– На Луну, куда же еще. Они явились оттуда.
– И что с нами будет там, на Луне?
– Они умертвят нас, предварительно подвергнув страшным мучениям. Я, как человек, лично знакомый с доктором Менгеле, знаю, как примерно это будет происходить.
– Ну уж нет! Этого мы не допустим!
Корольков встал и начал пинать ногами стены помещения. Фридрих незамедлительно присоединился. Погрузившись в какое-то бешеное исступление, они долбили по гладким эластичным поверхностям руками, ногами и головами, громко ругаясь на двух языках. И вдруг из невидимых отверстий в потолке стал с шипением выходить синеватый газ. Пленники сделали лишь по одному вдоху и тут же упали на пол, уснувшие.
…И видит Корольков во сне, что стоит в этой же яичной комнате голый и глядит на свой хрен. Эге, думает политрук, все как у Кальдерона. Я достиг первых врат. Тут главное не бояться. Я нахожусь в осознанном сновидении. Вот так е. твою мать! До чего странное ощущение! Вроде бы я, а вроде бы и вовсе не я! Экая легкость на душе! Как будто заново родился!
Он видит спящих себя и Фридриха на полу. «Себя увидев, уходи. Ни в коем разе не буди», – вспоминает политрук наставления испанского волшебника. «Так, надо валить отсюда». Корольков, ничуть не смущенный собственной наготой, отворачивается от себя лежащего и идет прямо на стену. «Для тела сна нема преград, иди вперед сквозь стены, брат». Политрук выставляет перед собою руки и проходит сквозь стену, как сквозь плотный поток наэлектризованной воды. Он оказывается в коридоре, тоже белом, разветвляющемся на множественные боковые ходы. Все это похоже на внутренности некоего организма. Политрук по наитию стремится в определенном направлении: где, как он чувствует, это необходимо, поворачивает в ответвления, где надо, проходит сквозь стены. И вот он оказывается в главном помещении летающего аппарата. И видит там три штуки тех самых существ, о которых ему рассказывал давеча старшина Полуянов – огромных серебристых сороконожек, только теперь они компактно скрутились в этакие спирали и парят в невесомости. В головном отсеке находится что-то вроде приборной доски – панель с рычажками и кнопочками – все это, как живое, колышется, шевелится и пищит. И огромное окно в полстены. А в окне – Луна. Гигантская, желто-зеленоватая. Видны даже лунные скалы и огромные кратеры. Существа, переливаясь, как ртуть, отражая в своих телах голого политрука, поворачиваются к нему и смотрят на него – хотя ни лиц, ни глаз у них нет. Они ничего не говорят, но их намерения и сама суть становятся абсолютно ясны для прозрачного, как стекло, сознания Королькова. Перед ним истинные хозяева действительности. Виновники этой войны и всех других войн, происходивших когда-либо на планете Земля. Эти существа заинтересованы как в размножении, так и в умерщвлении людей. Человеческие души – их пища. Войны являются способом консервирования пищевых ресурсов на долгие годы вперед, ибо существа – назовем их лунными сколопендрами – путешествуют в отдаленные места времени и пространства, и им нужно для этих целей много корма впрок. Никакой свободы воли и выбора у человека нет. Не больше, чем у курей в курятниках. Но сами люди ни в чем не виноваты. Разве что в своей недальновидности и ограниченности. Их заставляют убивать друг друга, страдать и мучиться, ибо в эмоциональных человеческих переживаниях энергетические матрицы людей – души – обретают нужные кондиционные качества. Но так было не всегда. Изначально обстоятельства были другими, и человек имел иные цели и возможности: возвышенные, благородные и некой высшей космической эволюции подчиненные. Но в какой-то момент все изменилось, произошел какой-то сбой, и сколопендры воспользовались ситуацией. Теперь люди пребывают в вечном рабстве.
И нет никакого Бога.
Корольков, до глубины души возмущенный несправедливостью мироустройства, кричит всем своим сонным телом и, отталкивая прочь ближайшую сороконожку, бросается прямо на пульт управления. Действуя по велению страшной силы, исходящей откуда-то из живота, он крушит и громит приборы космического аппарата пришельцев. Синяя жидкость бьет фонтаном из приборной доски, как кровь из тела – очевидно, летучий корабль сколопендр действительно представляет собой некий специфического назначения живой организм. Сколопендры бросаются на Королькова, пытаясь его остановить, но он выскальзывает, выскальзывает, выскальзывает, ибо не имеет никакой твердости, а обладает лишь сиятельной, разрушительной волей. Самолет существ начинает падать назад на Землю. Все в нем ломается и истекает синей жидкостью: политрук повредил головной мозг аппарата. Сколопендры скрежещут телами, встают на дыбы, изгибаются в конвульсиях.
Политрук прыгает сквозь окно в межзвездное пространство. «Врешь, Фридрих, – загорается в его сознании мысль, – был, был Саша Пушкин! Прощай, Фридрих!»
– «Пусть тело сна, как тот магнит, плоть твердую переместит!» – успевает он крикнуть, улетая во вселенскую тьму.
…Королькова подобрали на снегу совершенно голого, покрытого ледяной коркой, но еще живого, отступающие советские бойцы. По счастливому стечению обстоятельств, какое сплошь и рядом бывает в жизни, как будто все время пытающейся перещеголять вымысел по части пошлых совпадений и прочих глупостей, его нашел именно старшина Полуянов, как всегда идущий замыкающим за остальными солдатами. Старшина утверждал потом, что политрук появился на снегу прямо из снежной пыли. И в этот же момент километрах в трех к западу упал большой самолет, вроде немецкий бомбардировщик. И взорвался, осветив сумеречную равнину колоссальным, невиданным синим пламенем.
– Ты откуда взялся? – спросил старшина политрука, когда того, уже растертого спиртом, укутанного и ненадолго пришедшего в себя, несли на носилках санитары. – Мы думали нае.нуло тебя той жуткой бомбой, или что это было, мы так и не прочухали. Ничего от блиндажа не осталось. Только книжечка обгоревшая. Я подобрал. Потом верну тебе.
– Оставь себе, Егорыч. Полистай на досуге. Мне уже не надо, – сумел ответить политрук и снова потерял сознание.
– На самокрутки пущу, – пробормотал Полуянов себе в усы. – Да, неисповедимы дороги войны…
Дивизия удалялась в заснеженную бесконечность.
