— И вы сбежали оттуда?
— Да, сэр.
— Откуда вы родом?
Сильвия вздрогнула. Я заметил край грязного платья из синего атласа с глубоким вырезом, но она тут же запахнула плащ на груди.
— Моя семья из соседней деревни, но они не примут меня обратно. Я их опозорила. Придется отправляться в Лондон.
— В Лондон! — Форрест ужаснулся. — Девочка моя, Лондон — гнездо пороков! Вы не протянете там и недели!
— Тогда в Бристоль, сэр. Куда угодно. Если у меня будет немного денег на житье, я найду работу. Честную работу.
Так я и знал. Уверен, он не откажет ей в паре монет. Форреста легко растрогать, это удавалось даже уличным попрошайкам.
Мастер отвернулся к загаженному птицами камину и погрузился в раздумья. Девушка скосила голубые глаза на меня, но тут же перевела взгляд на Форреста. Я сразу понял, что пришелся ей не по нраву.
— Зак, затвори окно и проверь двери. — Форрест встал и подал Сильвии руку. — А вы, мисс Сильвия, отправитесь со мной.
Я решил, что ослышался.
Сильвия удивилась не меньше моего.
— Сэр, вряд ли это…
— Вы примите ванну, моя экономка вас покормит и найдет более пристойное платье. Спать будете на чердаке, со слугами. А завтра решим, что с вами делать.
Не припомню, когда я был так взбешен.
— Сэр, ваше положение… — выпалил я.
Форрест пригвоздил меня к месту тяжелым взглядом, и слова застряли у меня в горле.
Обернувшись к Сильвии, он продолжил:
— Я не причиню вам вреда, Сильвия, не бойтесь.
— Сэр, я… я уверена… но… — Она замотала головой. — Это нехорошо.
Ей нужны были деньги, только и всего. Не удивлюсь, если ее история — выдумка от начала до конца.
— Прошу вас. — Он махнул рукой к двери и, что-то вспомнив, быстро повернулся ко мне.
— Совсем забыл. Где письмо?
Я отдал ему письмо. Увидев печать, мастер издал радостный возглас и, схватив лампу, стремительно отошел в угол комнаты. Мы с Сильвией остались стоять в темноте. Глядя, как он распечатывает письмо, она тихо спросила:
— А ты кто таков, мастер Павлин?
Я молча смотрел на нее. Голос больше не звучал жалобно, на лице проступило странное, почти комичное удовольствие. Я вспомнил, что девушка была свидетельницей моего позора.
— Наконец-то! — воскликнул Форрест.
— Сэр? — Я обернулся к нему, но он уже смял письмо, сунул его в карман и заспешил к двери.
— Кажется, я велел тебе проверить двери и окна, Зак.
Форреста переполняло радостное возбуждение — то дуновение безумия, что порой им овладевало. Не успел я опомниться, как они были за дверью.
В темноте я запер окно и засовы, окинул дом прощальным взглядом, однако мысли были далеко. Настроение вконец испортилось. Что за горькая судьба! Из-за долгов отца я вынужден служить подмастерьем у безумца, который грезит об идеальном городе, а сам не способен отличить приличную женщину от шлюхи!
Бредя домой по грязным улицам, я размышлял о том, к чему приведет решение Форреста. Ни к чему хорошему. Могу поспорить, он ее приютит. Будет как с той дворнягой, которую мастер привел недавно, и с тремя облезлыми кошками, которые поселились у нас раньше и оставляли шерсть где попало.
Неужели я обречен вечно якшаться с подобным сбродом?
Я не ханжа, обычный повеса, как все юноши моих лет, но, по крайней мере, не тащу в дом кого попало.
Дойдя до Площади королевы, я уже окончательно себя растравил, однако вид величавых строений в лунном свете прогнал мои печали. Площадь королевы была лучшим творением Форреста. Оставалось утешаться мыслью, что все гении безумны.
Дома я поднялся по лестнице, заглянул в мастерскую. На спинке стула висел его сюртук.
Наверху Форрест бранился с миссис Холл.
Озираясь, я шагнул внутрь и, не мешкая, вытащил из кармана скомканный листок. Плотная бумага хрустнула в руках.
Никакой записки, только рисунок. Двуликий Янус: одна голова повернута вперед, другая назад; одна женская, вторая мужская. Вокруг, опоясывая головы, вилось узкое змеиное тело, хвост змеи был зажат у нее во рту.
Внизу шла подпись, одно слово, острыми, как шило, буковками: УРОБОРОС.
Хотел бы я знать, что это.
БЛАДУД
Я тосковал о семье, бродя по дубравам и голым пустошам, а ветер-ворон свистел в ушах, когда я лежал на земле, зарывшись в палые листья.
Вы, живущие в теплых уютных домах, что знаете вы о страданиях потерянной души?
Мой недуг прорывался в лужах и трясинах, тек в реках, словно лихорадка. Я был землей, я был зимой. Болезнь проявлялась по-разному: то одержимостью, то безумием. Заболевший становился опасен для близких.
А однажды из леса вышли демоны, чтобы терзать меня. Они хрюкали и сопели. Их рыла были вытянуты, а тела бледны, словно плесень. Демоны улеглись вокруг меня, боровы и хряки, чудища из легенд. И я стал одним из них, я следовал их тропами, пожирая плоды и корни, которые они выкапывали в земле.
Они рычали и хохотали.
Вскоре я заметил, что они часто удаляются на поляну в чаще леса, а когда возвращаются, струпья сходят с их тел, а шкура становится гладкой.
Во мне забрезжила хрупкая надежда, словно крошечный огонек во тьме.
Я исхудал и пал духом и долго гнал от себя спасительную мысль.
Она пробивалась во мне, подобно рассветным лучам солнца на востоке.
И тогда я спросил себя: «Если ты пойдешь туда, куда ходят демоны, возможно, и ты излечишься?»
И я последовал за ними.
Словно зверь лесной полз я, спускаясь все ниже и ниже по болотистой равнине.
Пар поднимался вокруг. Пищала мошкара.
Я погрузил морду и лапы в воду, и горяча была эта вода.
Чтобы забыться, я свернулся калачиком посреди круга.
СУЛИС
Не распакованной осталась только синяя папка.
Она лежала на дне сумки, в скрытом отделении на молнии. Сулис в пижаме сидела на кровати, скрестив ноги по-турецки. Солнечный свет из окна падал почти горизонтально, галки шумели в листве деревьев в центре Круга.
Она задумчиво смотрела на сумку, затем расстегнула молнию и вынула папку.
Зачем она хранит ее? Папка была с ней во всех переездах, в спальнях чужих домов, в квартирах многочисленных приемных родителей — везде. Теперь предстоит начать новую жизнь, а значит, пришло время избавиться от напоминаний о прошлом.
Вместо этого Сулис вытащила газетные вырезки и разложила их на одеяле.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
