А разве человечество неспособно институционализировать людоедство?
Я уверен, что способно будет, если появится надобность, скажем, недостаток пищи. Институционализирует без особого ущерба для коллективной психики.)
Ницше мыслил столь свободно, что у буржуазии дух захватывало. А он пытался выбраться из ее тенет. Как мы уже убедились из довольно пристального взгляда на его жизнь, ему, как личности, так и не суждено было совсем порвать с буржуазными нравами. Как Базаров — герой романа Тургенева «Отцы и дети» не изнасиловал Одинцову, так и Ницше не заставил себя просто завалить свою прусско-нерусскую Лу Саломе и воспользоваться ею. Буржуазная мораль заставляла его жить не сверхчеловеком.
Зато он добивал христианство. Христианство к концу XIX века всем надоело и всех измучило. Нужен был Христос четвертого сословия, Христос рабочего класса. Нужен был новый посредник (Христос ведь Посредник) с новым кодексом для четвертого сословия, чтоб там были не табу, но яростные свободы. Христос для трудящегося класса, восстающего против правящего класса буржуазии. Проще и современнее. Сильный, с мышцами, налитыми физическим трудом. В кепке, но духовно похожий на голых, измазанных белой и красной глиной повседневных святых Индии.
Ницше написал тексты для сверхчеловека — «Так говорил Заратустра». В его «Заратустре» много от буддийских притч; от стоиков-самураев и немытых полуголых святых рабочих классов Индии, святых низших каст.
Но сверхчеловек у него не получился. Получился набор текстов для театрального актера. Он забыл, что Сверхчеловек не может так много говорить, что Святой — это молчание. А Заратустра — болтун. Христос рабочего класса не получился. Пусть он и избрал форму Евангелий. Получилось напыщенно. Скорее пародия на Евангелия.
Да-да, Сверхчеловек — это попытка создания Христа для четвертого сословия. Уходя из буржуазии, Сверхчеловек не ушел из буржуазии. Недостаточно жестокости. Его Христос слишком много говорит. Бубнит, вызывая сон.
(Пришел Гитлер, немного дебил, это он стал черным Христом четвертого сословия. Христос ведь должен быть немного дебилом.)
Ниетже искал выхода из старого христианского человека. Не нашел. Выход этот был в действии. Простой: кованые сапоги штурмовиков по хмурым берлинским мостовым вышибают искры. Кровавые политические драки штурмовиков и коммунистов. И те и другие — четвертого сословия.
Ниетже обсуждал в своих книгах, — каким будет Гитлер. Он пророчествовал для Гитлера.
Черный царь этот Гитлер. Черный Христос.
Черный пророк этот Ниетже.
Ниетже не философ, он — посланник.
Вместо освобождения мира для четвертого сословия, он сошел с ума. Ел собственные экскременты. Вероятнее всего, вволю мастурбировал (в Сабурке, в сумасшедшем доме, куда я попал в 17 лет, все больные манией величия мастурбировали отчаянно. Видимо, есть связь сексуальности с манией величия и с величием). Он молчал спиной, полулежа, прильнув к коленям сидящей у его изголовья женщины (матери или сестры) в сумерках германских больниц. Успокоенный прикосновением к женщине. Ел с аппетитом, задавливая в себе движение, усилие, мысль — искру для деяния. Ведь вначале была мысль, а не слово и не действие. Мысль.
2
До того как появился Гитлер, Ницше был самым адским мыслителем Европы, а поскольку только Европа и мыслила радикально и современно, то и всего мира. Ницше прежде всего выступал как отчаянный враг христианской морали. Этот сын и внук пасторов стал крупнейшим ниспровергателем христианства всех времен и народов.
Поскольку раздражение христианством испытывали в Европе многие (с другой — левой стороны — на христианство наступал социализм), то антихристианство и аморализм Ницше был воспринят прежде всего образованной Европой, когда до Европы добрались книги Ницше, то есть когда их стали широко печатать. Помимо антихристианской позиции Ницше-мыслитель здесь и там обнаруживает упоение Злом и это тоже нравилось. «Падающего — подтолкни», как его позднейшие комментаторы не пытаются смягчить, было и остается выходкой злого мальчика. А европейцам во все времена хотелось быть, и они были в их Истории довольно часто, а то и всегда, злыми мальчиками по отношению к другим народам планеты, и долго были таковыми по отношению друг к другу.
Ницше после смерти своей стал запрещенным человеком, его книги печатали, однако его мировоззрение не поощрялось. Этакое философское хулиганство, философский бандитизм, недаром же он сам называл свой метод «философствование с помощью молота». Он считал, что грубо крушит сложившиеся моральные установки и ценности, и так это и было.
Говорил он много, залпами, слова застревали у него во рту, он писал запоями, выплевывал слова на бумагу, можно себе представить как он, живя в дешевых отелях, быстро-быстро строчит свои инвективы современному миру, который он ощущал как мир враждебный.
Ницше не считал себя немцем, но утверждал, что он потомок польских дворян. Современные исследователи отвергли его притязания на принадлежность к польской нации. Однако отказ быть немцем был признанием Ницше, что он чужой тем, кто его окружает. Он был чужим, да, и в этом смысле не Немцем, тут он оказался прав, а уверенность в том что он поляк, он себе внушил. Чужой. Он был самым подрывным, адским мыслителем Европы. Хотя и нет сведений о том, чтобы, скажем, современные ему цареубийцы вдохновлены были на цареубийства Ницше. Его интерес к русским народовольцам (не только он, другой трагик той же эпохи — Оскар Уайльд — написал пьесу о народовольцах-цареубийцах) и к Достоевскому свидетельствует, что ему хотелось пойти в эту опасную сторону, стать вдохновителем. Однако он не имел еще влияния.
А вот Карл Маркс имел в конце XIX века такое влияние. И классики анархизма, Прудон, Бакунин, имели, хотя как мыслители они, на мой взгляд, уступают Ницше.
Карл Маркс, не появись Ленин и русская революция, спокойно стоял бы в ряду крупных экономистов, в компании с Адамом Смитом и каким-нибудь Рикардо второстепенным. Линия преемственности «Карл Маркс — Владимир Ленин» четко прослеживается.
Прослеживается и преемственность «Фридрих Ницше — Адольф Гитлер». Гитлер сыграл для Ницше ту же роль, что Ленин для Маркса.
И дело тут совсем не в сестре и наследнице Ницше — Элизабет, сблизившейся с Гитлером, но в общем для этих двоих духе. Гитлер тоже считал что «падающего — подтолкни». И хотя Ницше всего лишь прослужил недолго санитаром в войну 1870 года, а Гитлер — связной велосипедист — отважно провоевал всю войну 1914‒1918 годов, попал под газовую атаку и получил Железный крест, они оба считали силу, насилие войны главной движущей силой Истории. Оба восхищались силой. Оба, кстати, были не крепкого здоровья.
Я уже говорил, что Ницше был детронирован Гитлером, поскольку последний стал мистическим черным Христом. Ницшеанцы, все сколько их было в Европе, все эти таинственные хмурые студенты Гейдельбергов и Санкт-Петербургских университетов, оставили свои хмурые позы и бросились в восстания четвертого сословия.
В 1917 году они бросились в Россию в большевики, к Ленину. А германские юноши-ницшеанцы не колеблясь пошли в Национал-социалистическую рабочую партию Германии, как только ее возглавил Гитлер.
На самом деле, нервный и больной философ жизни, как медиум предчувствовал, что впереди большая резня. Что конфликта между правящим классом буржуазии и выросшим в ее тени, обслуживающим буржуазию четвертым сословием не избежать. Он правильно предчувствовал: буржуазия стремительно теряла пассионарность, в то время как четвертое сословие накопило запас ненависти. Четвертое сословие смотрело злыми глазами на достатки и привилегии буржуазии со злобной завистью.
Но более того, четвертое сословие желало править Европой и миром, желало реализовать свою волю к власти, установить свой порядок.
И пророк четвертого сословия вопил, кричал, широко разевая глотку, выплевывал слова для них, за них. Он был пророком тех, кто только родился или вот-вот должен был родиться. Когда Ницше умер, Гитлеру было 11 лет.
Уже через 18 лет после смерти Ницше в псих-лечебнице Гитлер возглавил германское восстание четвертого сословия. А еще через три года первые штурмовики — отряды СА — выйдут на германские мостовые. Эти будут искать чьи бы головы расколоть, станут философствовать кастетами и дубинками.
Служанка этих господ (сон)
В таких местах всегда жарко. Мандолины… лимоны… кто пьет вино, кто пляшет с девушкой под мандолину… а вот дорожка, ведущая в парк. Следуем по ней и, поскрипывая песком, шагаем в направлении дома. Ни садовника по пути, ни сторожа. В начале прошлого века жили куда беззаботнее нас. Никакой охраны.
Остро пахнут южные деревья и травы. Возможно, в ветвях висят плоды, какие-нибудь именно лимоны, но в темноте они заведомо не видны, не стоит и напрягаться. Хрустнула ветка; хочу я или не хочу себя проявить? Я еще не решил. Южные ночи, тут черт ногу сломит. Никакой луны, но дорожка светлого песка все же заметна, песок выручает.
