– Все? Я исполнил ритуал? Я действительно восхищен деятельностью мисс Хант и тем, что она сделала для «Дакара». Мне кажется, будет несправедливым лишать мэтра Лавиня такого помощника. Я не могу принять эту жертву.
– Закончил упражняться в остроумии? – голосом Мак-Коски можно резать стекло.
– Макс, – Кайл абсолютно, предельно серьезен, – мне нужен штурман. Я буду во всем его слушаться. Обещаю. Согласен на любого, абсолютно любого. Я тебе доверяю. Но только не ее. Любого, кроме мисс Хант.
Сэр Макс встает.
– Это не обсуждается. У тебя не будет другого штурмана. Кроме мисс Хант.
Кайл взлетает со стула разжатой пружиной.
– Так, да?! Хорошо. Пусть будет по-твоему. Но не жди от меня чудес. И не говори, что я тебя не предупреждал!
Он стремительно направляется к двери. Взявшись за ручку, поворачивается и смотрит прямо в глаза Николь. Он парализует ее, этот взгляд. И ей становится по-настоящему страшно.
– Добро пожаловать в ад, детка.
Дверь за ним закрывается. Разумеется, с грохотом. Сицилия опять у руля.
Глава 4. Вермланд. Карлстад. Ралли Швеции
Есть такие ситуации, когда очень хочется, чтобы человек не сдержал данное тебе слово. Тут был как раз именно такой случай. Николь очень хотела думать, что Кайл пошутил. Но нет. Кайл Падрон был человеком слова. И начался ад. Ее личный, персональный ад.
На первом рабочем совещании, где собралась верхушка команды, и Мак-Коски представил всем нового штурмана, ей преложили сказать несколько приветственных слов. И пока она, запинаясь, произносила свой спич, Кайл, практически не понижая голоса, обсуждал со своим гоночным инженером новшества, которыми их осчастливили мотористы на этот сезон.
Попытка обсудить стратегию на первый этап, на которую она решилась исключительно из своего упрямства, привычки видеть в людях хорошее, несмотря ни на что, а так же в память о том восторге, с каким она следила по телевизору за его выступлениями, окончилась полнейшим фиаско. Холодный взгляд, изогнутая бровь и презрительное: «Твое дело – стенограмму прочитать. Если ты даже читать не умеешь – я тебе не помощник!»
Ну и финальное. Ни о какой случайности не могло быть и речи. Он прекрасно знал, что она видит и слышит его разговор с Кертисом Уилсоном, техническим директором команды. И от этого все было в миллион раз обиднее.
– Николь? О, нет, она – не Николь. Это имя для прекрасных женщин – Николь Кидман, Николь Шерзингер, Николь Ричи, Николь Генри…
– И ты с ними со всеми?..
– Нет. Кидман необычайно… пуританского воспитания дама.
– Неужели с остальными?.. Я пошутил, вообще-то…
– Я тоже. Кидман не смогла устоять, – он улыбается так, что не поймешь – правду говорит или нет. – И не о них речь. Просто вот это… – шипит что-то неразборчиво сквозь зубы, – не Николь.
– Ну, она вроде бы не против, когда ее называют Ники или Ник.
– Да мне по хер! Я не собираюсь ее никак называть!
– Кайл! Нельзя так…
– Ты знаешь, она мне недавно улыбнулась… Нет, ты видел эту улыбку? У меня мороз по коже. Хуже чем у акулы. О! Точно! Так и буду ее звать!
– Кайл!.. – предупреждающе восклицает Уилсон.
– Да, Керт, ты прав. На акулу не тянет. Тощая, и этот взгляд побитой собаки… Я придумал! Шарки! Вот, точно, она – Шарки. (Sharky(англ.) – детеныш акулы, акуленок – прим. автора.)
С тех пор он только так ее и называл. Когда вообще изволил обратить на нее внимание.
Было от чего впасть в уныние. Во-первых, сама Швеция. Снежная, холодная. Николь к такому климату не привыкла и постоянно мерзла. Во-вторых, Кайл – в миллион раз более холодный, чем вся Швеция вместе с соседней Норвегией, вместе взятые.
А в Швеции Кайла любили, отчасти благодаря матери-шведке, отчасти благодаря тому, что он был из тех гонщиков, которые особенно любили носиться по льду и снегу. Не боялся холодных температур, которые в особо «удачные» годы достигали минус двадцати пяти по Цельсию, неплохо знал наполовину ему родной шведский. Все это делало его любимцем местной публики и журналистов. Поэтому Кайлу было чем заняться – пресс-конференции, публичные и благотворительные мероприятия, визиты родственников.
А Николь засела за стенограммы. Поскольку Кайл категорически отказывался обсуждать с ней что-либо, в том числе – условности и соответствия, принятые у Кайла с его последним штурманом, Николь могла опираться только на старые стенограммы.
Изучала маршрутные листы, расположение пунктов контроля времени, тасовала и укладывала все это в голове, попутно отмечая, где и что она бы сделала не так. Конфигурация скоростных «допов» вынудила Николь обратиться за помощью и разъяснениями к техническому персоналу и гоночным инженерам.
Впрочем, резко негативное отношение Кайла к новому штурману пока не делало ее автоматически изгоем. К ней присматривались. Отвечали на вопросы, давали советы. Кое-кто из членов команды, с кем Ники общалась особенно плотно, даже пришел к выводу, что Николь Хант в некоторых вопросах осведомлена лучше, чем члены элитной, с чемпионскими замашками, раллийной команды.
Вся эта напряженная, с перерывами на еду, сон и переезды, работа не давала ей впасть в уныние окончательно. А когда грустные мысли об отношении к ней Кайла все-таки пробивались сквозь усталость, она говорила себе: «Он меня не знает. Он не знает, чего я стою. Я сама не знаю, чего я стою как штурман. Я сделаю все, что смогу. И если у нас получится показать хороший результат, вот тогда он…». На этом месте она себя обычно одергивала. Что тогда? Не стоит об этом думать. Для начала надо показать, что она достойна называться штурманом Кайла Падрона. А если нет… Возможно, тогда она заслужила подобное отношение.
Накануне начала этапа она спала плохо. Ворочалась, несколько раз просыпалась. Один раз, уже под утро, часа в четыре, встала, подошла к окну. Смотрела в темное стекло – за ним шел снег. А в груди ее разрастался ледяной ком. Скоре бы уж, скорее. Она сделала все, что могла. Бросила взгляд на белеющие на углу стола листы стенограммы. Завтрашний день покажет, чего она стоит.
Он все-таки повернулся к ней. Посмотрел в глаза, хотя до этого делал вид, что ее нет вообще. Но теперь, когда они остались в машине вдвоем, и больше нет никого, и до старта этапа ралли остались считанные минуты – он соизволил обратить на нее внимание. Скривил губы.
– Одно пожелание. Говори громко и четко. Чтобы мне переспрашивать не пришлось. Большего я от тебя не ожидаю.
Совсем не те слова, чтобы подбодрить человека, который первый раз в жизни вступает в мир под названием «Королевское ралли».
Он отключил все эмоции, все мысли. Кроме доведенных до автоматизма навыков. И слуха. Они хотят, чтобы он слушался какую-то юбку. ОН! Кайл Падрон! Человек, который всегда не ехал – летел по трассе. На вдохновении.
Нет, Кайл понял наконец-то: это ралли, и есть стратегия, и правила, и контроль времени. Без штурмана – никак. Но эта… Шарки – не штурман. Хотят, чтобы он ее слушал? Пожалуйста. Он весь превратился в слух, внимательно слушая и хирургически точно исполняя все, что слышал. Хотите сделать из него послушную собачку? Он готов вставать на задние лапки и послушно вилять хвостом. Но не говорите потом, что он не предупреждал! И не ждите от него чудес!
– Триста … трамплин… левый два… вверх… правый пять… опасно… двести.
– Есть.
– Двести… правый два… четыреста.
– Понял.
– Четыреста… левый четыре… сто.
– Повтори.
– Четыреста… левый четыре… сто.
– Дальше.
– Сто… правый три… пятьдесят.
– Готов.
Стартовый день ралли Швеции они закончили первыми, опережая ближайшего соперника натри секунды. Команда радостно праздновал это триумф, первый этап, первый день – и они лидеры! Николь лежала в темном номере, завернувшись в одеяло. Ее бил озноб. Холод разливался изнутри. Он не сказал ей ни слова. Снял шлем, отстегнул микрофон. И, не глядя на нее, вылез из машины, где его тут же начали качать на руках.
Впрочем, кое-кто из команды поздравил и Николь. Особенно после того, как сэр Макс демонстративно обнял и расцеловал ее. Но это было все не то. И она не могла понять – что она сделала не так. Чтобы заслужить такое отношение к себе. Как будто она прокаженная.
Нет, она не прокаженная. Она – Шарки.
Второй день был копией предыдущего. С той лишь разницей, что напутствие было иным.
– Вчера мне два раза пришлось переспрашивать.
– В таком случае – прочисти уши!
Отличный диалог для людей, которых принято считать одной командой.
– Пятьдесят… левый четыре… двести.
– Есть.
– Двести… трамплин… правый три… двести вверх на мост… левый четыре минус… узко… двести.
– Понял.
– Двести… автобусная… двести… знак… двести… левый два… двести.
– Дальше.
Итог второго дня – выигрыш уже в девять секунд. Кайл – лучший. Команда ликует. Николь плачет у себя в номере.
Про третий день даже рассказывать неинтересно.
