Женщина поправила Анжелике подушку, подоткнула одеяло и, наклонившись, доверительно произнесла: «Эх, голуба моя, все мужики сволочи. Все до одного! Некоторые только умеют получше притворяться. Поэтому к себе в сердце никого больше не пускай. Запомни: этими самцами нужно крутить, вертеть, обирать до копейки, а потом выкидывать на помойку!»
Анжелика закрыла глаза, а её сознание, уносясь в тёмную пропасть сна, словно эхо повторяло: «Крутить, вертеть, обирать до копейки…»
Анжелика быстро выздоравливала, но только физически. Морально она была совершенно сломлена. Она постоянно твердила: «Ну зачем вы меня спасли? Кто вас просил? Я не хочу жить! Я всё равно не буду жить!»
Когда Анжелика смогла ходить, то попыталась повеситься в душевой. Хорошо, что санитарка увидела, в последнюю минуту из петли её вытащила. После этого случая в больнице не стали её держать и от греха подальше перевезли на лечение в районную психиатрическую клинику.
Первый день в клинике Анжелике запомнился надолго. Так как из-за слабости она с трудом могла передвигаться и отказывалась что-либо вообще делать, только лежала и тупо смотрела в потолок, врач распорядился принести обед ей прямо в палату. Равнодушно посмотрев на жидкий суп серого цвета и на перловку с котлетой, Анжелика отвернулась, так и не притронувшись к еде.
Толстая конопатая санитарка в мятом халате пришла за посудой, но, увидав нетронутую еду, упёрла свои ручищи в мягкие бока и язвительным тоном произнесла: «Что, мамзель, не нравятся наши деликатесы? Ну хорошо, ща курабьёв принесу». Анжелика невольно задумалась, что же такое «курабьи»: это куры, воробьи или печенье курабье?
Санитарка ушла, но вскоре вернулась без «курабьёв», но зато с ещё более толстой санитаркой. Они вдвоём решительно подошли к Анжелике. Одна, сложив девушке руки на животе, уселась сверху своим огромным задом, отчего у Анжелики чуть глаза из орбит не повыскакивали. Затем эта тётка раскрыла своими ручищами девушке рот, а вторая санитарка стала вливать туда суп, запихивая ложку прямо до горла. Анжелика давилась, её рвало, но санитарки, пока не запихнули в неё весь обед, не прекратили экзекуцию. Когда они ушли, Анжелика, вся перепачканная едой, лёжа на грязной постели, проплакала целый час. Зато на ужин она уже пошла сама и почти всё съела. И с тех пор Анжелика всегда старательно ела гадкую больничную пищу и выполняла все приказы санитарок. Урок «шоковой терапии», как это назвали толстухи, пошёл девушке на пользу.
Анжелику поселили в палату для «тихих». Кроме неё в комнате находилось ещё девять человек. Слева на кровати лежала женщина лет около шестидесяти, которую санитарки называли Банкиршей. Эта женщина была тихой, молчаливой, только всё, что ей попадалось в руки, она складывала под свою подушку, приговаривая: «Денежки, это мои денежки!» Чаще всего под подушкой оказывались камешки, бумажки и засохшие корочки хлеба. Два раза в месяц, когда меняли бельё, санитарки выбрасывали весь этот мусор. А бедная женщина, поплакав над потерей и этих «сбережений» целый вечер, начинала копить снова.
А справа была ещё более странная соседка. В первый день, когда Анжелика только поступила в эту больницу, она думала, что справа от неё постель пустая, потому что одеяло было ровно застелено, а сверху на нём аккуратно лежала подушка. Но потом Анжелика заметила, что постель всё-таки шевелится. Оказывается, там под матрасом, на провисшей кроватной сетке лежала женщина и подглядывала за всеми в дырочку в верблюжьем одеяле. Поэтому-то все и называли её Шпионкой. Санитарки Сонька с Тонькой сначала пытались больную заставить спать как положено, на постели, при этом били бедную женщину нещадно. Но потом санитарки поняли свою выгоду: постель ведь оставалась чистой и не надо было её менять. После этого они оставили женщину в покое.
Через неделю, привыкнув к Анжелике, Шпионка решила с ней познакомиться.
– Ты кто? – однажды послышалось с правой койки.
Анжелика с удивлением посмотрела на вытаращенный на неё через дырку в одеяле глаз.
– Я Анжелика.
– Понятно, – сказала соседка и задёрнула одеяло, показывая этим, что разговор закончен.
Ещё через неделю, видно, считая Анжелику уже своей подругой, Шпионка продолжила знакомство:
– А я Людмила, – призналась она и даже слегка приподняла кромку одеяла и улыбнулась, а потом опять быстро спряталась в своём укрытии.
В психиатрической клинике Анжелика пролежала почти три месяца, пока врачи не заметили, что под широкой ночнушкой у неё стал выпирать живот. Когда оказалось, что Анжелика действительно беременная, а аборт делать уже поздно, её выписали домой. На прощание соседки дали ей важные советы.
– Не верь никому! – прошептала Шпионка. – Все люди подлые, обманут!
– Верь только деньгам! – важно добавила Банкирша. – Счастье только в деньгах!
Неокрепшее сознание Анжелики надолго запомнило советы подруг по несчастью: «Не верить никому! Счастье только в деньгах!»
Дома Анжелика целыми днями лежала на кровати лицом к стене. Правда, умереть больше не пыталась. Мать и этому была рада.
Рожала Анжелика тяжело и долго, потеряла много крови. Врачи испугались, что она не выживет. Но Анжелика выкарабкалась и на этот раз.
– Ну, мамаша, поздравляю! Дочка у тебя. Ой, да хорошенькая какая! Просто прелесть! – улыбалась акушерка.
Анжелика равнодушно посмотрела на крошечную девочку и устало закрыла глаза. Радости от этого события она совершенно не испытывала.
Тяжёлые роды оказали и положительное влияние: Анжелика наконец-то вышла из оцепенения. Да и с маленьким ребёнком уже не поваляешься на кровати. Приходилось суетиться, много какой работы выполнять по дому, да и на огороде надо было матери помогать. Постепенно жизнь вошла в своё русло. Анжелика стала прежней, даже иногда улыбалась. Правда, к дочке своей она никаких чувств не испытывала, ничего не могла с этим поделать. Она с гораздо большим удовольствием хлопотала по дому, чем нянчилась с ребёнком. А мать, напротив, души во внучке не чаяла, видя в ней смысл новой жизни.
– Лика, как дочку назовём? – спросила её мать.
– Не знаю, – равнодушно пожала плечами Анжелика. – Назови её сама. Мне всё равно…
Девочку назвали Оксаной.
Люди от них отстали, решив, что судьба и так жестоко наказала блудницу. Сергей вскоре женился на Люде Валетко. Родители его на этом настояли. Но Анжелику всё это уже совсем не волновало. Всё перегорело внутри. Она теперь спокойно ходила по станице, однако ни с кем не общалась, при встрече смотрела мимо, как будто сквозь человека. Но это не из-за своего стыда, а из-за презрения ко всем. Станичники тоже не пытались с ней заговорить, предпочитая держаться от блудницы на расстоянии. Многие чувствовали, что перегнули палку. Конечно, надо было бесстыжую наказать, но её смерти никто не желал.
