Один глаз лежащего Шурика приоткрылся:
— А мы таки знаем?
— Знаем, — непререкаемо объявил я. — Есть такие штуки, книжки называются.
Парни смешливо-горестно переглянулись.
— Глухой номер, — качнул головой Шурик. — Шкет, кончай бакланить. Или у тебя папа секретный академик, и чего-то знаешь, чего другие нет?
Малик не согласился:
— Дай пацану сказать.
— Я думаю, дешевле для здоровья не знать за эти мансы. Но на всякий пожарный…
— Выкладывай, что читал, — распорядился Малик.
Надо же, настал мой звездный час. Кто мог подумать.
Несколько лет назад моего папу тюкнула идея выживания после катаклизма. С тех пор он дрался со мной на палках, повесил дома грушу, устраивал шутливо-болезненные потасовки: «За каждый пропущенный мной удар получишь конфету». Вместе мы посетили одержимых другой серьезной болезнью — реконструкторов исторических эпох, где меня заставили сравнивать оружие и напяливать самоварные доспехи. Еще пришлось освоить рогатку и пращу: «Когда выбьешь пять из пяти — получишь новый смартфон». Папа гонял меня по горам как Сидорову козу, научил плавать, стрелять из лука, готовить на костре, ездить на лошади…
Впрочем, научил ли. Учил — да. Не больше. Я предпочитал интернет и книги. И вот познания пригодились.
— Порталы бывают проницаемыми в одну или в обе стороны. Перемещают в одно или разные места и миры. Или в разные места в разных мирах, выполняя функцию телепорта. Могут быть незыблемы тысячелетиями: либо ON, либо OFF. Либо открываются раз в определенный срок. В то же тысячелетие, например, или раз в год. Или день.
— Или марсианский день, — скалясь, дополнил Малик.
Это он так улыбался.
Я согласился, постаравшись быстро продолжить, пока вновь не перебили:
— Портал может гулять: как по горизонтали и вертикали, так и во времени. Еще может быть сам по себе или включаться кем-то. Или чем-то. Или где-то.
— Значит, нас могли втянуть сюда специально? — встряла Тома, следуя своим мыслям. Представляю, что там за мысли. Точнее, не представляю. — Зачем? А главное: как попасть обратно?
Малик оскалился еще шире, обветренные щеки пошли трещинами как ледоход по весне:
— Обратно? Зачем обратно?
Возмущению Томы не было предела:
— Как зачем?!
— У него спроси, — перевел на меня стрелки хитрый джигит.
— Если верить книгам…
— Если! — весомо взмыл указательный палец Малика.
Я учел претензию и не стал спорить:
— По книгам в чужом мире попаданцы всегда умнее и сильнее. В конце неизменно становятся вождями, императорами, богами.
— Вот, — Малик кивнул, — хотя зачем-то упорно стремятся восвояси. Вот ты, — узловатый палец уперся в Тому, — хочешь стать императрицей?
— Почему нет? — Она засияла, смущенно и задорно. И очень заразительно, обеспечив улыбками всех, включая стонущего Шурика.
— А богиней?
— Еще бы!
— А домой?
Как булыжничком по макушечке.
— Как нам вернуться? — потускнела Тома.
Ее рука с тряпочкой бережно промакнула ногу Шурика. Кровь все прибывала.
Послышался новый шум. Всадник! С мечом. В легких кожано-металлических доспехах, с приоткрытыми ногами в поножах. Руки тоже защищены лишь по локоть, начиная от запястья. Шлем никак не затрагивал красивое волевое лицо. За спиной — небольшой круглый щит. Все-таки мы в прошлом. Мозги вскипели, пытаясь идентифицировать эпоху. Это не рыцарь, что полностью одевались в железо. Хотя конь уже со стременами. Мы явно в другом мире, что отстал от нашего лет этак на тысячу-две.
Но если это не Земля в нашем понимании… Ох, сколько книг и фильмов вспомнилось, где совмещаются рыцари и современная техника, магия и звездолеты.
Всаднику наша охрана салютовала копьями и своей непонятной Калевалой. Он принял приветствие поднятой рукой. Большая шишка, однако. Шурик приподнялся на локте, пытаясь разглядеть происходящее. Малик, Тома и я встали. Томина рука нашла мою и крепко сжала. Учитывая габариты Малика, мы смотрелись как родитель с непутевыми чадами, неудачно выгулявшими собачек. Вот, дескать, и случайному прохожему досталось. А вы, люди добрые, проходите, сами разберемся…
Вышколенная коняга легко вынеслась вперед. Всадник нас не боялся.
— Вас два и два? — Голос был громким и отчетливым. — Не немцы? Общий язык разумеете?
Как говорил дедушка, интересно девки пляшут. Немцы — наверняка в устаревшем смысле, а не то, что сразу приходит в голову. На местных-то, надеюсь, фашисты в сорок первом не нападали.
— Общий язык, слыхали? — прошептала Тома. — Тоже русский, как у нас. Мы в древней России?
— Тогда уж в Руси, — поправил я. — Или в Гардарике. Или в Орде. Или в какой-нибудь Гиперборее. Я читал много теорий…
— А два и два — это как?
— Думаю, он про взрослых и детей, — ответил Томе Малик. — Двое нас с Шуриком и вы, тоже двое.
Пышущая гневом Немезида в Томином обличье прошипела, испепелив взглядом:
— Я не ребенок!
Мнение маленькой девочки интересовало Малика как хомяка телереклама отбеливателя. Он провозгласил:
— Разумеем. Да, нас два и два. Один взрослый сильно ранен, нужна помощь. Мы с Земли. Россия. Двадцать первый век.
Его слова еще грохотали над долиной, когда снизу послышалось тихое:
— Ты хоть и кацюк, но совершенно не умеешь делать гешефт.
— Что? — не сообразил Малик.
— Кто? — одновременно переспросил я.
— Говорю: ума палата, только ключик потерялся. Твое дело узнавать, а не сообщать. Информация — главная ценность. А то и жизнь. — Затем Шурик соизволил ответить мне: — Кацюк — от «кацо», так иногда товарищей «кавказской национальности» называем. Негатив в этом наименовании можете искать с тем же успехом как пульс на мумии.
— Имена и прозвища! — потребовал всадник.
— Говорить? — тихо осведомился Малик.
— Можно. Только не паспортными данными: фамилии, явки, пароли. Как-то помягше. Сыграй им наши ники как вкусный борщ.
— Я Малик, — представился Абдул-Малик. — Раненый — Шурик. А это, — узкое лицо с пятнами крови мотнулось назад, — Чапа и Тома. А вы кто?
Ответа не последовало. Раздалась команда:
— Чапа и Тома, приблизьтесь.
Машинально начав движение вперед, мы врезались в чугунный шлагбаум приподнятой руки Малика.
— Сначала назовитесь, — непререкаемо объявил он всаднику.
Тот проигнорировал:
— Чапа и Тома, вы слышали?
Знаете, как работает паровоз? Раскочегаренный котел закипает, его распирает изнутри, и высвобожденная мощь толкает всю махину вперед… Я не дал нашему единственному защитнику вспылить и выкрикнул, пока не произошло или не прозвучало непоправимое:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
