На нее это обрушилось — бум! — с первого раза. Второго раза с тем парнем не было. Она его не любила. А он ее кадрил только из-за ее грудей, точно. В их компании ни у кого таких больших не было. Она прекрасно видела, как это действует на мальчишек. У него, например, прямо глаза из орбит вылезали. Это было смешно. А потом он пригласил ее в киношку и купил ей попкорн. Впервые в жизни кто-то ее угостил. Фильм был шикарный, и попкорн тоже. В качестве благодарности она разрешила ему делать все, что он захочет. Он взялся за дело с грацией и ловкостью отбойного молотка. Три дня она ходить не могла, что совершенно отвратило ее от подобных занятий, во всяком случае на какое-то время. Если это и есть любовь, решила она про себя, то лучше обойтись без нее. Но парень вцепился в нее как клещ. Таскался за ней повсюду. Как собака. И плакался без передышки. И стихи писал. Одно ей даже понравилось… Ну и что? Одно стихотворение дела не меняет. Через какое-то время до него вроде дошло. И он переметнулся на сторону. На ее подружку Элоди. Та не возражала, чтобы он мял ее сиськи. Даже наоборот. Ей это правилось. Они у нее были маленькие.
Джос потеряла подружку, зато избавилась от приставалы.
Сейчас ей двадцать пять лет.
И она хочет получить аттестат зрелости.
Она едва умеет писать, но хочет научиться. Она хочет научиться всему. И развиваться тоже.
Она уже давно об этом подумывает. Стать интересной. Потому что никаких иллюзий она себе не строит. У нее симпатичная мордашка, но ничего выдающегося. Единственное, что в ней есть особенного, — это сиськи. Именно это люди в ней и замечают в первую очередь. Поэтому и получается, что с ней всегда разговаривают, опустив глаза. Уставившись на ее буфера.
И ее это достало.
Она решила сделать операцию. Уменьшить размер со 100 Д до 90 Б. Чтобы люди наконец-то смотрели ей прямо в глаза, когда с ней разговаривают. И если им с ней интересно, то чтобы это было из-за чего-нибудь другого, а не из-за объема груди.
Вот уже несколько лет она откладывает деньги. В черную коробочку, которую прячет под вагончиком. Том знает про этот тайник. Но ни он, ни она не прикасаются к тому, что там хранится. Никогда. Это святое. Даже когда они сидят без гроша. А такое случается часто, потому что работает она не очень регулярно. Клиенты на нее частенько жалуются.
С ее родом занятий это, конечно, не вяжется, но она терпеть не может уборку. Особенно посуду. В остальном на нее можно положиться. Она честная и добросовестная. Ей нравится заниматься больными, и стариками тоже. Она чувствует себя нужной. Даже если иногда смеется, рассказывая Тому совсем не смешные истории. Такие, каких обычно не рассказывают. Слишком интимные.
Но посуда… Это действительно проблема.
Может, это у нее осталось с детства, когда ее заставляли мыть посуду на всю семью, иначе оставляли без обеда. Наверняка это все оттуда.
Бедная мама.
Том подъехал к огороду соседей. Тех, которые называли друг друга на «вы» и разговаривали вежливо, даже когда сердились. Он спрятал велосипед в кусты, подошел к изгороди и прислушался. Ни души, даже кота не видать. В субботу в такое время хозяев никогда не бывает. Наверно, ездят по магазинам или ходят по гостям.
Вот и хорошо. Можно как следует оглядеться.
Том набил свой мешок и положил его у дырки в изгороди. Три морковки, три лука-порея, три репчатые луковицы и девять картофелин. Ему было не по себе. Обычно он так много не набирает. Он вернулся, чтобы уничтожить следы своего пребывания. Очень тщательно полил картофельный куст, который вырыл, а потом посадил обратно. Может, еще приживется?.. Заранее никогда не знаешь.
Еще оставалось время до возвращения хозяев. Он толкнул дверь и впервые вошел в сарай, стараясь не наследить. Остановился перед высокими стеллажами с инструментами, разными материалами для поделок и коробками всех сортов. Все аккуратно расставлено, разложено и снабжено этикетками. На столе стоят одна на другой плетеные корзины с осенними яблоками прошлогоднего урожая. Он спрятал три яблока в карман и с хрустом надкусил четвертое.
Мало-помалу он успокоился. Почувствовал себя как дома.
Решил заглянуть и в теплицу. Уф, как здесь жарко. Приятно пахло влажной землей. Повсюду цветочная и овощная рассада. На цветных фотографиях показано, что из всего этого должно вырасти. Больше всего помидорных кустов. Красные, оранжевые, желтые, зеленые, даже черные плоды. В форме груши, перца, сердечка… Никогда такого не видел.
Ладно, пора уходить. Он забрал мешок и нырнул под изгородь. Но, вылезая с другой стороны, замер. Кот. Вот он, тут как тут. И смотрит так же злобно, как в прошлый раз. Том опять отвел смущенный взгляд. Где-то он слышал, что кошкам нельзя смотреть прямо в глаза. Они воспринимают это как вызов и становятся агрессивными. Мешок болтался у него за спиной, но из кармана он достал три яблока. Слегка пожал плечами, как бы извиняясь: видишь, всего три яблочка, не сердись, ладно? Кот поднялся и медленно двинулся к нему. Разумеется, на трех лапах. И все той же устрашающей походочкой. Он шагал, не отводя от Тома глаз, и вдруг одним прыжком оказался под изгородью и исчез. Том перевел дух. Опять его в жар бросило.
9
Какой еще Том?
Он прислонил велосипед к дереву. Потом прислушался. Из дома не доносилось ни звука. Подхватив мешок, он побежал вперед и заколотил в дверь. В ответ — тишина. Он тихонько толкнул дверь:
— Мадам?
По-прежнему никакого ответа. Он подошел к креслу, в которое накануне вечером усадил Мадлен. Она сидела все в той же позе, укутанная в одеяло, глаза закрыты. Дотронуться до нее он не осмелился. А вдруг она холодная? Это будет значить, что она умерла. Об этом даже думать страшно.
— Мадам? Вы меня слышите?
Он понял, что говорит очень тихо. Может, слишком тихо?
— Мадам! Прошу вас, мадам!
Она внезапно открыла глаза. В панике схватила его за руку. Уставилась на него выпученными глазами:
— Кто здесь? Что случилось?
У Тома отлегло от сердца — проснулась. Но тут она закричала:
— За мной пришли, да? Так вот, предупреждаю, я отсюда не уйду!
— Мадам, это я, Том!
— Какой еще Том? Не знаю никакого Тома!
— Ну как же! Помните, вчера вечером, это я привез вас на тачке!
— Убирайтесь вон, не то соседей позову!
Не без труда он оторвал руку Мадлен, цепко держащую его локоть, и отступил на пару шагов. Бедная бабушка, наверно, она сошла с ума. Ночью, пока его не было. Вчера вечером, когда он уходил, она казалась нормальной. Надо все-таки было кого-нибудь позвать. Его взгляд упал на собаку и кошку — они по-прежнему дрожали от холода. Он подложил в печку дров. Повернулся к Мадлен, но она снова заснула. Он вытащил из мешка овощи, почистил и поставил варить.
— Мадам, проснитесь.
Он легонько потрепал ее за руку. Она медленно открыла глаза:
— А, это ты… Мужичок с ноготок.
— Да. Это я.
На вид она очень слаба.
— Я приготовил вам поесть.
— Да я и жевать-то не могу.
— Еще как можете! Я нашел в огороде вашу вставную челюсть.
— Ну тогда попробую.
Том уселся рядом с ней и стал кормить ее с ложечки. Как младенца. В конце концов ему пришлось размять овощи и сделать из них пюре, потому что даже вставной челюстью Мадлен жевала с трудом. Остатки он скормил собаке и кошке. Она захотела их погладить. Они вроде бы ее узнали. Кот даже немного помурлыкал. Потом Том погрузил Мадлен в тачку и повез ее в туалет.
Потом он снова устроил ее в кресле рядом с печкой. Она старалась не плакать, но в глазах все равно стояли слезы.
— Ох, ноги мои ноги, совсем-то я их не чувствую.
— Хотите, я вызову доктора?
— Нет. Вызывай лучше неотложку. Они уже приезжали один раз. Дорогу знают.
Том дозвонился и вызвал бригаду.
Долгое время они сидели молча. Наконец Том встал:
— Ну ладно, я пойду.
Мадлен порылась в кармане кофты и извлекла из него несколько монеток:
— На, держи. Больше у меня нет.
Том сердито пожал плечами:
— Мне не нужно.
Она сморщилась, собираясь снова заплакать, но вместо этого охнула от боли:
— Они же без меня с голоду помрут, деточки мои.
— Хорошо, хорошо. Я буду приходить их кормить.
Мадлен вздохнула с облегчением. И слезы высохли. Только одна осталась висеть на кончике носа.
— А ты хороший мальчик. Настоящий мужичок.
— Ну ладно, до свиданья, мадам Мадлен.
— До свиданья, мужичок.
Он уже закрывал за собой дверь, когда она вдруг вспомнила:
— А как тебя звать-то?
— Том меня звать, Том, а чего?
— «Том а чего»? Надо ж, никогда не слыхала такого имени.
Том хмыкнул и вышел на крыльцо. Через дверь он слышал, как старуха разговаривает сама с собой: «Может, иностранное имя какое, поди разбери. Как бы мне его не забыть… Ах да, я ж хотела… Погоди, мужичок! Вернись!»
