бегать или есть.
— Может, она медитирует.
Ее спутник усмехнулся.
— Кому охота смотреть, как медитирует боснийка?
— Сербка.
— Неважно. Это последний в мире народ, к советам которого стоит прислушиваться.
— Но она художница.
— Еще хуже, — сказал мужчина. — Сербская художница.
— И все-таки она не зря это затеяла, иначе все эти люди не торчали бы тут.
— Ага, а Уорхол рисовал банки с супом и продавал их за миллионы. Ротко писал большие красные квадраты. Кто-то поместил акулу в формальдегид[4]. Вставь что-нибудь в рамку, назови это искусством, создай шумиху — и люди решат, что это, наверное, стоящая вещь.
— Люди ведь глупые, верно? — спросила женщина.
— Подавляющее большинство, — согласился мужчина.
— Кроме тебя?
— Само собой.
— Пойдем? — предложила женщина.
— Ладно. Пойдем.
Джейн захотелось последовать за парой и возразить мужчине. Настоять на том, что он ошибается. Но вместо этого она повернулась к стоявшему рядом мужчине с серебристой шевелюрой и заметила:
— Я считаю, что искусство все время спасает людей.
Мужчина слева от нее, конечно, был Арки Левин. Он заморгал, вид у него был растерянный. Джейн поняла, что помешала его раздумьям.
— Я знаю, что искусство несколько раз спасало меня, — добавила она. И быстро передала только что подслушанный ею разговор, который, как она полагала, ее сосед тоже должен был слышать. Левин недоуменно улыбался.
— Простите, пожалуйста, — сказала Джейн. — Я прервала ваши размышления. Просто этот спор меня задел.
— Возможно, он прав, — ответил Левин. — Возможно, то, что мы делаем, не так уж и важно.
Джейн кивнула; услышанное «мы» заставило ее гадать, каким видом искусства занимается ее сосед.
— Но вы должны были прийти сюда хотя бы для того, чтобы увидеть, какое удовольствие доставляет искусство, — сказала она.
— Да, — сказал Левин. — Извините.
Мужчина встал и направился в туалет. Когда он вернулся, Джейн заметила, что он выбрал место в отдалении — без сомнения, с тем прицелом, подумала она, чтобы больше не пришлось разговаривать с совершенно незнакомым человеком.
Она увидела, что из-за стола вышла чернокожая женщина и ее место занял молодой азиат. По прошествии некоторого времени он скособочился, но взгляд его оставался непоколебим. Ей хотелось сказать юноше, чтобы он сел прямо.
Интересно, подумала Джейн, сколько раз она смотрела Карлу в глаза дольше нескольких секунд? Какова общая продолжительность их зрительного контакта за двадцать восемь лет супружеской жизни? Что разглядели бы они друг в друге, если бы смотрели по-настоящему? Он — суетливость, с которой она проверяла очередную кипу сочинений, складывала очередную стопку полотенец, мыла очередную порцию посуды, планировала очередное недельное меню? Был ли он тоже суетливым? Быть может, она рассмотрела бы в глубине его глаз какое-нибудь побережье, на котором он мечтал побывать? Маленький домик с видом на пляж, требующий самого простого ухода, и чтоб никаких загонов и полей? Иногда Карл заговаривал о том, что было бы неплохо порыбачить в Мексиканском заливе, но они туда так и не выбрались.
Раз в году Карл брал пятидневный отпуск и отправлялся охотиться на оленей со старыми школьными друзьями.
«Через десять лет мне будет столько же, сколько Марине Абрамович, — подумала Джейн. — Через двадцать пять — столько же, сколько маме. Двадцать пять лет назад мне было всего двадцать девять. Время еще есть. Пожалуйста, пусть еще будет время».
Еще утром Джейн притворялась, что на самом деле живет здесь, в Нью-Йорке. Женщина застелила постель и разгладила лоскутное покрывало. Провела рукой по резному изголовью и представила, как проводит здесь Рождество: гуляет по заснеженному Центральному парку, любуется рождественской елью в Рокфеллер-центре, выбирает подарки в «Барниз». Она окружена друзьями с интересным прошлым, и они приглашают ее в свои любимые рестораны.
Сейчас не время принимать решения. Окружающие беспрестанно это твердили. Три человека, не сговариваясь, подарили ей книгу Джоан Дидион «Год магического мышления», как будто книга могла решить все проблемы. Джейн понимала, что люди желают ей добра, но не сумела заставить себя прочитать ее. Ни на чем не могла сосредоточиться. Она была слишком занята: слушала Карла.
Джейн представила себе, как муж лежит на гостиничной кровати и читает газеты, полностью одетый, в растоптанных мокасинах и вязаном кардигане. Он будет счастлив, когда жена отправится бродить одна по своим галереям. А сам проведет утро в поисках закусочной, где можно съесть второй завтрак и понаблюдать за окружающим миром. Он наверняка найдет с кем поговорить. Карл есть Карл. В этом супруги сходились. Каждый из них, возвращаясь домой, рассказывал о беседах, которые вел с совершенно незнакомыми людьми.
4
К своему вящему удивлению, Левин обнаружил, что ездит в МоМА почти ежедневно. Он пересек вестибюль первого этажа, оставил плащ и зонт в секции гардероба, предназначенной для держателей абонемента, прошел через рамку металлоискателя. Сегодня вестибюль был запружен народом. Возможно, причина в ветреной погоде. Казалось, музей наводнили студенты.
Левин уставился на большой голубой воздушный шар Тима Бёртона. У подножия лестницы, прислонившись к белой стене, он услышал, как девушка описывает свадебный торт своей сестры, и на мгновение очутился в Мексике, где они с Лидией провели медовый месяц. Звуки мариачи, преследующие потенциальных заказчиков, аромат ночи и ужасающее небо. На седьмой день рождения мама купила Арки телескоп, но бездонная ночь пугала его уже тогда. Его тревожило, что он соединен с землей только ступнями. Ему казалось, что этого недостаточно. А тут еще вся эта материя, спиралью устремляющаяся к нему, свет и тьма, мчащиеся к нему сквозь тысячелетия, и такая пропасть совершенно неизвестного! Отец умер, когда Арки было четыре года, проболев всего несколько недель. «Головная боль, иногда рвота, и вот он уже так ослаб, что не мог двигаться», — рассказывала мама.
Левину всю жизнь не давало покоя это туманное объяснение: было непонятно, почему обычная головная боль и рвота могли привести к смерти.
Мама каждый год водила его посмотреть на маленькую табличку на белой бетонной стене, в которой покоился папин прах. Но папин дух, говорила мама, не здесь, он там — и она указывала на небо над головой. Бояться нечего. Разве Арки, как и мама, не считает, что где-то далеко живут другие существа? Земля не может быть единственной обитаемой планетой во всей Вселенной. И эти инопланетяне не обязательно жуткие синие человечки со сверхъестественными способностями. Они не станут похищать Арки. Там действуют некие силы, благие невидимые силы. Они позаботятся об Арки. Да, те же самые силы любили и его отца, но, возможно, им было нужно, чтобы он вернулся к ним. В конце концов все туда вернутся. Беспокоиться не о чем. Но все, что говорила
