Впрочем, понимание всех тонкостей интеллектроники превосходило возможности живого мозга. Она стала основой цивилизации Файау. Даже с обычным способом воспроизводства конкурировало получение юных файа путем интеллектронного синтеза, включавшего создание и разума, и тела. Этот метод был следствием необходимости — очень маленького населения Файау в древности. Таких «искусственных» файа здесь было много, но уже не большинство. И все живущие знали, что пройдет всего несколько сот лет — и оба эти способа отомрут безвозвратно.
Они исчезнут вместе с живыми, обычными файа. На смену слабой плоти, ужасавшейся беспредельности Вселенной, придет холодная сталь. Как файа ни пытались затормозить этот процесс, он все равно шел. Повсеместное сохранение необходимых им условий уже давно стало невыгодно, превратилось в тормоз. Живые файа постепенно становились редкостью — из двенадцати занятых Файау не-планет Мэйат ими было населено всего пять. Остальные представляли собой единые существа, может быть, более разумные, чем вся Файау. Из шестнадцати тысяч ее кораблей-миров лишь четверть несла живые экипажи. Впрочем, лишь семь тысяч ее звездолетов являлись полноценными корабями. Остальные были построены как автоматические танкеры и крейсеры. Файа посетили полтора миллиона звезд в одиннадцати тысячах галактик, не исчерпав даже ничтожной доли многообразия Вселенной. И это было лишь начало бесконечного пути.
* * *
В тишине дороги, нарушавшейся лишь негромкими разговорами, прошло несколько часов. Солнце начало склоняться к западу. Вокруг все чаще мелькали здания, потом вдали показалась ослепительно-белая линия, вонзавшаяся в зенит — одна из сорока Небесных Башен, стоявших по экватору планеты. Она приближалась и росла, становясь все массивнее. Наконец, показалось плавно расширявшееся основание колоссального сооружения. К нему вело шестнадцать пар монорельсовых путей. По ним непрерывно неслись прозрачные пассажирские и белые грузовые вагоны. Их вагон, скользя по плавно изгибавшейся вверх направляющей, помчался вверх вдоль отвесной грани Башни — и Анмай увидел окруживший ее невероятный город. Узкие пирамиды, конусы, башни его разноцветных зданий пронзали облака, словно горы. Между ними и на их уступах зеленели парки, разделенные сложной сетью каналов — а в воздухе парило невероятное количество разнообразнейших машин. У Вэру просто голова пошла кругом от этого зрелища.
По мере разрежения атмосферы скорость росла. Город все быстрее уходил вниз, но не становился меньше — из-за горизонта поднимались все новые здания. Из-за них выплыл берег моря и расположенный на этом берегу космодром. Покоившиеся, вернее, парившие низко над ним корабли не уступали размерами городским зданиям.
Когда показались, наконец, зеленые равнины и горы, Анмай видел уже все побережье материка, вдоль которого простерся этот невероятный город. Он с грустью смотрел, как плавно уходит вниз и голубеет земля, а вверху открывается усыпанная звездами ширь космоса.
Ему не было суждено вернуться в этот мир.
* * *
В окно вплыл зеркальный бок орбитального города, потом еще одного и еще, и вдруг появилось решетчатое поле колоссального космодрома — во многих его ячейках замерли похожие на узкие уступчатые пирамиды корабли. Внизу в поле зрения вмещалась уже вся планета. Ее окружало невероятно сложное ажурное кольцо сверкающих конструкций, соединенное с поверхностью похожими на иглы башнями.
Ныне Файау была не планетой, а целым семейством планет. Лишь одна из них имела естественное происхождение. Остальные были искусственными сооружениями, размером и массой всего на порядок или два уступавшими ей. Они вращались вокруг Первичного Мира по единой орбите, как бы вложенные в вершины многоугольника. Относительно друг друга они были неподвижны и соединены кольцом транспортных путей, благодаря чему отпала необходимость в космических кораблях. Вэру было трудно поверить, что между мирами можно путешествовать в почти обычном поезде. Только рельсы, по которым он двигался, были из нейтрида, в миллиард раз более прочного, чем обычная сталь.
Он замер в благоговейном трепете, глядя на Верфи Файау. Там строились ее межзвездные корабли, — и там же был их главный порт. Колоссальный шестиугольник Верфей составляло около тысячи меньших. Они казались полупрозрачными сотами, в ячейках которых сиял алмазный свет. В соединявших соты трубчатых фермах проходили транспортные пути.
Каждый тридцатимильный шестиугольник был гигантской толстостенной шахтой, перекрытой с обеих сторон силовыми полями. В них идеальным ртутным зеркалом сияли пирамидальные корпуса межзвездных кораблей, чинившихся, разгружавшихся и загружавшихся. В сборочных шахтах двигались колоссальные машины и сегменты ярусов, вставая на свои места с идеальной точностью. В шахтах форматоров сиял ослепительный свет — там шло формирование корпусов. Именно тут, а не на зеленых лугах была истинная Файау. У Вэру перехватило дыхание, когда он смотрел на тысячи миль всемогущих машин и сияния металла. Теперь он понял, чем может быть цивилизация.
Даже сами Верфи казались хрупкими по сравнению с другими частями этого ожерелья. Файау сияла в нем, словно голубой бриллиант. Все прочие блестели сталью. Пять цилиндров были планетами-городами, пустыми внутри. Обвивавшие их по спиралям огненно-белые крылья радиаторов сияли ярче солнца, отводя избыточное тепло миллиардов машин. Еще одна планета, внешне похожая на Файау, только раз в десять меньше ее, была многогранником, покрытым причудливым сине-золотым узором — сотни тысяч цехов, соединенных огромными шахтами, величайший завод ее Союза. Радиаторы окружали его сегментированным кольцом. Две последних планеты были гигантскими плоскими десятигранниками, самыми большими из всех. Они вращались друг против друга, на равном расстоянии от Файау. Анмай знал их назначение, но они были темными, погруженными в сон. Это были две установки Сверх-Эвергет, две крепости, ожидающие появления врага.
Все вместе было поразительно красиво. На Файау царил вечный день — так ярко сияли ее искусственные миры. Это величайшее достижение разума было счастливейшим местом во Вселенной. Но воспоминания о том, что ему пришлось совершить, чтобы все это появилось на свет, наполнили сердце Вэру тяжелой печалью.
Вагон вздрогнул, перейдя на пути Верфей — они оплетали их, подобно паутине, ведя прямо к нужному Вэру кораблю. Тот был уже полностью заправлен и проверен, лишь ожидая, когда на его борту соберется весь экипаж. Корабль при рождении нарекли «Великой Файау», но Анмай про себя окрестил его «Астрофайрой» — так должен был называться тот, первый корабль его несбывшейся мечты.
Всего год назад вернувшаяся из дальней экспедиции, «Астрофайра» была огромна — уступчатая пирамида двухсот вэйдов или двадцати миль высоты и вдвое уже в основании. Стены первых семи ее уступов отклонялись наружу под углом в тридцать градусов. Стены верхнего, восьмого уступа были наклонены под тем же углом внутрь. Плоскую, срезанную вершину пирамиды покрывал сложный узор из светящихся линий. Зеркальная броня ослепительно сияла на солнце. Она была не толще поперечника атомного ядра, но состояла из вогнанных друг в друга нейтронов и по сравнению с ней сталь была не тверже газа. Анмай знал, что вряд ли найдется сила, способная ее пробить. А если прочности брони окажется недостаточно — ее прикроют могучие силовые поля.
Издали корабль казался небольшим, — но, когда огромная масса несокрушимого, вечного металла закрыла небо, Анмай инстинктивно сжался. Путь изгибался, направляясь к четвертому уступу пирамиды, к ангарам. Они промчались над сияющей плоскостью пятого уступа, к открытым воротам шлюзов. Пронзив в ослепительном ореоле света силовое поле, вагон нырнул внутрь корабля и со слабым шипением замер, закончив свое головокружительное путешествие. Его дверь поднялась и пассажиры вышли в неоглядно огромное — длиной в две мили — помещение второго главного ангара.
В зале с гладкими серыми стенами было множество файа. То и дело из ворот появлялись вагоны, из них выходили новые группы веселой молодежи. Многие тут же поднимались в воздух, направляясь к крошечным снизу отверстиям летных туннелей. Анмай усмехнулся, поправив на бедрах силовой пояс. В закрытых помещениях он еще не решался летать.
Постоянно оглядываясь, он пробирался к внутренней стене ангара, чувствуя под ногами приятную упругость покрывающего пол пластика. Ангар буквально кишел файа. Все куда-то спешили с веселым или озабоченным видом и Вэру пришлось поднапрячь силы, чтобы его не оттерли от подруги. Он невольно любовался ей. Хьютай надела короткое — чуть ниже зада — платье очень темного, почти потустороннего синего цвета, оттенявшего ее смуглую кожу. Оно состояло, собственно, из двух частей — кофточки с короткими рукавами и свободной юбки, а между ними виднелось два дюйма стройного, словно из стали отлитого стана или — с другой стороны — изгиб впалого живота и пупок. Анмай, как привязанный, следовал за любимой. Ее удивительные стройные ноги были обнажены почти на всю длину. Обувью Хьютай служили сандалии-подошвы с пушистыми черными шнурами, пропущенными между пальцев и браслетами-застежками. Подошвы были короткие, так что пальцы ее ног касались пола. На Хьютай оглядывались и Вэру гордился тем, что обладает ей, что она выбрала его. Ему это очень нравилось, но мысль о том, что он — ее парень, казалась ему сейчас не более восхитительной, чем мысль о предстоящем путешествии.
