– Это в столицах так читают, – сказал Иннокентий Петрович, – выходит, что исповедания православного. А по медицине что-нибудь знаете?
– А что например? – спросил я.
– А вот как простуду быстро вылечить? – спросил доктор.
– Насколько мне известно, – сказал я, – простуду лечить не надо. Замерзшего человека нужно согреть, напоить горячим чаем с липовым цветом и с малиновым вареньем и дать ему хорошенько отдохнуть. Если во время сна он вспотеет, то это будет очень хорошо. Лечить нужно последствия простуды, такие как воспаления верхних дыхательных путей, его еще называют катаром, бронхит и ангину. И вообще, простуду лечат семь дней. Если ее не лечить, то за неделю она сама проходит.
Последняя сентенция как-то озадачила доктора, и он задумался над шутейным постулатом.
– Вы случайно не врач? – заинтересованно спросил меня Иннокентий Петрович. – Откуда вы все это знаете? И почему человека нужно поить с малиновым вареньем, а не с медом?
– Можно и с медом, – согласился я, – но в горячем чае мед теряет большинство своих лечебных свойств, а в малиновом варенье очень много салицилатов – составной части ацетилсалициловой кислоты или аспирина, который является болеутоляющим, жаропонижающим и противовоспалительным средством.
– Аспирин – это новый препарат, заграничный, и у нас его не так много, в основном в порошках, но из столицы привозят и в таблетках, – сказал доктор, – и он еще малоизученный.
– Мне кажется, что это лекарство очень перспективное, и оно будет применяться при лечении многих болезней, – сказал я. – Некоторые врачи используют отвар коры белой ивы, в которой много салицилатов, но при приеме отвара возникают боли в животе и начинается рвота. Аспирин нужно всегда иметь при себе на случай сердечного приступа. Он разжижает кровь и улучшает кровообращение, обеспечивая доступ кислорода к сердечной мышце – миокарду.
– А может, вы закончили медицинский университет? – с надеждой спросил Иннокентий Петрович, но я отрицательно покачал головой.
Глава 5
К десяти часам до полудня мы закончили все формальности, и Иванов-третий, собрав все бумаги и спрятав в карман бутылочку-чернильницу, ушел в свое присутствие.
Оказалось, что моя кровать стояла в просторном кабинете Иннокентия Петровича, который одновременно был и смотровой комнатой, где велся ежедневный прием. А я все думал, что я единственный больной в этой земской больничке.
Марфа Никаноровна принесла китайский столик на ножках и поставила его на кровать прямо передо мной. Это был поздний завтрак человека, который не ел три дня. Кружка с горячим куриным бульоном, белая булка и темный чай в фарфоровой кружке.
– Только не кушайте быстро, а тщательно прожевывайте, чтобы не было болей в кишечнике, – предупредила меня сестра милосердия.
Как я ни старался кушать медленно и прожевывать пищу, но все принесенное я съел в мгновение ока, как собака, и запил все ароматным и сладким чаем.
Еда меня разморила, и я заснул.
Мне снились военные сны. Я даже обрадовался этому, потому что во сне я могу узнать, как меня зовут, откуда и кто я. Безвестность – это очень плохое состояние. Но все курсанты и командиры обращались друг к другу только по воинским званиям, точно так же обращались ко мне. И тут я увидел командира нашего дивизиона по кличке Швабер. Боевой сержант-артиллерист, дошедший со своей пушчонкой до Берлина, ставший офицером после войны и дослужившийся до полковника уже в наше время. Однажды, когда мы ждали высокую комиссию, он схватил швабру дневального и вымыл то место, которое ему показалось недостаточно вымытым. С тех пор кличка Швабер к нему прилепилась намертво. Впрочем, офицер должен уметь делать все и даже показать солдату, как нужно мыть пол, а после этого снимать с солдата семь шкур за плохо вымытое помещение. Курсантская форма почти такая же, как и солдатская, разве что пуговицы блестящие и сапоги хромовые, да ткань на мундире повыше качеством, но четыре года солдатской жизни делали офицера знатоком воинской жизни и его требовательность поддерживала боеспособность армии.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
И вот смотрю я, идет ко мне командир дивизиона. Встал я небрежно, чтобы получить замечание за отсутствие строевого вида, а он как рявкнет мне:
– Товарищ курсант! Вы как стоите перед полковником!
И фамилию мою не назвал.
Подходил я к своим друзьям, которые занимались на спортивной площадке, и никто не называл меня по имени или по фамилии. Сговорились, что ли? Да и я не помнил их фамилий и имен, даже фамилии Швабера не помнил, а должен был.
Проснулся я часов около пяти после полудня, как раз за окном сереть стало. Зимний день короток, а спать после обеда нужно не долго, час-полтора, чтобы не потерять послеобеденную работоспособность. Но вставать надо всегда ранее пяти часов, потому что это время начала заката солнца и после этого времени наступает состояние похмелья ото сна. А у меня был осознанный сон, а не состояние в состоянии полного беспамятства. Главное, что я начал мыслить.
Спиной ко мне сидел Иннокентий Петрович и что-то писал. На столе около него стояла керосиновая лампа.
– Чего электричество в больницу не проведете, Иннокентий Петрович? – спросил я его.
Доктор от неожиданности вздрогнул и повернулся ко мне.
– Вы понимаете, – сказал он с видом специалиста, – электричество не продается бидонами, как керосин для ламп. Его в лампу не зальешь и спичкой или лучиной не зажжешь. Сначала нужно построить электростанцию водяного типа на реке или парового типа со сжиганием дров либо каменного угля, чтобы привести в действие паровую машину, которая будет раскручивать динамо, вырабатывающее электрический ток. А как доставить этот ток до больницы? Для этого нужно через каждые пятьдесят саженей поставить деревянные столбы, на столбы навесить на фарфоровых изоляторах медные провода, в больнице провести проводку с электрическими лампочками господина Сименса и только тогда в больнице будет электрическое освещение. А знаете, сколько это стоит? Баснословные деньги.
– А мне кажется, что в электричестве наше будущее, – сказал я. – Все дома будут освещены. Поезда будут ходить на электрической тяге. По городам будут ходить электрическое конки и электрические машины, перевозящие людей из одного места в другое…
– Ну, вы и фантазер, батенька, – засмеялся доктор. – Хотя лет через сто, возможно, такое и будет. Только, как сказал один поэт: «Жаль только, жить в эту пору прекрасную уж не придется ни мне, ни тебе».
– Это сказал поэт Николай Некрасов по поводу строительства Транссибирской магистрали, – сказал я.
– Э-э, батенька, да вы нигилист, – сказал Иннокентий Петрович. – Это стихотворение малоизвестно, а вот как оно стало известно вам, потерявшему начисто память, это очень даже странно.
– Ничего странного, – сказал я, – травмы в области головы и головного мозга пробуждают те способности человека, о которых он не мечтал и которые не были открыты ему при рождении. Так что, даже я не удивлюсь, если буду открывать в себе все более новые качества. Сейчас меня интересуют более прозаические вопросы. И первый, самый главный – как мне быть дальше? По себе чувствую, что уже сегодня готов идти куда угодно. А вот куда? Где жить? Во что одеваться? Где взять на это средства? Чем заниматься? Как подтвердить то, что я умею делать? Как влиться в общество? Видите, миллион вопросов и ни одного ответа. У меня здесь нет ни одного знакомого человека, и я не знаю ничего. Новорожденному младенцу намного лучше, чем мне. А что если полиция не найдет моих родственников или знакомых? У меня даже документов нет, и я не знаю, кто я такой.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
В это время в кабинет вошла Марфа Никаноровна с подносом, на котором был накрыт чай на полдник.
– Вы извините, Иннокентий Петрович, – сказала она, – я нечаянно услышала концовку вашего разговора и хочу сказать, что я живу одна в небольшом доме, и могла бы предложить нашему больному снимать комнату в моем доме. С оплатой после того, как он найдет для себя занятие со средствами для проживания.
