Статуэтка мягкого цвета, листья зеленые со слабым золотым оттенком на концах, а тело, его человеческая часть, целиком из драгоценного металла, с сильным красным отливом. Глаза на маленьком женском лице открыты, и благодаря особому расположению свет в нише отражается в этих глазах жестким блеском; на лице смешанное выражение восторга и древней-древней печали.
Гвеннан смотрела; ее воображение, которое она подавляла со времен детства, разыгралось. Ей казалось – хотя, несомненно, это достигалось искусным размещением источника света, – что губы женщины дрожат, волосы чуть шевелятся. Как будто она в окно или в замочную скважину смотрит в иной мир, где обитают формы жизни, абсолютны чуждые нашей, но по-своему устойчивые и разумные.
– Вам понравилась Мирра? – Вопрос разбил очарование, которое ее охватило при виде статуэтки. Гвеннан мигнула, покраснела. Она позволила проявиться своей наивности – это вызвало раздражение, и она еще больше невзлюбила хозяина за то, что он так легко ее понял, за насмешку над ее откровенным удивлением. Она продолжала смутно ощущать в нем что-то неправильное, искаженное; она не понимала этого, но чувствовала угрозу. Однако точно определить свои чувства не могла. Скорее отшатнулась от непривычных мыслей.
– Мирра? – Она произнесла это имя вопросительно.
– Прекрасная дочь деревьев, люди некогда называли ее нимфой. – Очевидно, Тор Лайл все внимание перенес на статуэтку, и Гвеннан была ему за это благодарна. – Отличная работа, не правда ли? Мы даже не знаем имени художника. Но глядя на нее, можно поверить старым легендам, что когда-то деревья обладали душой (если это можно так назвать) и могли проявлять ее по своей воле. Вы видели Мирру, а теперь взгляните и скажите, что вы думаете о Никоне. Возможно, они сделаны разными скульпторами, но у них есть какое-то сходство в технике, да, несомненное сходство.
Гвеннан вслед за ним прошла к следующей нише. Другая фигура, на этот раз не слившаяся с массивным древесным стволом. Напротив, ноги разделены, вполне по-человечески. Но вместо ступней длинные расплющенные утолщения, беспалые, напоминающие плавники. Кожа серебристая, а тщательно подобранное освещение отчетливо подчеркивает крошечные перекрывающие друг друга чешуйки. Существо чуть наклонилось вперед, руки его полусогнуты, оно как будто собирается кого-то обнять. Тонкие руки заканчиваются лапами с мощными когтями, вытянутыми и готовыми разорвать то, к чему тянется это существо. Усиливается впечатление угрозы от втянутой в широкие плечи головы; общее впечатление – готовность к нападению.
Голова представляет собой пугающую карикатуру на помесь человека с обезьяной. На голове волос нет, вместо них кожистый гребень уходит от лба к затылку. Глаза выпуклые, нос расплющенный, только круглые ноздри указывают на его расположение. Нижняя челюсть почти без подбородка. Пасть слегка приоткрыта, и свет необыкновенно ярко отражается от зубов. Чудовищное, кошмарное существо, такое же чуждое, как нимфа, но пугающее и во всех отношениях злое.
– Никон. – Гвеннан снова повторила имя. Она нахмурилась, стараясь не вглядываться слишком внимательно, хотя статуэтка притягивала ее. Если это легендарное мифологическое существо, то такие мифы ей не известны. Не узнавала она и имя.
– Да. – Снова в голосе его прозвучала насмешка. Девушка думала, что он готов рассмеяться от ее невежества. – А теперь…
– Мисс Даггерт… – Холодный, но долгожданный звук другого голоса как чистый ветер в этом мрачном месте. Он уничтожил влияние, которое Тор приобретал над нею.
Гвеннан повернулась, облегченно, почти счастливая, чтобы приветствовать хозяйку.
Как и молодой человек, который теперь явно слегка стушевался, хозяйка дома в длинном бархатном платье. Платье простого покроя, без украшений. Но платье придавало ей величие, как будто древней жрице, далекой от мира, в котором живет Гвеннан, мира, который лежит сразу за этими толстыми стенами.
Платье серого цвета и перехвачено у талии перевитым поясом почерневшего серебра. На шее у леди Лайл подвешен диск из того же металла, увенчанный перевернутым полумесяцем – простое украшение, лишенное изысканности золотого солнечного диска на Торе.
– Итак… – Она посмотрела мимо Гвеннан на своего молодого родственника. Девушка, никогда не считавшая себя наблюдательной, настроенной на чувства других, ощутила явное напряжение. Как будто между этими двумя несогласие, которое ощущается лишь слегка, никогда не выходит на поверхность и не проявляется в таких действиях, которые были бы ей понятны.
Тор, по-видимому, уступил, хотя Гвеннан была убеждена, что его насмешливость не исчезла ни из глаз, ни из изгиба рта. Он отступил и позволил леди Лайл увести девушку в соседнюю комнату. Выигрывает время – почему ей пришла в голову эта мысль? У Гвеннан было только мгновение, чтобы задуматься над этим, и она превратилась в старательного и очарованного гостя.
Она была очарована, как никогда раньше. Они обедали, и леди Лайл во главе темного старого стола, в кресле с высокой резной спинкой, все более и более походила она на королеву на троне. Гвеннан чувствовала себя утонувшей в таком же кресле, пальцы ее время от времени скользили по ручкам, она ощупывала резьбу, которую не имела возможности осмотреть внимательно.
Тор Лайл сидел против нее, стол был покрыт хрусталем и хрупким фарфором, серебром; тонкие кружева и льняная ткань салфеток образовывали островки. Тор ни разу не вмешивался в разговор, который поддерживала леди Лайл, хотя регулярно прихлебывал из высокого кубка вино янтарного цвета, от которого Гвеннан тактично отказалась. Все такие излишества были изгнаны из хозяйства мисс Нессы, и Гвеннан не доверяла своей реакции на этот напиток.
На ее отказ леди Лайл только кивнула, почти одобрительно, и Гвеннан с благодарностью заметила, что сама хозяйка не позволила наполнить стоявший рядом с ней кубок.
Нет, Тор Лайл не говорил. Глаза его, слегка сузившиеся, как во время первой их встречи у насыпи, переходили от хозяйки к гостье и обратно. Похоже на человека, озадаченного загадкой, которую обязательно нужно решить.
После еды хозяйка направилась еще в одну комнату, тоже со стенными панелями. Панели раскрашены, и краски такие яркие, будто их совсем не коснулся возраст. Как будто кисть, влажная от краски, только что нанесла последний мазок. Изображены были фигуры, вполне человеческие, за ними вздымались большие и малые города, показанные с отсутствием перспективы, которая никогда не тревожила художников прошлого. Картины тянулись по всем стенам, и Гвеннан догадалась, что на них изображаются какие-то последовательные события, потому что на всех панелях она заметила одни и те же фигуры.
Но у нее не было возможности рассматривать эти картины, потому что леди Лайл выложила на стол вполне современные фотографии. Они казались странно неуместными на фоне этих стен. Гвеннан сразу узнала изображенные на них места. Три фотографии камней, у которых она побывала только сегодня утром.
Леди Лайл кивнула, внимательно глядя девушке в лицо.
– Да, – голос у нее был энергичный, живой. – Вот что мы должны поискать. Они лежат непосредственно на линии, которая пролегает вот так… – Нетерпеливым жестом она отодвинула фотографии в сторону и достала карту, на которой была проведена алая линия, такая яркая, что казалась живой. Но вся карта потемнела от возраста, другие линии на ней поблекли. Гвеннан пришлось очень внимательно вглядываться, чтобы распознать некоторые ориентиры. Несомненно, часть долины, но никаких следов жилищ и ферм, которые ей так знакомы.
– Пролегает вот так, – продолжала хозяйка. – Она пересекается с другой с севера…
Да, есть еще одна линия, поблекшая, бледно-розовая.
– Видите, где они пересекаются? На лугу, где стоят камни.
– Я никогда не бывала на севере. – Гвеннан попыталась провести пальцем по этой поблекшей, более древней линии. Эти точки… – неужели это просто пятна от возраста? Нет, они поставлены здесь не случайно – они ведь обозначают другие камни?
– На месте этой пометки на холме – треугольный камень. Его вершина направлена сюда… – Теперь палец леди Лайл двигался по линии старой карты. – Его поддерживают три меньших камня, и равновесие в системе абсолютное. Пусть ваши специалисты, которые толкуют о ледниках, объяснят это!
– Леи… – Гвеннан стало очень интересно. – И в месте их пересечения…
– Точки приложения силы! Именно так. Такие места есть, и гораздо более значительные, вероятно. Одно из них Стоунхендж, Кентербери, со всеми его легендами как о священном месте. Еще заметнее – Гластонбери. Все эти точки обозначают пересечения лей. Наше соединение сравнительно незначительное. Леи – это линии магнетизма, это уже доказано и перепроверено. Постепенно будет доказано и другое. Мы верим, что когда-то люди умели вызывать эти силы, обуздывать их. Они контролировали силу, которую современный человек и представить себе не может. – Она говорила все быстрее и быстрее, бледное лицо слегка раскраснелось. – Это забыто… – рука ее больше не бродила по карте, лежала расслабленно, ладонью вверх. Леди Лайл слегка откинулась в кресле, закрыла глаза, дышала она порывисто и часто.
