наблюдательности – ноль!
– У меня наблюдательности ноль? – Аркашка вскипел от негодования, – да мы с другом, если хочешь знать, настоящее убийство расследуем!
Эля изменилась в лице, словно внутри щелкнули переключателем. Ее пренебрежительность превратилась в крайнее любопытство и уважение.
– Изложи факты! – скомандовала она, – будто вызвала на ковер подчиненного опера.
– Ну, не здесь же…, – Аркашка оторопел от ее решительности, просчитывая, что скажет Фегин о посвящении в тайну малознакомой девчонки.
– Срочно уходим, – Эля попыталась встать из-за стола, но только качнулась взад-вперед в плотном окружении соседей.
– Ныряем под стол, – Аркашка дернул ее за руку, и они сползли вниз, оказавшись в буреломе разнополых, разнокалиберных ног.
Пробираться пришлось на четвереньках по шершавому, давно не крашеному полу мимо потертых голубых туфелек мамы, шикарных, с блестящими пряжками, босоножек тети Груни, щеголеватых лаковых ботинок ее мужа Бориса, шестерых военных сапог папы с дядей Гришей и дядей Додиком, и тканевых открытых тапочек Лидки, из которых во все стороны торчали зефирные пальцы с отколотыми по краям розовыми ногтями. На таком же сливочном ее колене лежала крупная мужская рука. Впереди замаячил небольшой просвет, который сулил освобождение. Аркашка с Элей протиснулись сквозь него и ползком же, не привлекая к себе внимания, покинули комнату. Пока двоюродная сестра вынимала занозы из коленок под светом фонаря во дворе, Аркашка в красках описал суть дела.
– Так себе разработочка, – наконец, сказала Эля, – зачем нужно было ходить по пустырям и сочинять сказки? Только время потеряли.
– Ну, а ты бы что сделала?
– Во-первых, нужно иметь доступ к данным следствия. Подружиться с опером, который ведет дело, его женой или детьми. Понять, какие у них улики, кроме этого ножа. Во-вторых, выяснить, есть ли еще подозреваемые, и какие у них мотивы. Вот какой мотив у Равиля?
– Ну ты даешь! – восхитился Аркашка, – кто ж его знает, какой мотив? Да и вообще мы играем, понимаешь? Ну, как бы понарошку.
– Так и не надо было заливать, мы расследуем, мы расследуем! – Эля опять презрительно сморщила нос.
Аркашка сдулся. Ему хотелось продолжать быть интересным в глазах Эли, но крыть было нечем.
– Кто из твоих знакомых причастен к милицейским кругам? – опять строго спросила она.
– Да никто. Ну, Лешка Палый – племянник районного старлея. Но он такой козырный, знаешь, малявок, типа меня, к себе не подпускает. Мы только в лянгу вместе играем. Да и потом, так опера и рассказали своим родственникам, что у них там творится. Они же не дураки.
– Прежде чем что-то отрицать, нужно это проверить. Короче, завтра собираем данные с Левки Фегина и Лешки Палого!
Аркашка был потрясен. Такой холодной логики и уверенности в себе он не встречал даже у пацанов. Разгадка преступления стала походить на интересную математическую задачку. В ней не было а-ля Фегинских страшилок, только данные – известные и те, которые требовалось найти.
Часть 3. Слежка.
Застолье начало угасать только к полуночи – долго мыли посуду, долго стелили гостям. Борису с Груней и Элей накидали матрасов на пол и отгородили импровизированной занавеской. Раскладушка уже не помещалась в комнате, потому ее выставили в общий коридор. У Аркашки слипались глаза, он взял отцовский бушлат, укутался и мгновенно уснул, не чувствуя, как через него переступают и спотыкаются соседи, шарахаясь из комнат в туалет и обратно. Наконец, наступила тишина. В Аркашкин сон врывался храп всех тональностей и жанров: от привычного отцовского рокота до незнакомого густого бульканья, посвистывания и визга, напоминавшего звук Равилевой заточной машины. Отдельные трели заставляли вздрагивать, переворачиваться с боку на бок, но тягучий сон снова засасывал в свою трясину, предлагая к созерцанию какую-то бредовую реальность в виде измазанной Элиной головы, плывущей вдоль арыка под бравурную музыку из радиодинамиков.
– Аркаш, проснись, есть дело! – вдруг открыла рот эта голова и положила свой ледяной язык ему на плечо. Плечо начало индеветь и отмирать, синея и страшным образом откалываясь от всего тела.
– Ну, проснись же, наконец!
Аркашка вздрогнул и открыл глаза, продолжая видеть Элино лицо, которое морщило нос и сверкало зрачками.
– Там кто-то ходит во дворе и стучится в соседнее окно! – напирало лицо.
Аркашка, наконец, пришел в себя, осознавая, что Эля сорвала с него бушлат и холодной ладошкой трясет за руку. В коридоре была кромешная тьма, рассеченная тонкой полоской света из приоткрытой входной двери квартиры.
– Ты – дура? – спросонок ответил он. – Ну, кто-то вышел покурить, и что?
– А зачем стучится в окно?
Аркашка окончательно проснулся. Из Лидкиной комнаты доносились обрывки разговора.
– Иди к третьей двери, а я тихонько выйду во двор, – скомандовал он, опустил ноги в тапочки и набросил бушлат.
Эля на цыпочках приблизилась к запертой изнутри Лидкиной двери. Аркашка выскользнул из подъезда и прошел вдоль дома к ее распахнутому настежь окну. Оттуда слышался тихий мужской шепот и сдавленные крики Лидки, будто ее рот кто-то зажимал ладонью. Хриплый голос в чем-то ее убеждал и, казалось, принуждал к каким-то действиям. Аркашка стоял как вкопанный минут пятнадцать, слушая скрип панцирной кровати и невнятные горловые звуки. Потом все затихло, и Лидкин посетитель покинул комнату через дверь. Аркашка испугался, что сейчас незнакомец выйдет из подъезда, и вжался спиной в стену. Но прошло время, а из дома так никто и не вышел.
– Ну, что ты видела? – терзаемый любопытством накинулся он на Элю, когда они вновь встретились в коридоре.
– Ничего, – расстроенно сказала она, – когда я поняла, что он направляется к двери на выход, я бросилась на раскладушку и накрылась простыней. Я только слышала, что он перешагнул через меня и зашел в какую-то из этих комнат.
– В комнату или в эту дверь? – уточнил Аркашка, – вот здесь, справа есть еще сквозной выход во двор, минуя подъезд. Но он обычно заколочен.
Он подошел к запасной двери и слегка дотронулся до ручки. Дверь легко качнулась, прорезая коридор еще одной полоской света.
– Либо это кто-то из своих, либо кто-то чужой, – констатировала Эля.
– А что ты слышала внутри Лидкиной комнаты?
– Похоже, они занимались этим… ну, чем взрослые занимаются. Но она явно не хотела.
– Мне тоже так показалось. Может, это и был ее принц? – Аркашка покраснел и в трех словах выдал сестре Лидкину тайну.
Эля пожала плечами.
– Ну, я пойду досыпать, – сказала она. – Устала от вас от всех.
Воскресный предутренний сон Замиры Фегиной прервал многократный вой звонка. Накинув пеструю шаль, она подошла к двери и раздраженно спросила:
– Кого тут еще принесло?
– А Левка выйдет? – донесся заискивающий козлиный голосок.
– Он
