которая, складываясь, в итоге возродила мой интерес – некоторые называют его маниакальным – к деятельности на благо советских евреев. Все эти переживания так или иначе укрепили мою решимость найти способ поучаствовать в борьбе советских евреев, в их поисках свободы и возможности уехать из страны.
Слова Моисея, обращенные к фараону, властителю Египта, «Отпусти народ мой», стали кличем борьбы за права советских евреев; по созвучию с ними образовано и оригинальное заглавие этой книги.
Когда мы приехали в Израиль, было неясно, как мы будем кормить семью. Мы решили открыть свой бизнес – «Жилье в Израиле». Мы предлагали туристам, приезжавшим в нашу страну, недорогой ночлег, давая им координаты людей, у которых была свободная комната и которые хотели ее сдать. По счастью, я довольно скоро нашел работу в Еврейском университете – стал руководителем летних и специальных учебных программ, а бизнесом осталась руководить Джуди.
В феврале 1986 года я получил телеграмму от одной ирландской пары: они собирались приехать в Еврейский университет на летнюю программу, им нужно было снять жилье в Иерусалиме. Я просмотрел газету «Джерусалим пост» и подыскал квартиру на эти даты. Позвонил туда, ответила женщина, говорившая с сильным венгерским акцентом. Я сообщил ей, что моя семья тоже из Венгрии. В конце разговора она задала мне, на первый взгляд, странный вопрос: «Вы – из Гольдманов? Ваша семья из Венгрии? Вы из коэнов (членов клана жрецов)?» Я спросил, почему ей это интересно, хотя прекрасно знал ответ. Она ответила: отец когда-то сказал ей, что, если ей встретится Гольдман из Венгрии и при этом коэн, это ее родственник. Я ей ответил: отец велел мне задавать при случае тот же самый вопрос. Клара Фридер сорок лет проработала кассиром в банке «Мизрахи», на ее пути встречалось много Гольдманов, но ни один не оказался членом мишпохи.
Дальше нам нужно было разобраться, в каком мы с ней родстве. Оказалось – дедушки наши были братьями. Их семья жила в городе под названием Кошице в Словакии, рядом с венгерской границей и городом моих предков Бодрогкережтуром. Клара вспомнила, что перед войной у них гостила двоюродная сестра из Бодрогкережтура. Она приехала повидаться с братом, венгерским солдатом, служившим в тех краях. В доме у них она прожила два с лишним месяца, молодые женщины крепко подружились. Клара поинтересовалась, знал ли я эту родственницу – звали ее Адель.
Адель – моя тетка, она выжила в Освенциме, где погибла семья Клары. После войны Адель переехала в Лос-Анджелес, вырастила там прекрасных детей. Одна из двух ее дочерей, Джуди, совершила алию и теперь жила вместе с семьей в Тивоне, под Хайфой. Через несколько месяцев, когда Адель приехала в Израиль навестить дочь, двоюродные сестры встретились после полувековой разлуки.
Меня очень тронула эта история – обретение давно потерянной родственницы, почти чудесное воссоединение семьи, разлученной холокостом: напоминание о том, что в отдельной жизни каждого еврея случаются непредсказуемые повороты, взлеты и падения, но всем нам дан Богом дар помогать другим, определять и формировать будущее – и свое, и общее.
Секретное задание
Вскоре после нашего приезда в Израиль мне представилась возможность посетить СССР. В марте 1988 года мой друг и коллега рабби доктор Шауль Файнберг пригласил меня присоединиться к выполнению секретного задания в Москве, Ленинграде и Минске для тайной на тот момент организации «Лишкат ха-кешер» (Бюро по связям), более известной как «Натив», – она действовала под эгидой канцелярии премьер-министра. Под видом американского университетского преподавателя и бизнесмена, совершающих туристическую поездку по СССР, мы должны были ввезти в страну запрещенные просветительские материалы для евреев, установить контакты с еврейскими активистами, прочитать перед небольшими аудиториями лекции о евреях и Израиле.
Началась поездка с перелета из Тель-Авива в Лондон, где в гостинице мы встретились с сотрудницей «Натива». Она передала нам американские паспорта – по ним невозможно было сказать, что мы как-то связаны с Израилем. Кроме того, она вручила нам несколько предметов культа и всевозможные материалы, которые мы должны были ввезти в СССР, – в том числе и видеомагнитофон для передачи одному человеку в Москве. Я очень удивился и заметил: «Видеомагнитофон – не такая маленькая вещь. Как мы ввезем его контрабандой в СССР?» Сотрудница кратко ответила: «Что-нибудь придумаете».
Мы прибыли в московский международный аэропорт Шереметьево – темный, угрюмый, неприятный, в чем-то даже пугающий. Встали в длинную очередь на таможню, зная, что багаж наш просветят рентгеном. Я пытался придумать, что делать с видеомагнитофоном, и тут вспомнил, как нас инструктировали в Тель-Авиве: изображайте из себя заносчивых американцев – сварливых, нетерпеливых и наглых. Когда пришла моя очередь класть багаж на рентген, я намеренно стал все делать очень медленно – вещи на ленту ставил по одной, дожидался, когда предыдущий предмет появится с противоположной стороны, и только тогда ставил следующий. Понятное дело, люди в очереди заворчали и стали возмущаться; таможенник прикрикнул на меня по-русски, чтобы я пошевеливался, а я в ответ рявкнул на него по-английски, укрепив, к собственному сожалению, представление о том, какие бывают «противные америкашки»; все это время я ногой потихоньку подталкивал вперед коробку с видеомагнитофоном. Таможенник продолжал упоенно орать, чтобы я не валял дурака, он был полностью поглощен своей злобой; в результате все мои вещи оказались на другом конце ленты, видеомагнитофона таможенник так и не заметил. Я на миг задумался, не сделаться ли мне профессиональным контрабандистом.
В СССР первым пунктом посещения должен был стать Ленинград. Из международного терминала московского аэропорта нас перевезли во внутренний, оттуда мы полетели в Ленинград. Мы были единственными американцами на внутреннем рейсе, нас посадили на первый ряд кресел. Полет, в ночной темноте, длился около часа, а потом пилот сообщил, что самолет начал снижение и прибывает в Ленинград. Он, как всегда, говорил по-русски, а потом, в честь американских пассажиров, добавил по-английски: «Дамы и господа, просьба держаться за свои места (очень уместно, потому что ремней безопасности не было), потому что мы сейчас провалимся в Ленинград». По счастью, управлять самолетом пилот умел лучше, чем говорить по-английски, и мы приземлились без всяких приключений.
Спустившись с трапа, мы увидели на полосе черный автомобиль, а перед ним – двух сурового вида мужчин в черных костюмах. Мужчины в черных костюмах выкрикнули наши имена: «Гольдман, Файнберг» и жестом пригласили нас сесть в машину. Мы решили, что «Интурист» заказал нам трансфер, залезли в машину, сели на заднее сиденье. К нашему удивлению, машина в терминале не остановилась. У нас не попросили документов, из аэропорта
