Лучи поднял голову от кружки с пивом, которую он наполнил для Метти. Он уставился на искалеченный джу–бокс. “Мадре де диос! – подумал он. – Эта штука обошлась мне пять лет назад в триста долларов!”. Потом он повернулся к альбиносу, который наблюдал за барменом с улыбкой, не более веселой, чем оскал черепа. Наконец Лучи обрел власть над своим голосом.
– Ты ненормальный?! – завопил он. – Какого дьявола ты это сделал?
У покерного стола заскрежетали отодвигающиеся стулья. В баре тут же, словно озоном, запахло опасностью и натянутыми нервами.
Глядя на мужчин своими ледяными, как цельные куски льда глазами, альбинос сказал:
– Мне не по вкусу ваша дерьмовая музыка.
– Ты ненормальный, да? – снова запричитал Лучи, на лице которого выступили капли пота.
Бобби Хейелтон, сжав кулаки, процедил сквозь зубы:
– За эту шутку ты заплатишь, урод.
– Черт меня побери, если нет,– добавил Рей Коуп.
Альбинос очень медленно развернул свой табурет. Теперь он сидел лицом к мужчинам. Его улыбка буквально заморозила всех, кроме Вила Джекса, отступившего на шаг.
– Нет денег,– сказал альбинос.
– Я вызову шерифа, ты, бастардо! – сказал Лучи, сунув руку под прилавок бара, где стоял телефон, но альбинос вдруг тихо и жутко сказал:
– Нет!
Лучи вернулся на место, где стоял, чувствуя, как колотится сердце.
– Нет, звонить не надо,– сказал Метти и взял с полки бильярдный кий. – Мы мирные люди.
– Были,– добавил Бобби. – Слушай, выродок, чего ты здесь ошиваешься? Думаешь кого–нибудь ограбить, да? Или позабавиться с чьей–то дочкой или женой, пока парень в отлучке? Ну?
– Я здесь проездом, еду в Лос–Анжелес.
Альбинос продолжал сидеть, улыбнулся каждому из них по очереди. Его взгляд заставил кровь в жилах Рея заледенеть, у Вила запульсировали виски, по позвоночнику у Слима пробежала дрожь.
– Я подумал, что неплохо заехать к вам и заправиться, как сказано на плакате.
– Будешь платить,– пригрозил Лучи, но в голосе его не было уверенности. Под стойкой лежало ружье с обрезанным стволом, но чтобы достать обрез, ему нужно было подойти ближе к альбиносу, а какой–то внутренний голос предостерегал его от этого.
– Тебя сюда никто не звал, уродина! – сказал Рей Коуп, успокоив себя и двинувшись в обход бильярдного стола к альбиносу. – Мы таких уродин–мотоциклистов не очень жалуем в наших краях.
– Я тоже не очень люблю г…едов! – заметил альбинос.
Сказано это было почти походя, словно мотоциклист имел в виду, что не слишком любит специфического привкуса пива “Одинокая звезда”, но в то же мгновение по комнате словно пробежала струя электричества. Глаза Бобби Хейзелтона от гнева едва не выскочили из орбит, а полукружия пота на рубашке под мышками увеличились в радиусе. Альбинос начал медленно расстегивать молнию своей кожаной обтягивающей куртки.
– Что ты сказал, урод? – прошипел Бобби.
Альбинос, бесстрастно глядя ему в глаза, прошептал:
– Г…еды.
– Сукин сын! – завопил Бобби и прыгнул на мотоциклиста, размахиваясь для удара. Но в следующее мгновение молния куртки альбиноса расстегнулась. Последовал ужасный гром, взлетел голубой дым, и в том месте, где был правый глаз Бобби, появилась дыра. Бобби вскрикнул, схватившись за лицо. Тем временем пуля, проломив заднюю стенку его черепа, вышла, обдав остальных мужчин мелкими осколками кости и мозга. Закрутившись на месте, Бобби рухнул на покерный столик, прикрыв разложенные карты, и медленно сполз на пол. Ноги трупа Бобби продолжали судорожно дергаться, как будто он пытался убежать.
Альбинос, отделенный от остальных мужчин облачком медленно расплывающегося голубого дыма, вытащил из внутреннего кармана куртки черный пистолет с длинным тонким стволом, квадратным магазином и рукояткой, похожей на отпиленную ручку метлы. Из смертоносного дула тянулась дымовая струйка. Слегка расширившимися глазами альбинос смотрел на корчившийся на полу труп.
– Он его убил! – тихо сказал Слим Хокинс, как будто не веря своим глазам, машинально стряхивая капли крови Бобби со своей серой ковбойки с жемчужными декоративными пуговицами. – Боже милостивый! Он его убил… – Он поперхнулся, захрипел и начал поднимать вверх руки.
– Иисус Христос! – сказал Вил. У него словно отвалилась нижняя челюсть. Он однажды видел такой пистолет у одного парня в Хьюстоне на выставке оружия. Такими штуками пользовались немцы в первую мировую… называется она маузер, вспомнил он. Десять пуль, и стреляет быстрее, чем успеешь моргнуть. – У этого стервеца автоматический пистолет!
– Ага,– сказал тихо альбинос,– это верно.
Лучи, сердце которого билось так сильно, что он опасался, как бы оно не выскочило из грудной клетки наружу, втянул глоток воздуха и нырнул под стойку, потянувшись к обрезу. Он с ужасом вскрикнул, когда ноги, поскользнувшись в луже пива, ушли из под него. Но едва его пальцы коснулись холодной стали обреза, альбинос стремительно развернулся, вонзая в Лучи кровожадный взгляд. Лучи поднял голову, но лишь для того, чтобы две пули снесли макушку его черепа. Он повалился с грохотом на полку с пивными кружками, выставляя на обозрение всему миру свой мозг. Уже мертвые губы что –то тихо пробормотали и труп медленно сполз на пол.
– О, боже… – выдохнул Вил. Он едва удержался, чтобы его не стошнило.
– Погоди, парень… погоди, не стреляй… – бормотал Метти, словно пластинка, которую заело в джук–боксе. Лицо его сейчас было почти таким же белым, как у альбиноса, и ковбойская шляпа вся была забрызгана кровью Бобби Хейзелтона. Он поднял обе руки вверх, словно моля о пощаде, что он и намеривался сделать, как и любой человек в тот момент, когда знает, что сейчас он умрет.
Альбинос сделал шаг, выйдя из–за стены порохового дыма. Он улыбался, словно ребенок в Рождество, которому не терпелось узнать, что кроется в пакетах с подарками.
– Пожалуйста – хрипло сказал Вил, глаза которого превратились в полные ужаса круги. – Не убивайте нас… пожалуйста…
– Как я уже сказал,– спокойно ответил мотоциклист,– я остановился, чтобы заправиться. Когда вы, парни, окажитесь в аду, скажите Сатане, что вас туда отправил Кобра. С большой буквы “К”. – Он усмехнулся и нажал на курок.
К потолку взлетела намокшая от крови ковбойская шляпа. Изрешеченные пулями тела корчились, будто марионетки во власти бешеного кукловода. На пол полетело несколько зубов, выбитых из разорванного выстрелом рта. Словно несомые дыханием вулканического извержения, к дальнему концу бара полетели куски серой ткани с жемчужными пуговицами.
Потом… наступила тишина. Лишь мягко падали на пол капли крови.
В ушах у Кобры звенело.
Он поставил маузер на предохранитель и положил на стойку бара, где пистолет засверкал, будто черный бриллиант. Несколько минут он стоял неподвижно, ленивым взглядом экзаменуя положение каждого мертвого тела.
Он глубоко втягивал запах крови и чувствовал, как необыкновенным электричеством вливается в него возбуждение. “Боже, это было здорово,– подумал он. – Так здорово, так здорово!”. Он чувствовал удовлетворение. Подойдя к бару, он вытащил новую бутылку пива из холодильника, сделал пару жадных глотков, потом швырнул бутылку к куче пустых ящиков. “Может, стоит взять несколько с собой? – подумал он. – Нет, не хочу тащить баласт. Хочу, чтобы было легко и быстро. К тому же места все равно нет”. Он вернулся к своему пистолету и сунул оружие в специальную кожаную кобуру, пришитую к подкладке. “За эту милашку мне пришлось выложить изрядно, но она того стоит”,– сказал он сам себе. Он любил этот пистолет. Он купил его у одного старого торговца. Хитрая лиса клялся, что пистолет на самом деле побывал в боевых действиях, а не просто завалялся на складе в каком–то оружейном магазине. У маузера пару раз заедало затвор, но во всем остальном пистолет работал идеально. Он был способен прострелить человека до кости за считанные секунды. Кобра затянул молнию куртки. Пистолет жег бок, словно страстный поцелуй. Он вдыхал запах крови до тех пор, пока легкие не распухли от сладкого медового запаха. Потом он занялся делом, начав с кассы. Здесь было долларов сорок, в купюрах по десять, пять и одному доллару. Мелочь его не интересовала. Перевернув трупы, он проверил карманы, обращая внимание на то, чтобы не оставить отпечатка ботинка в одной из кровяных луж, которые стыли на полу. В общей сумме набралось две сотни долларов. Он уже собирался подняться, когда во рту первого застреленного им человека заметил золотой зуб. Он выбил зуб рукояткой маузера, сунул пистолет обратно в кобуру, а зуб спрятал в карман.
Теперь он был готов двигаться дальше.
Воздух пустыни снаружи показался Кобре невкусным и нечистым в сравнении с густым запахом смерти внутри “Водопоя”. Справа и слева от него во тьме исчезала полоса шоссе. Он видел собственную тень, которую бросал на землю голубой свет вывески над входом. “Этих г…едов очень скоро найдут,– подумал он. – Неважно. Я буду на пути в Лос–Анжелес, далеко отсюда. Пускай сюда катят копы”. Кобра повернул лицо к западу, кожу слегка пощипывало.
