- В данном случае это нам не грозит, - весело сказал Гриднев. - Разве что вы напишете поэму о научных работниках, которые на досуге фантазируют черт знает о чем... Пошли!
Он первым повернул к темнеющим вдали соснам. Они шли, увязая в песке, им в спину гремело море, но этот звук по мере удаления становился все тише. Час спустя они ужинали при ярком электрическом свете и говорили уже совсем о другом. Здесь гул моря был совсем не слышен, вместо него на танцверанде гремело радио. Гриднев, который мог переплясать любого юношу, пошел туда, Этапин засел за свежие научные журналы, а Шорохов еще долго бродил по темным дорожкам. Долго ли танцевал Гриднев, что вычитал Этапин, какие стихи написал в ту ночь Шорохов и написал ли, это другой вопрос.
Утром на небе не оказалось ли облачка, но на пляж вопреки обыкновению пошли только двое: Этапин, который по утрам частенько позванивал в Москву, вернулся расстроенным, потому что ему сообщили о внезапном совещаний, где, как он полагал, его присутствие было крайне необходимо. "Надо ехать, пояснил он со вздохом. - Иначе, боюсь, мы и через год не увидим заказанную аппаратуру..."
Так Гриднев и Шорохов на несколько дней остались вдвоем, и если Этапин, который всегда охотно брал на себя житейские заботы и больше ничем не выделялся, с самого начала показался поэту удобным, но необязательным приложением к знаменитости, то его отсутствие лишь усилило первое впечатление. Это задело любопытство Шорохова, которого особенности характера интересовали так же остро, как Гриднева загадки природы. Он еще мог понять интеллектуального приживальщика, каким выглядел Этапин, но отказывался понять Гриднева, который поддерживал такие отношения и при этом чувствовал себя безмятежно. Может быть, все было не так однозначно, как оно выглядело со стороны? Шорохов тем не менее спешил с выводами, что сама фигура духовного нахлебника представлялась ему куда более значительной и сложной, чем ее обыденный, так сказать, прототип. В конце концов, даже апостолы христианства, которые, собственно, и создали церковь, кормились плодами чужого ума.
Наконец Этапин вернулся с совещания, которое, по его словам, "прошло как надо", и тут же выложил свежий ворох академических новостей и сплетен, чем доставил Гридневу несколько веселых минут. Далее все пошло по-прежнему.
В жизни ничто не совпадает, но многое повторяется. Погода часто менялась, и неудивительно, что однажды выдался вечер, когда море снова гнало волны, закат был багров, берег пустынен и все трое двигались вдоль полосы прибоя. Все остальное было иным: облака не походили на клинопись, в песке нельзя было найти ни единой божьей коровки, и хотя волны взметались сильней, чем тогда, их ритм ни в чьей душе не отзывался ни стихами; ни научными фантазиями. С моря дул теплый ветер, надсадно кричали чайки, Гриднев и Шорохов шли впереди, переговариваясь о чем-то вполне обыденном, и только Этапин, как прежде, искал камешки, на этот раз с особым пылом и рвением, поскольку затихающий шторм мог принести из новой неподалеку выработки янтаря что-нибудь стоящее. Босые ноги Этапина порой скрывались в мутном накате, он отскакивал, стремглав возвращался, перетряхивал выброшенные на берег водоросли и только что не рыл носом песок.
- Муж, упорный в своих намерениях, - заметил Шорохов.
- Бульдозер, - кивком подтвердил Гриднев. - Такими любое дело крепко.
- И познание тоже?
- Странный вопрос! Он же ученый, или, как теперь принято говорить, научный работник.
- Признаться, он мне не показался таким, когда все требовало от него мысли.
- Это когда же?
- Когда обсуждалась идея морской цивилизации.
- А-а! Но это же так, умственный экзерсис... Я тогда говорил не как ученый, значит, и Этапин не мог им показаться.
- Он что, как Луна, светит отраженным светом?
- Ничего подобного! - отрезал Гриднев. - Очевидно, я неудачно выразился. Этапин не светит и светить не должен, потому что он ученый-администратор. Совсем другая функция, ясно? Так вот к чему все эти окольные расспросы... Действительно, фигура новая, для вас, литератора, непривычная, как будто ученый и вроде бы нет - загадка! Нет тут загадки. Обычное следствие разделения труда, ничего больше. И знаете что? Такой, как я, романтик без Этапиных сейчас немногого стою... Да, да! Нравится мне это или нет, таковы обстоятельства.
- Можно подумать, что вы зависите от Этапина, а не наоборот!
- Зависит ли мозг от мышц и жира? Поверьте, это не пустая аналогия. Дни Ньютона и Менделеева, увы, миновали... Наука становится сложным организмом, и каждый из нас, теряя самостоятельность, превращается в клеточку ее тела. Со всеми вытекающими отсюда последствиями. О, не думайте, Этапин по-своему весьма изобретателен и умен! Только если я могу проявить себя и в околонаучном споре, то он в этой ситуации бледен и жалок. Вот если бы я строго обосновал перспективную идею, поманил многообещающим результатом, тут, будьте уверены, Этапин бы развернулся, и на стадии осуществления плана уже я выглядел бы невзрачно. Как это у Пушкина? "Пока не требует поэта к священной жертве Аполлон..." Сказано о каждом. Сейчас Этапину просто не к чему приложить свои способности, разве что к камешкам. Тут энергия, страсть - все при нем. Да вы взгляните!
Обернувшись, оба посмотрели на приземистого человечка в закатанных штанах, который упорно рылся в песке, водорослях и гальке, тогда как вокруг гремело море. Странная ассоциация: Шорохову он на мгновение показался озабоченным гномом.
- Эй, - окликнул его Гриднев. - Как старательские успехи?
Чуть вздрогнув, Этапин приподнял голову, натянуто улыбнулся и развел руками.
- Бедно. Так, мелочь...
Взгляд Гриднева, рассеянно скользивший по мокрому песку, вдруг задержался и сузился.
- Мелочь, говорите? Ай-ай-ай... Ну, если вы считаете мелочью то, на что едва не наступили...
- Где? - Этапин обернулся и подскочил. - О-о!..
- Так как? - наивным голосом осведомился Гриднев. - Везет новичкам или я ошибся?
С тем же успехом, однако, он мог обратиться к морю, потому что для Этапина теперь, похоже, существовал лишь красновато блеснувший в его пальцах янтарь. У него даже руки тряслись, когда, счистив песок, он поднял камешек, чтобы взглянуть на просвет.
От внезапного вскрика шарахнулась ближняя чайка.
- Сюда... Скорее сюда!
Гриднев недоуменно взглянул на Шорохова, тот - на Гриднева, и, опережая друг друга, оба скатились с откоса. Их ноги тут же лизнул пенный прибой, но им было уже не до этого. Предынфарктное выражение лица Этапина так напугало поэта, что он и не посмотрел на находку. Гриднев же выхватил янтарь, вгляделся и, как безумный, затряс головой. Ничего не понимая, Шорохов заглянул через плечо.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
