остальные — мещане, свободные крестьяне и прочие инородцы составляли в войске величину достаточно незначительную. Естественно, в таком случае призыв каждого крепостного бил по мошне помещика, забирая у того имущество, что русскому дворянство нравиться не могло. Я и уменьшение срока службы до десяти лет — с пребыванием в запасе в течении еще десяти лет — сумел пробить только на волне сокращения армии после войны двенадцатого года.
В недрах Михайловского замка потихоньку разрабатывались проекты реформы способов комплектования войска, которые не должны были привести к большим социальным потрясением. Например, в качестве подобной меры прорабатывалось распространение призыва на иудеев, которые нынче от службы в армии были избавлены и вместо этого платили взнос деньгами. Распространение на иудеев рекрутской повинности должно было способствовать еще и интеграции членов их закрытого общество в социум Российской империи.
Так же рассматривались варианты сокращенного срока службы для добровольцев и лиц, имеющих образование. Рассматривались самые экзотические варианты вплоть до разрешения добровольной службы женщинам, что, конечно, как на начало девятнадцатого века было тем еще авангардом. Впрочем, все это были, по сути, полумеры, не способные полноценно решить проблему без отмены крепостного права.
Глава 2
Летом 1816 года произошло еще одно значимое событие, которое повлияло на, не побоюсь этого сказать, ход мировой истории. Во всяком случае, в области хирургии — так точно.
В один из не слишком погожих июньских дней я, оторвавшись от бумажного завала, решил чуть развеяться и заскочить в Аничков, где во всю шла подготовка к первому в истории недавно основанного электротехнического института приёму студентов.
Мостовые Питера были покрыты обширными лужами после недавно закончившейся грозы, а в воздухе висел приятный запах свежести, который в столице случается, к сожалению, не так часто. Тут и скученность людей, и примитивность канализации, сливающей свои стоки прямо в каналы и «выхлоп» четвероногого транспорта. Конские каштаны естественно старались с улиц убирать как можно быстрее, вот только запах…
Учитывая теплую, но не знойную погоду и хорошее настроение, я решил прогуляться пешком, благо от Михайловского замка до Аничкового было меньше километра. Десять минут пешком.
Последнее время такие прогулки я стал позволять себе гораздо реже. Смерть Воронцова… Убийство Воронцова еще раз показало, сколь хрупка человеческая жизнь и сколь глупо пренебрегать банальнейшими мерами предосторожности.
В начале девятнадцатого века как таковой службы охраны первых лиц в империи не существовало. Этим занимались солдаты гвардейских полков, отдельные конвойные команды, однако именно к охране в понимании человека из двадцать первого века это все имело достаточно посредственное отношение.
Подготовленные к нормальному общевойсковому бою солдаты в плане охраны первого лица, по сути, не делали ничего. Ну разве — «демонстрировали флаг» отбивая у случайного прохожего желание связываться с объектом охраны. Никаких действий, направленных на предупреждение и предотвращение возможных покушений охрана и не думала предпринимать: им банально не ставили подобной задачи. Этим очевидно предстояло заняться в будущем, но пока на организацию еще одной спецслужбы просто не было ни времени, ни подходящих людей, поэтому пришлось просто сократить потенциально опасные для себя выходы в люди. Теперь такие вот короткие прогулки по городу я совершал не чаще чем раз в неделю и то исключительно спонтанно, дабы неизвестные недоброжелатели, буде такие найдутся, не имели возможности подготовиться. Ну а большую часть времени я передвигался на обшитой тонкими листами железа карете. Причем по моему настоянию в «кортеже» всегда двигалось две единицы идентичного на вид транспорта. Во втором сидела вооруженная и готовая к максимально оперативной реакции охрана. Впрочем, все это была пока еще натуральная самодеятельность, слепленная буквально на коленке, нормальной службе охраны еще только предстояло возникнуть в будущем.
В самом дворце, который неожиданно сменил «профессию» во всю шел ремонт. Там обустраивались лекционные аудитории, оборудовались лаборатории, завозилась мебель и все необходимое для учебного процесса. Я сам в детали не вникал — благо хватало чем заняться и в других местах — только подписывал платежки, одним глазом приглядывая, чтобы расходы не выходили за рамки разумного.
Внутри отданного на расправу студиозам дворца пахло краской и недавно распиленным деревом. Такая себе типичнейшая смесь запахов для ремонтируемого помещения, мгновенно навевающая ужасные воспоминания о своих экспериментах с этим делом из прошлой жизни. Наверное, каждый человек переживал эпизоды с ремонтом и лично у меня они ничего кроме ужаса не вызывают. Огромное количество потраченных нервов и еще большее количество потраченных денег. Ну и ощущение неудовлетворенности как награда за все пережитое, когда начинают потихоньку вылезать всякие мелкие косяки, ради исправления которых нужно сносить все к чертям и строить заново. А еще пришедшее «с опытом» понимание, что можно было сделать лучше в качестве вишенки на торте.
Отбросив в сторону вдруг нахлынувшие воспоминания, я углубился в недра будущего храма науки в поисках Василия Владимировича. Охрана на входе в здание подтвердила, что Петров находился где-то внутри.
— Что значит не завезли⁈ — Голос ученого, волей судьбы переквалифицировавшегося в администратора, я услышал на приличном расстоянии от кабинета ректора, — в смысле не успели сделать⁈ Ты понимаешь, что из-за тебя весь ремонт задерживается. Мы к отделке перейти не можем, сроки горят синим племенем!
Я, ориентируясь на голос, перешагивая через наваленные тут и там мешки с чем-то строительным подошел к кабинету ректора. Там разыгрывалась классическая, практически не меняющаяся во все времена сценка «разгневанный заказчик и нерадивый подрядчик». Клянусь, если бы не одежда, я бы подумал, что вернулся в будущее, настолько это все было знакомо.
— Приветствую, Василий Владимирович. Что замучали вас строители окончательно? Вы бы поберегли свои нервы, они вам еще пригодятся, — ухмыльнувшись заглянул я в кабинет.
— Ваше императорское высочество, — Петров церемониально поклонился, косясь на невысокого горбоносого мужичка явно семитской наружности, который при этом обращении явно дернулся и слегка побледнел. — Поверите, достали меня эти прохиндеи. Глаз да глаз за ними, то недовезут обещанное, то сроки профукают, то под шумок слямзить что-то попытаются. Работать в лаборатории было куда как спокойнее.
— Так вы не нервничайте, — я, демонстрируя максимальное спокойствие, пожал плечами. — Обращайся напрямую к Александру Христофоровичу, вы же знакомы?
— Были представлены с год назад, — кивнул ученый.
— Ну вот путь Бенкендорф и разбирается, ему это по должности положено. — Упоминание фамилии главы СИБ заставило безымянного подрядчика окончательно спасть с лица. Казалось еще секунду и его хватит удар, — дело-то государственной важности, ему и карты в руки.
— Завтра, — пропищал покрывшийся потом мужичек. Голос ему изменил, поэтому получилось достаточно жалко. — Завтра все привезу. Не надо к Бенкендорфу обращаться.
Глава СИБ прославился во время разбирательств по делу неудачного переворота. Именно ему в заслугу было вменено раскрытие заговора и его нейтрализация. Как это обычно бывает молва — мои газеты тут тоже постарались, не без того — тут же раздула масштаб возможностей нового «Малюты Скуратова» до просто заоблачных величин. А также его свирепость и безжалостность к врагам короны. Так что теперь именем Бенкендорфа, который так-то в личном общении оставался вполне приятным человеком, можно было пугать детей. Ну или вот нерадивых подрядчиков, например.
— Кыш отсюда, — я указал рукой мужичку на дверь, и крикнул уже в удаляющуюся спину, которая как-то при этом еще и кланяться на ходу успевала, — и смотри, ты завтра обещал.
— Добрый день, Николай Павлович, — улыбнулся Петров, когда мы остались наедине. — Давно вы нас не навещали.
— Дела, чертовы дела, верите — некогда даже голову поднять. Ну а вы тут как? Как успехи со всем этим бедламом? — Я сделал круговое движение рукой, как бы обводя весь будущий институт.
— Вроде бы успеваем, — усмехнулся ученый. За прошедшие десять лет он изрядно изменился, немного раздобрел и как бы это сказать… Заматерел что ли. Если до встречи со мной Василий Владимирович больше напоминал классического кабинетного ученого, которого ничего кроме своих экспериментов не интересует, то приобретенный им администраторский опыт явно изменил мировоззрение ученого. И, как мне кажется, пошел ему на пользу.
— А как же этот? — Я кивнул в сторону убежавшего мужика семитской внешности.
— Ну мы же не первый раз, — пожал плечами Петров, — все сроки с изрядным запасом взяли. Остались на самом деле мелочи: отделка кое где ну и мебель расставить. К началу
