— Итак, дядюшка? — спросил Октав, и глаза у него были полны слез.
— Но я вижу, что там еще что-то написано, заканчивай же.
— Конец письма предназначен только для возлюбленного.
— Хорошо, — сказал старик, — хорошо, дитя мое. У меня было много любовных приключений, но поверь мне, и я любил, et ego in Arcadia.[14] Мне только непонятно, почему ты даешь уроки математики.
— Дорогой дядюшка, я ваш племянник; не сказано ли этим в двух словах, что я истратил лишь небольшую часть капитала, оставленного мне отцом? После того, как я прочел это письмо, во мне все перевернулось, и я сполна заплатил проценты угрызениями совести. Я никогда не смогу описать вам, что я испытывал тогда. Когда я направлял свой кабриолет к Булонскому лесу, какой-то голос кричал мне: «Это твоя лошадь?» За едой я спрашивал себя: «Разве это не украденный обед?» Я стыдился самого себя. Чем более юной была моя честность, тем более пылкой она была. Прежде всего я побежал к госпоже Фирмиани. Боже, дядюшка, как в этот день радовалось мое сердце, как наслаждалась душа, это стоило миллионов! Мы с ней сосчитали, сколько я должен семейству Бурньеф, и я, вопреки мнению госпожи Фирмиани, сам присудил себя к уплате трех процентов; но всего моего состояния было недостаточно, чтобы сразу выплатить всю сумму. Мы уже тогда очень любили друг друга, были уже супругами, и она могла предложить, а я согласиться принять накопленные ею деньги…
— Как, при всех своих достоинствах эта прелестная женщина умеет еще экономить! — воскликнул дядя.
— Не смейтесь, дядюшка. Ее положение заставляет ее быть бережливой. В 1820 году ее муж уехал в Грецию и там умер три года тому назад; но до сих пор невозможно получить юридическое доказательство его смерти и завещание, которое он должен был составить в пользу своей жены; эта важная бумага была похищена, пропала или затерялась в стране, где акты гражданского состояния не ведутся так, как во Франции, и где нет консула. Госпожа Фирмиани, не зная, придется ли ей когда-нибудь рассчитываться с недоброжелательными наследниками, вынуждена содержать свои дела в исключительном порядке, чтобы в случае необходимости оставить свое богатство с таким достоинством, как Шатобриан[15] недавно покинул министерство. Ну, а я хочу приобрести собственное состояние, чтобы предложить моей жене богатство, если она будет разорена.
— И ты мне этого не сказал, и ты не пришел ко мне?.. Ах, племянник, знай же, что я достаточно люблю тебя, чтобы уплатить твои долги, долги дворянина. Я дядюшка для развязки, и я отомщу.
— Дядюшка, я знаю вашу мстительность, но позвольте мне разбогатеть своими собственными силами. Если вы хотите сделать мне одолжение, выплачивайте мне только по тысяче экю до тех пор, пока мне не понадобится капитал для какого-нибудь предприятия. Послушайте, я сейчас так счастлив, что моя единственная задача — жить. Я даю уроки, чтобы не быть никому в тягость. Ах, если бы вы знали, с каким удовлетворением я восстановил свою честь! После некоторых хлопот я нашел бедных и несчастных Бурньефов. Эта семья жила в жалком домике в Сен-Жерменском предместье. Старик-отец держал лотерейную контору, две дочери занимались хозяйством и вели счетные книги. Мать почти всегда больна. Обе дочери очаровательны, но они с горечью убедились в том, как мало ценит свет красоту без богатства. Какую картину я там застал! Если я вошел туда как соучастник преступления, то я вышел оттуда как честный человек и вернул доброе имя моему отцу. Ах, дядюшка, я его нисколько не осуждаю. Когда люди ведут тяжбу в суде, их охватывает такое увлечение, такая страсть, которые могут иногда сбить с пути даже самого честного человека на свете. Адвокаты умеют сделать законными самые нелепые претензии, законы имеют удобные оговорки для оправдания нечистой совести, и судьи имеют право ошибаться. Мое приключение было настоящей драмой. Быть провидением, осуществить одно из этих тщетных желаний: «Если бы нам с неба упали двадцать тысяч ливров ренты!» — желание, которое все мы произносим в шутку; вместо взгляда, полного проклятий, встретить восторженный взгляд, полный признательности, удивления, восхищения; подарить богатство разоренной семье, собравшейся вечером, при свете отвратительной лампы, перед нищенским очагом… Нет слов, чтобы изобразить подобную сцену. Моя исключительная справедливость казалась им несправедливой. Наконец, если есть рай, то мой отец должен быть там теперь счастлив. А я любим, как ни один человек на земле. Госпожа Фирмиани дала мне больше, чем счастье, она наделила меня чуткостью, которой мне, может быть, недоставало. Поэтому я называю ее моей дорогой совестью, одним из тех слов любви, которые отвечают иным тайным движениям сердца. Честность приносит выгоду: я надеюсь, что вскоре разбогатею без чужой помощи, я занимаюсь теперь разрешением одной промышленной проблемы, и если достигну успеха, то заработаю миллионы.
— Дитя мое, у тебя душа твоей матери, — сказал старик, с трудом удерживая слезы, которые увлажнили его глаза при мысли о сестре.
В эту минуту, несмотря на расстояние, отделявшее жилище Октава де Кана от мостовой, молодой человек и его дядя услышали шум подъехавшего экипажа.
— Это она, — сказал Октав, — я узнаю ее лошадей по тому, как они остановились.
Действительно, г-жа Фирмиани не замедлила появиться.
— Ах! — произнесла она с досадой при виде господина де Бурбонна. — Но наш дядюшка не будет лишним, — поправилась она, слегка улыбнувшись. — Я хотела смиренно стать на колени перед супругом, умоляя его принять мое состояние. Австрийское посольство только что прислало мне документ, подтверждающий смерть Фирмиани. Благодаря австрийскому послу в Константинополе эта бумага составлена по всем правилам и к ней приложено завещание, которое хранил слуга, чтобы отдать его мне. Октав, вы можете все это принять. Итак, ты богаче, чем я, у тебя здесь сокровища, к которым только Бог может что-нибудь прибавить, — продолжала она, указывая на сердце своего мужа.
Затем, не в состоянии скрыть своего счастья, она спрятала голову на груди Октава.
— Племянница моя, некогда и у нас были увлечения, теперь любите вы, сказал дядя. — Вы принадлежите к лучшей и красивейшей части человечества; поэтому вы не виноваты в своих ошибках, они всегда исходят от нас.
Париж, февраль 1832 г.
КОММЕНТАРИИ
Рассказ «Госпожа Фирмиани» впервые был опубликован в феврале 1832 года в журнале «Ревю де Пари». Отдельным изданием рассказ вышел в октябре того же года в сборнике Бальзака «Новые философские рассказы». В 1835 и 1839 годах Бальзак печатает этот рассказ в «Сценах парижской жизни». Лишь в 1842 году в своем первом прижизненном издании «Человеческой комедии» Бальзак окончательно переносит рассказ «Госпожа Фирмиани» из раздела «Сцены парижской жизни» в раздел «Сцены частной жизни».
Примечания
1
Флориан, Жан Пьер (1755–1794) — французский писатель, автор басен и пасторальных повестей.
2
Сен-Жерменское предместье — во времена Бальзака — аристократический район Парижа.
3
Квартал Марэ — квартал Парижа, населенный по преимуществу ремесленниками и торговцами.
4
Деревянные башмаки (Socques) — уличная обувь французских простолюдинов.
5
Заговор Малле. — Малле, Клод-Франсуа (1751–1812) — французский генерал-республиканец; в 1812 году в Париже возглавил неудачно окончившийся антибонапартистский заговор. Был предан военному суду и расстрелян вместе с сообщниками.
6
Аббат де Кан, Франсуа (1634–1723) — ученый и нумизмат.
7
Черная шайка — так назывались в период Реставрации скупщики родовых аристократических имений, предназначенных на снос.
8
Карл Моор — персонаж драмы Шиллера «Разбойники» (1781), однако Бальзак допустил описку: из контекста рассказа следует, что речь должна идти не о Карле Мооре, а о его коварном брате Франце Мооре, который, прибегнув к обману, выставил Карла перед отцом развратным, беспутным гулякой.
9
«Котидьен» — орган крайних роялистов.
10
«Моисей» — «Моисей в Египте» (1818) — опера итальянского композитора Россини.
11
…одновременно видеть в ней Жанну д'Арк или Агнессу Сорель. — Жанна д'Арк (1412–1431) — национальная героиня французского народа, простая крестьянка, возглавившая в ходе Столетней войны (1337–1453) борьбу французского народа против английских захватчиков. Агнесса Сорелъ (1409–1450) — фаворитка французского короля Карла XII.